Приход ночи - Азимов Айзек - Страница 48

• Предыдущая
• 48/74
• Следующая

– Только взглянул, – с долей грусти ответил Ширин. – А потом убежал и спрятался. Послушай, парень, давай-ка выбираться отсюда.

– Попробую сначала найти Фаро,

– Если он уцелел, он где-то снаружи. А если нет, ты ничем не можешь ему помочь.

– А вдруг он лежит где-нибудь под грудой тел?

– Нет. Этих людей лучше не трогать. Они пока еще ошарашены, но как знать, что будет, если их растревожить. Безопаснее всего убраться отсюда. Я хочу посмотреть, как дела в Убежище. И самое умное, что ты можешь сделать – это пойти со мной.

– Но Фаро…

– Прекрасно, – вздохнул Ширин. – Давай поищем Фаро. А заодно Бинея, Агора, Теремона и остальных.

Но это была безнадежная затея. Минут десять они заглядывали под груды мертвых, бессознательных и полубессознательных тел в вестибюле – но своих среди них не оказалось. Искаженные страхом и безумием лица ужасали. Некоторые, потревоженные, начинали шевелиться, пускать пену и жутко бормотать. Один ухватился за топорик Ширина – пришлось стукнуть его обухом. На верхний этаж пройти было невозможно: лестницу заваливали тела и куски отбитой штукатурки. На полу скопились лужицы грязной воды. Едкий запах дыма был невыносим.

– Вы правы, – сказал наконец Йимот. – Пойдемте.

Ширин первым вышел на солнечный свет. После всего пережитого золотой Онос показался ему самым желанным зрелищем во вселенной, хотя глаза психолога и отвыкли от яркого света после стольких часов во Тьме. Солнце ударило его почти с осязаемой силой, и несколько мгновений он стоял, моргая и приучая глаза к свету. Когда же он снова прозрел, то ахнул от того, что увидел.

– Вот ужас, – проговорил Йимот.

Снова трупы. И безумцы, бродящие кругом с нестройным пением. Обгорелые машины на обочине дороги. Деревья и кусты, переломанные слепой чудовищной силой. И вдалеке – зловещая пелена дыма над башнями Саро.

Хаос, хаос, хаос.

– Значит, вот как он выглядит, конец света, – спокойно сказал Ширин. – И мы с тобой пережили его. – Он горько рассмеялся. – Хороша парочка. Во мне на сто фунтов весу больше, чем надо, а в тебе на сто меньше. И все-таки мы живы. Интересно, выкарабкался ли Теремон. Уж кому-кому, а ему это должно было удастся. Вот на нас с тобой я бы ни гроша не поставил. Убежище на полдороги между городом и обсерваторией. Дойдем туда за полчаса, если ничего не случится. Вот возьми-ка.

Ширин подобрал толстую дубинку, оброненную одним из погромщиков, и кинул Йимоту, который неуклюже поймал ее и долго таращил на нее глаза, словно не зная, что это за предмет.

– Что мне с ней делать?

– Соври себе, что размозжишь ею голову тому, кто на нас нападет. Как я вру себе, что буду защищаться топориком. Да и буду, если понадобится. Перед нами новый мир, Йимот. Пошли. И будь начеку.

Тьма еще стояла над миром, и Звезды заливали Калгаш потоками адского света, когда Сиферра 89-я выбралась из разоренной обсерватории. Но на востоке уже занималась розовая заря – первый, вселяющий надежду знак, что солнца вернутся на небо.

Сиферра стояла на газоне перед обсерваторией, широко расставив ноги, откинув голову, и дышала, глубоко втягивая воздух в легкие.

Разум ее безмолвствовал. Она не знала, сколько часов прошло с тех пор, как небо почернело и Звезды ударили в мозг, словно рев миллионов труб. Всю ночь она, как в тумане, блуждала по коридорам обсерватории, не в силах найти выход, отбиваясь от сумасшедших, бросавшихся на нее со всех сторон. Ей не приходило в голову, что она тоже сумасшедшая. В ее мозгу осталось одно стремление: выжить. И она била по рукам, которые ее хватали, отражала удары дубинок такой же дубинкой, которую отняла у одного из упавших, увертывалась от вопящих маньяков, которые, взявшись за руки по шесть-восемь человек, носились по коридорам, топча всех, кто попадался на пути.

Ей казалось, что в обсерватории буйствует миллионная толпа. Куда ни поверни – везде обезумевшие рожи, выпученные глаза, разинутые рты, высунутые языки, пальцы, скрюченные, как когти. Они крушили все. Сиферра давно потеряла и Бинея, и Теремона. Ей смутно вспоминался Атор, окруженный десятком-другим орущих громил – его пышная белая грива возвышалась над ними, а потом его сбросили вниз, и он пропал из виду.

Больше Сиферра ничего не могла вспомнить толком. Все затмение она металась туда-сюда, словно крыса в лабиринте. Она не знала плана обсерватории, но ей не так уж трудно было бы найти выход, будь она в здравом уме. Теперь же, когда Звезды неумолимо сверкали из каждого окна, ее мозг словно долбили ледорубом. Она не могла думать. Не могла думать. Не могла думать. Могла только бегать взад-вперед, отпихивать от себя злобных идиотов, прокладывать дорогу сквозь тесные группы оборванцев, отчаянно и безуспешно разыскивая один из выходов. Так оно и шло час за часом, словно в бесконечном сне.

И вот она, наконец, выбралась наружу. Она не знала, как ей это удалось. Перед ней вдруг оказалась дверь – в конце коридора, по которому она определенно пробегала уже тысячу раз. Сиферра толкнула дверь, та поддалась, в лицо ударила холодная струя воздуха, и Сиферра вышла.

Город горел. Она видела вдалеке зарево, яростный красный отсвет на темном небе.

Со всех сторон слышались вопли, рыдания, дикий смех.

Чуть пониже на склоне какие-то мужчины зачем-то валили дерево – тянули за ветки, напрягались, выдирали его с корнями из земли голыми руками. Сиферра не могла понять, зачем они это делают – они, должно быть, тоже.

Другие мужчины переворачивали машины на стоянке у обсерватории. Сиферра спросила себя, нет ли там и ее машины, но вспомнить не смогла. Она вообще почти ничего не помнила. Даже собственное имя далось ей с трудом.

– Сиферра, – сказала она вслух. – Сиферра 89-я.

Сиферра 89-я.

Ей нравилось, как оно звучит. Это было хорошее имя. Так звали ее мать – а может быть, бабушку. Она не знала хорошенько.

– Сиферра 89-я, – снова сказала она. – Я – Сиферра 89-я.

Она попыталась вспомнить свой адрес. Бесполезно – мешанина каких-то цифр.

– Посмотри на Звезды! – завопила какая-то женщина, проносясь мимо. – Посмотри на Звезды и умри!

– Нет, – спокойно ответила Сиферра. – Зачем же мне умирать?

Однако на Звезды все же посмотрела. Теперь она к ним почти уже привыкла. Они были как яркие – очень яркие – огоньки, так густо посаженные, что как будто сливались, образуя единую блестящую ткань, вроде сияющего плаща, наброшенного на небо. Посмотрев на них чуть дольше двух секунд, Сиферра как будто стала различать отдельные светлые точки, ярче тех, что их окружали, мерцающие со странной силой. Но дольше пяти-шести секунд смотреть на них она не могла: мощь этого мерцающего огня одолевала ее, по коже головы бежали мурашки, лицо начинало гореть – приходилось опускать голову и тереть точку между глаз, где вспыхивала острая, злая боль.

Она пересекла стоянку, не обращая внимания на шедший вокруг разгром, и вышла на дорогу, идущую вдоль по склону Обсерваторией Горы. Какой-то участок ее мозга, еще продолжавший действовать, подсказал ей, что это дорога в университетский городок. Впереди виднелись корпуса университета – те, что повыше.

Там и сям из крыш вырывалось пламя. Горела колокольня, горел театр, горел Студенческий архив.

Надо спасти таблички, сказал в голове у Сиферры голос, в котором она узнала ивой собственный.

Таблички? Какие таблички?

Таблички из Томбо.

Ну да. Конечно. Она ведь археолог, верно? Да-да. Археологи занимаются тем, что откапывают разные древние предметы. Как она делала недавно на том месте… на Сагимоте? На Бекликане? Как-то похоже. И нашла там таблички с доисторическими текстами. Древние таблички. Большая археологическая редкость. Очень ценные. То место называлось Томбо.

Ну как ты? – спросила она себя.

И ответила: Прекрасно.

Сиферра улыбнулась. С каждой минутой ей становилось лучше. Это розовая заря на востоке приносит мне исцеление, думалось ей. Приближалось утро: солнце, Онос, готовилось взойти на небо. К его восходу Звезды стали не такими яркими, не такими страшными. Они быстро бледнели. Те, что на востоке, уже уступили растущей силе Оноса. Даже на другой половине неба, где еще царила Тьма и Звезды кишели, словно мальки в пруду, они уже понемногу теряли свой грозный блеск. Теперь Сиферра могла смотреть на небо по несколько секунд, не ощущая болезненной пульсации в голове. Разум ее прояснялся. Она вспомнила, где живет, где работает и что делала в предыдущий вечер.

• Предыдущая
• 48/74
• Следующая