Лермонтов и Москва. Над Москвой великой, златоглавою - Блюмин Георгий Зиновьевич - Страница 23

• Предыдущая
• 23/51
• Следующая

«Талисман» – это упомянутое в экспромте Лермонтова одно из стихотворений Евдокии Ростопчиной, которую в свете называли Додо. Подобно другим красавицам из «Книги судеб», она, урожденная Сушкова, вскоре после лермонтовского экспромта вышла замуж в 1833 году. Ее мужем стал граф А.Ф. Ростопчин (1813–1892), сын московского генерал-губернатора Ф.В. Ростопчина, а она, таким образом, сделалась графинею. Помимо московского дома часто посещала подмосковную усадьбу Вороново в Подольском уезде, принадлежавшую Ростопчиным. Была хорошей знакомой А.С. Пушкина, которого впервые увидела 8 апреля 1827 года на пасхальном гулянье «под Новинским» в Москве (позднее ул. Чайковского).

Евдокия Петровна Ростопчина. Художник П.Ф. Соколов

Вместе с мужем графиня Е. Ростопчина осенью 1836 года переехала в Петербург, где часто приглашала на свои обеды к себе в дом Жуковского, Пушкина, Вяземского и других известных литераторов. Юный Лермонтов увлекался Ростопчиной, когда та была еще Сушковой, познакомившись с нею через ее брата С.П. Сушкова, товарища поэта по Московскому благородному пансиону. Екатерина Сушкова, о которой речь пойдет ниже, приходилась графине двоюродной сестрой.

В последний приезд М.Ю. Лермонтова в Петербург он дружески сблизился с Евдокией Ростопчиной. Это произошло в начале 1841 года. К тому моменту Ростопчина была уже известной поэтессой. В своей книге «Воспоминания» она рассказывает, в частности, о прощальном ужине в семье историка Н.М. Карамзина, когда друзья Лермонтова собрались, провожая его на Кавказ. Это было 12 апреля 1841 года. При этом сыну историка Андрею Николаевичу Карамзину (1814–1854) и графине Евдокии Ростопчиной Михаил Юрьевич Лермонтов «…только и говорил об ожидавшей его скорой смерти». Прощаясь, поэт подарил графине альбом, в который своей рукой вписал посвященное ей стихотворение «Я верю: под одной звездою»:

Но еще и почти за месяц до прощального ужина графиня знала о печальных предчувствиях поэта. 8 марта 1841 года она посвящает Лермонтову стихотворение «На дорогу!», в котором верит в благополучное его возвращение: «И минет срок его изгнанья, и он вернется невредим…» Когда в скором времени в Петербург придет скорбная весть, Ростопчина вспомнит этот прощальный вечер в своих стихах:

Вскоре после отъезда Лермонтова на Кавказ Ростопчина передала его бабушке Е.А. Арсеньевой только что вышедший сборник своих стихотворений с надписью: «Михаилу Юрьевичу Лермонтову в знак удивления к его таланту и дружбы искренной к нему самому. Петербург, 20-е апреля 1841». И в письме от 28 июня 1841 года М.Ю. Лермонтов просит бабушку выслать ему эту книгу.

Поселившись в доме Арсеньевых в Петербурге, куда он приехал для поступления в Школу юнкеров, Лермонтов не порывает внутренние связи со своей родиной – Москвой. Настоящим гимном родному городу является «Панорама Москвы», сочинение юнкера Лермонтова в прозе, написанное по заданию преподавателя русского языка и литературы Василия Тимофеевича Плаксина (1795–1869). Соученик поэта Н.Н. Манвелов вспоминал, что, прочитав поэму «Хаджи Абрек» (напечатанную без ведома автора в «Библиотеке для чтения»: 1835. № 8. Август), Плаксин с кафедры приветствовал в Лермонтове «будущего поэта России». Приведу здесь полный текст этого школьного сочинения М.Ю. Лермонтова.

ПАНОРАМА МОСКВЫ

Кто никогда не был на вершине Ивана Великого, кому никогда не случалось окинуть одним взглядом всю нашу древнюю столицу с конца в конец, кто ни разу не любовался этою величественной, почти необозримой панорамой, тот не имеет понятия о Москве, ибо Москва не есть обыкновенный большой город, каких тысяча; Москва не безмолвная громада камней холодных, составленных в симметрическом порядке… нет! У нее есть своя душа, своя жизнь. Как в древнем римском кладбище, каждый ее камень хранит надпись, начертанную временем и роком, надпись, для толпы непонятную, но богатую, обильную мыслями, чувством и вдохновением для ученого, патриота и поэта!.. Как у океана, у нее есть свой язык, язык сильный, звучный, святой, молитвенный!.. Едва проснется день, как уже со всех ее златоглавых церквей раздается согласный гимн колоколов, подобно чудной, фантастической увертюре Беетговена, в которой густой рев контр-баса, треск литавр, с пением скрыпки и флейты образуют одно великое целое; и мнится, что бестелесные звуки принимают видимую форму, что духи неба и ада свиваются под облаками в один разнообразный, неизмеримый, быстро вертящийся хоровод!..

О, какое блаженство, внимать этой неземной музыке, взобравшись на самый верхний ярус Ивана Великого, облокотясь на узкое мшистое окно, к которому привела вас истертая, скользкая витая лестница, и думать, что весь этот оркестр гремит под вашими ногами, и воображать, что все это для вас одних, что вы царь этого невещественного мира, и пожирать очами этот огромный муравейник, где суетятся люди, для вас чуждые, где кипят страсти, вами на минуту забытые!.. Какое блаженство разом обнять душою всю суетную жизнь, все мелкие заботы человечества, смотреть на мир – с высоты!

На север перед вами, в самом отдалении на краю синего небосклона, немного правее Петровского замка, чернеет романтическая Марьина роща, и пред нею лежит слой пестрых кровель, пересеченных кое-где пыльной зеленью бульваров, устроенных на древнем городском валу; на крутой горе, усыпанной низкими домиками, среди коих изредка лишь проглядывает широкая белая стена какого-нибудь боярского дома, возвышается четырехугольная, сизая, фантастическая громада – Сухарева башня. Она гордо взирает на окрестности, будто знает, что имя Петра начертано на ее мшистом челе! Ее мрачная физиономия, ее гигантские размеры, ее решительные формы, все хранит отпечаток другого века, отпечаток той грозной власти, которой ничто не могло противиться.

Ближе к центру города здания принимают вид более стройный, более европейский; проглядывают богатые колоннады, широкие дворы, обнесенные чугунными решетками, бесчисленные главы церквей, шпицы колоколен с ржавыми крестами и пестрыми раскрашенными карнизами.

Еще ближе, на широкой площади, возвышается Петровский театр, произведение новейшего искусства, огромное здание, сделанное по всем правилам вкуса, с плоской кровлей и величественным портиком, на коем возвышается алебастровый Аполлон, стоящий на одной ноге в алебастровой колеснице, неподвижно управляющий тремя алебастровыми конями и с досадою взирающий на кремлевскую стену, которая ревниво отделяет его от древних святынь России!..

На восток картина еще богаче и разнообразнее: за самой стеной, которая вправо спускается с горы и оканчивается круглой угловой башнею, покрытой, как чешуею, зелеными черепицами; немного левее этой башни являются бесчисленные куполы церкви Василия Блаженного, семидесяти приделам которой дивятся все иностранцы и которую ни один русский не потрудился еще описать подробно.

• Предыдущая
• 23/51
• Следующая