Приход ночи - Азимов Айзек - Страница 36

• Предыдущая
• 36/74
• Следующая

– Более того, – добавил Агор. – У них хранится весь наш астрономический архив – за исключением тех наблюдений, которые мы сделаем сегодня вечером. Эти записи будут иметь первостепенное значение для будущего цикла – а остальное пусть идет к дьяволу.

Теремон испустил тихий долгий свист:

– Значит, вы совершенно уверены, что все пойдет так, как вами предсказано?

– А как же иначе? – резко спросила Сиферра. – Когда мы увидели, что катастрофа неизбежна…

– Ну да, – подхватил журналист, – вы стали к ней готовиться. Ибо вы владеете Истиной. И Апостолы тоже владеют Истиной. Хотел бы я хоть наполовину быть в чем-то уверен так, как вы, познавшие Истину.

– А я хотела бы, – огрызнулась Сиферра, – чтобы вы в этот вечер оказались на пылающих улицах. Но нет – вы здесь и в безопасности, хотя и не заслуживаете этого!

– Успокойтесь, – сказал Ширин, беря Теремона под руку. – Не стоит раздражать людей, мой друг. Пойдемте куда-нибудь, где нас никто не услышит, и поговорим.

– Хорошая мысль, – сказал Теремон, не двигаясь однако с места. За столом начали играть в стохастические шахматы, и журналист некоторое время непонимающе следил за несколькими игроками, быстро и молчаливо совершающими свои ходы. Должно быть, его удивляла их способность сосредоточиться на игре при всей их уверенности в том, что до конца света осталось всего несколько часов.

– Пойдемте, – снова предложил Ширин.

– Да-да.

Они вышли в холл, и Биней последовал за ними.

С ума можно сойти от этого человека, подумала Сиферра.

Она смотрела на яркий диск Довима, яростно пылающий в небе. Неужели за последние несколько минут стало еще темнее? Нет-нет, это невозможно. Довим пока еще здесь. Просто игра воображения. Небо с одним только Довимом на нем выглядело странно. Сиферра никогда раньше не видела такого глубокого пурпурного оттенка. Однако до темноты было далеко: сумрачно, да, но все же достаточно светло, и все ясно видно, несмотря на кажущуюся слабость одного маленького солнца.

Сиферра снова вспомнила о своих пропавших табличках – и выбросила их из головы.

«Шахматисты хорошо придумали, – сказала она себе. – Ты тоже сядь и расслабься. Если сумеешь».

Ширин прошел в комнату рядом, где стулья были помягче, на окнах висели плотные красные шторы, а на полу лежал бордовый ковер. В красновато-кирпичном свете, который лил в окно Довим, все вокруг казалось покрытым засохшей кровью.

Ширин был удивлен, встретив Теремона в обсерватории этим вечером – после всех издевательских статей, которые тот написал, и всех ушатов холодной воды, которые тот вылил на кампанию Атора по подготовке страны к катастрофе. В последние недели Атор просто зверел при упоминании имени Теремона – и вот, однако же, уступил и допустил журналиста наблюдать затмение.

Странно это и немного тревожно. Видимо, прочная основа, из которой соткана личность старого астронома, стала сдавать – не только гнев Атора, но и самый его характер не может устоять перед надвигающейся катастрофой.

Немало удивляло Ширина и то, что в обсерватории присутствует он сам. Он решился на это в последний момент, под влиянием внезапного импульса, что случалось с ним редко. Лилиат пришла в ужас. Ширин и сам ужаснулся. Он не забыл еще того, что испытал за те несколько минут в Таинственном Туннеле.

Но он сознавал, что должен быть в обсерватории, как раньше сознавал, что должен посетить Туннель. Пусть все считают его таким раскормленным бодрячком, академическим поденщиком – Ширин под слоем жира остается ученым. Тьма интересовала его на протяжении всей его деятельности. Как же он сможет быть дальше, если во время прихода Тьмы, которая бывает раз в две тысячи лет, предпочтет спокойненько отсидеться под землей?

Его долг – быть здесь. Присутствовать при затмении. Видеть, как Тьма овладеет миром.

– Я начинаю сомневаться, – с неожиданной откровенностью сказал ему Теремон, – прав ли я был в своем скептицизме, Ширин.

– Правильно сомневаетесь.

– Вот-вот. Стоит посмотреть на Довим – на этот нездешний красный свет, заливающий все вокруг. Знаете, я бы сейчас не пожалел десяти кредиток за хорошую порцию белого. За хороший, крепкий «особый тано». Не помешало бы и на небе увидеть Тано и Ситу – а еще лучше Онос.

– Онос взойдет утром, – сказал, входя, Биней.

– Он-то взойдет, а мы? – И Ширин усмехнулся, чтобы приглушить горечь своих слов. – Нашему другу журналисту пришла охота чего-нибудь хлебнуть, Биней.

– У Атора будет припадок. Он всем наказал сегодня быть трезвыми.

– Значит, ничего, кроме воды, тут не найдется?

– Ну-у…

– Давай, Биней. Атор сюда не зайдет.

– Пожалуй.

Биней присел и достал из шкафчика под окном бутылку с красной жидкостью, призывно булькнувшую при встряхивании.

– Так и знал, что Атор ее здесь не обнаружит. Вот! У нас только одна емкость для питья – отдаем ее тебе, как гостю, Теремон. Мы с Ширином можем пить из бутылки. – И он с бесконечной осторожностью наполнил крошечную чашечку.

– Когда мы с тобой познакомились, Биней, ты в рот не брал спиртного, – засмеялся Теремон.

– То тогда, а то теперь. Времена настали тяжелые, и я учусь. Хорошая выпивка здорово помогает расслабиться.

– Я тоже слыхал, – согласился Теремон и отпил глоток. Это было красное вино, терпкое и кислое – должно быть, дешевое молодое вино из какой-то южной провинции. Такое мог купить только закоренелый трезвенник вроде Бинея, не понимающий, что к чему. Ну, да все лучше, чем ничего.

Биней отхлебнул из бутылки и передал ее Ширину. Психолог запрокинул ее и долго не отрывал ото рта. Потом с удовлетворенным ворчанием опустил и сказал Бинею:

– Атор сегодня какой-то странный. Даже с учетом чрезвычайных обстоятельств. Что с ним?

– Должно быть, беспокоится за Фаро с Йимотом.

– За кого?

– Это наши молодые аспиранты. Должны были явиться несколько часов назад, а их до сих пор нет. И Атору, конечно, ужасно не хватает людей, поскольку все по-настоящему ценные сидят в Убежище.

– Думаешь, они дезертировали? – спросил Теремон.

– Кто, Йимот и Фаро? Нет, конечно. Они не из таких. Они бы все отдали, лишь бы быть здесь и делать замеры, когда начнется затмение. Но вдруг в Саро начались волнения, и ребята попали в переделку? Ладно, думаю, рано или поздно они явятся. Только если их не будет до критической фазы, мы рискуем не управиться с работой. Поэтому, наверно, Атор и волнуется.

– Не уверен, – сказал Ширин. – Он, естественно, думает об отсутствующих, но дело не только в этом. Он так вдруг постарел. У него такой измученный, даже побежденный вид. В последний раз, когда я его видел, это был борец – он только и говорил, что о возрождении общества после затмения. Истинный Атор, железный человек. А теперь я вижу какую-то грустную, усталую, жалкую старую развалину, покорно ожидающую конца. То, что он даже не потрудился вышвырнуть Теремона…

– Он пытался, – сказал Теремон. – Биней и Сиферра его отговорили.

– Вот-вот. Ты когда-нибудь видел, Биней, чтобы Атора от чего-то отговорили? Передай-ка мне вино.

– Может, это я виноват, – заметил Теремон. – И вся моя писанина против его плана создать убежища по всей стране. Если он действительно верит, что через пару часов опустится Тьма и все человечество лишится разума…

– Верит, – подтвердил Биней. – Как и все мы.

– Тогда отказ правительства воспринять его предупреждение всерьез должен был стать для Атора сокрушительным поражением. И я тоже в ответе за это. Если окажется, что вы были правы, никогда себе не прощу.

– Не обольщайтесь, Теремон, – сказал Ширин. – Пиши вы хоть по пять колонок в день, призывая всех готовиться к великому дню, правительство все равно ничего не стало бы делать. А пожалуй, отнеслось бы к Атору еще менее серьезно, если это возможно, выступи только на его стороне популярный журналист, поборник правды.

– Спасибо. Ценю ваше отношение. Там вино еще осталось? Вот и с Сиферрой у меня сложности. Она меня так презирает, что даже говорить со мной не хочет.

• Предыдущая
• 36/74
• Следующая