М значит Магия - Гейман Нил - Страница 27

За свою короткую жизнь Бод хорошо усвоил некоторые вещи. Несколько лет тому назад он съел огромное количество зеленых и очень кислых яблок с этого дерева и, несколько дней подряд мучаясь от боли в животе, страшно об этом жалел под наставления миссис Оуэнс, которая объясняла ему, что зеленые яблоки есть нельзя. Теперь он ждал, пока яблоки созреют, и никогда не ел больше одного или двух за раз. Но под деревом Боду всегда хорошо думалось.

Он вскарабкался по стволу к своему любимому месту в развилке двух ветвей и посмотрел вниз, на бедняцкое кладбище, на густые заросли сорняков и травы, едва видные в лунном свете. Интересно, была ли ведьма старой и путешествовала ли в избушке на куриных ногах? А может, она была тощей и носатой и носила огромный колпак на голове?

Бод вдруг почувствовал, что голоден. Было бы здорово, если бы на дереве осталось хоть одно яблочко. Хоть одно…

Он посмотрел наверх. Точно, там висело яблоко. Красное и спелое. Бод очень гордился своим умением лазить по деревьям. Он хватался за ветки, подтягивался, взбираясь все выше и выше, и представлял, что он – Сайлас, скользящий по отвесным стенам колокольни. Яблоко было темно-красным, почти черным в лунном свете. Бод осторожно полз по ветке, пока яблоко не оказалось прямо над ним. Он потянулся, и пальцы скользнули по гладкой кожице плода.

Но попробовать яблоко не удалось.

Раздался громкий, как выстрел охотника, треск, и ветка под мальчиком подломилась.

Он лежал летней ночью в зарослях сорняка, скрючившись от острой, как бритва, и резкой, как гром, боли.

Земля под ним оказалась относительно мягкой и странно теплой. Бод опустил руку и нащупал что-то, похожее на теплый мех. Он умудрился приземлиться на компостную кучу, куда кладбищенский садовник сбрасывал скошенную траву. Она смягчила падение. И все-таки Бод чувствовал боль в груди и ноге.

Он застонал.

– Тише, мальчик, тише, – раздалось откуда-то сзади. – Как ты здесь оказался? Как с неба упал. Где это ты был?

– На яблоне, – ответил Бод.

– А-а. Дай-ка я посмотрю на твою ногу. Вдруг она сломалась, как ветка? Я ее перевяжу. – Холодные пальцы стали ощупывать его левую ногу. – Нет, не сломана. Есть растяжение, а возможно, вывих. Тебе дьявольски повезло, что ты упал в компост, парень. Это еще не конец света.

– Спасибо, – сказал Бод, – хотя мне все-таки больно.

Он обернулся и посмотрел на незнакомку.

Она была постарше его, но ненамного. Выражение ее лица нельзя было назвать ни приветливым, ни злым. Скорее обеспокоенным. Глаза умные, но красивой незнакомку уж точно не назовешь.

– Я – Бод, – представился он.

– Ты живой? – спросила она.

Бод кивнул.

– Я так и подумала. Мы слышали о тебе даже здесь, на бедняцком кладбище. Как тебя зовут?

– Оуэнс, – ответил он. – Просто Оуэнс. Если короче – Бод.

– Как поживаешь, мастер Оуэнс?

Бод оглядел незнакомку с ног до головы. На ней была простая белая сорочка, волосы мышиного цвета свисали почти до пояса. В лице девушки было что-то от гоблинов – намек на улыбку искажал одну его сторону, в то время как другая была абсолютно неподвижна.

– Ты самоубийца? – спросил он. – Или украла шиллинг?

– Я никогда и ничего ни у кого не крала, – ответила она. – Даже носового платка, – добавила она с независимым видом. – Самоубийцы все там, за боярышником, а висельники – рядом с ежевикой, оба. Один из них был фальшивомонетчиком, другой – вообще разбойник с большой дороги, как он утверждает, хотя я в этом сильно сомневаюсь. Скорее всего, он был просто бродягой.

– А-а, – протянул Бод и с подозрением спросил: – Мне говорили, что здесь похоронена ведьма.

Она кивнула.

– Ее утопили, а тело потом сожгли и прах похоронили здесь, не поставив даже простого камушка, чтобы отметить могилу.

– Это тебя утопили и сожгли?

Она присела на кучу скошенной травы рядом с ним и приложила ледяные руки к его вывихнутой ноге.

– Они пришли в мой маленький дом на рассвете, когда я еще не проснулась, и выволокли в поле. «Ты ведьма!» – кричали они. Они были толстыми и розовыми, как поросята, которых отмыли перед ярмаркой. Один за другим они вставали, протягивали руки к небу и кричали, что из-за меня скисло молоко и охромели лошади. Потом самая толстая и самая розовая, самая отмытая из них, миссис Дженима, возвела руки к небу и закричала, что Соломон Поррит больше даже не смотрит в ее сторону, а кружит вокруг прачечной, как пчела вокруг горшка с медом, что только из-за моего колдовства он стал таким и с бедного молодого человека нужно снять порчу. Они привязали меня к позорному стулу [11]и столкнули в грязный пруд, говоря при этом, что если я ведьма, то не смогу утонуть. При этом их совершенно не заботило, что, если я не ведьма, то действительно утону. Отец миссис Дженимы раздал всем по серебряной монетке, чтобы меня держали под грязно-зеленой водой как можно дольше и не давали всплыть, пока я не захлебнусь.

– И ты захлебнулась?

– Конечно. Набрала полные легкие воды. Вот и все.

– О, – проговорил Бод, – значит, ты все-таки не была ведьмой.

Девушка взглянула на него блестящими, похожими на бусинки глазами и усмехнулась одной стороной губ. Она все еще была похожа на гоблина, только теперь на симпатичного гоблина. Бод подумал, что ей совсем не нужно было колдовство, чтобы приворожить Соломона Поррита, с такой-то улыбкой.

– Какая чушь! Конечно, я была ведьмой. Они узнали об этом, как только отвязали меня от позорного стула, почти мертвую, в водорослях и тине. Я закатила глаза и прокляла всех и каждого, кто этим утром выволок меня в поле, сказала, что ни один из них никогда не будет похоронен в могиле. Я сама удивилась, насколько легко проклятие слетело у меня с губ. Это было как танец. Как будто ноги сами начали выбивать ритм, который уши раньше никогда не слышали, просто так, ни с того ни с сего. – Она встала, подпрыгнула и закружилась, босые ступни засверкали в лунном свете. – Я прокляла их с последним вздохом заполненных водой легких. А потом умерла. Они сожгли мое тело в поле. Потом выкопали яму на кладбище для нищих, ссыпали туда пепел и закопали. Они даже не потрудились поставить на могилу хоть какой-то камень с моим именем. – Она наконец замолчала и на мгновение задумалась.

– И никто из них не был похоронен в могиле? – спросил Бод.

– Никто, – сверкнув глазами, ответила девушка. – В следующую же субботу, после того как они утопили и поджарили меня, мистеру Поррингеру доставили ковер, прямо из Лондона. Это был чудесный ковер, из прочной шерсти, добротный, но в его узорах притаилась чума, и уже к понедельнику пятеро из моих убийц кашляли кровью, кожа их стала черной, как моя при сожжении. Через неделю чума забрала большинство жителей деревни, и их тела как попало побросали в яму, которую вырыли далеко за городом.

– Все жители деревни умерли?

Она пожала плечами.

– Все, кто смотрел, как меня топят и жгут. Как твоя нога?

– Лучше, – ответил он. – Спасибо.

Бод медленно встал, хромая, отошел от компостной кучи и облокотился о железную изгородь.

– Так ты всегда была ведьмой? – спросил он. – И до того, как их прокляла?

Она фыркнула:

– Можно подумать, для того чтобы заставить Соломона Поррита кружить вокруг моего дома, нужно колдовство.

«Ведьма», – подумал Бод про себя, так и не получив ответа на свой вопрос.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– У меня нет даже надгробья, – произнесла она, и уголки ее губ опустились. – Я могу быть кем угодно, так ведь?

– Но у тебя должно быть имя.

– Лиза Хемпсток, если ты так настаиваешь, – огрызнулась она и добавила: – Разве я много хочу? Всего лишь какого-то знака на моей могиле. Я же там, внизу, под землей. А надо мной одни сорняки. – Она на мгновение показалась Боду такой грустной, что ему захотелось ее обнять. И когда мальчик уже пролезал сквозь прутья забора, его осенило. Он найдет Лизе Хемпсток камень и высечет на нем ее имя. Он сделает так, чтобы она улыбнулась.