Имя для ведьмы - Первухина Надежда Валентиновна - Страница 8

– Вика…

– Что? – Я роняю тушь, и она закатывается под кровать. Черт с ней, так и пойду с одним ненакрашенным глазом. – Что?

– Скажи, зачем тебе это нужно?

Хороший вопрос, что бы он ни означал.

– О чем ты, Авдей?

– Тебе было плохо со мной? Ты скажи… Мне просто кажется, будто ты хочешь от меня избавиться…

В твоих же интересах, любимый, в твоих же интересах!

– Нет, все не так, Авдей. Поверь мне. Пока. И пожалуйста… давай все-таки пойдем гулять.

А я и не замечала, что в городе наступила весна!..

Можно сказать, я вообще не замечала этого города. Мне были безразличны его дневные грязные улицы, украшенные рекламными щитами – плодом творчества дизайнера с алкогольной зависимостью. Мне были чужды толпы суетливых и озлобленных людей, вечно спешащих, хмурых и хронически усталых. Просто я знала, что дневное уродство – расплата за ночную роскошь и красоту. Ночами я наблюдала этот город истинным зрением, и он становился разным в зависимости от того, какой зодиакальный знак главенствовал на небе. Овен погружал город в пьянящую истому карнавалов и фейерверков, которые устраивали духи огня. Рыбы начинали сезон дождей, и тогда из водосточных труб высовывались лукавые мордочки маленьких русалок, а в городском фонтане на главной площади плескался пузатый водяной, похожий на розового тюленя… А Дева приводила с собой целый взвод вампиров, коим был присущ элегантный декаданс. Среди ветвей тополей и каштанов зажигались ароматические свечи. А наследники графа Дракулы декламировали Бодлера и Эдгара По, сидя на крышах многоэтажек, и однажды даже поставили спектакль в развалинах недостроенного драматического театра. Ставили, между прочим, «Синюю птицу» Метерлинка, что свидетельствует о неуклонном повышении интеллектуального и эстетического уровня современных упырей.

Но такого Авдею не увидеть. Он создан для солнечного света, для дневных, обыденных человеческих радостей. Что, впрочем, тоже немало. Разве этого мало – видеть весну?

Мы удалялись из современного, блестевшего супермаркетами центра в глушь застроенных деревянными домиками улочек, осененных благодатью зазеленевших вишневых садов. Здесь царила патриархально-самоварная обстановка, пахло свежеиспеченными блинами, кудахтали куры, худые взлохмаченные козы оценивающе смотрели нам вслед… Авдея это веселило: как всякий квартирный московский человек, он полагал, что вся земля уже заасфальтирована и подключена к сети Интернет.

– Зачем ты сюда меня потащила? – влюбленно улыбаясь, вопрошал он.

– Эти улицы для меня связаны с… искусством, – говорила я. В действительности здесь жили три сестры-ворожеи, у которых я долго училась основам травознатства. И, идя среди провинциальной тишины, я стремилась созреть для заклятия. Хотя в глубине души осознавала, что просто оттягиваю время. Бессмысленно и бесполезно. Авдей должен меня забыть. И забудет!

Потом мы гуляли в старой крепости, оставшейся от городских первопоселенцев. Надо сказать, первопоселенцы постарались на совесть, выстроив эти мощные стены с узкими бойницами, круглыми угловыми башнями, крутыми лестницами. Из старой кладки пробивались бледные стебельки мать-и-мачехи, в Тайницкой башне гулял весенний ветер, шевелил обертку от «Сникерса»…

– Тебе здесь нравится?

– А можно я отвечу, что мне нравится везде, где есть ты?

– Можно. Писатели вообще живут штампами.

– И при этом ужас как на них наживаются. Вика, не ешь меня, я тебе еще пригожусь. За что ты так не любишь пишущую братию?

– Я? Не люблю? Я, по-твоему, всю ночь читала «Критику чистого разума»? Так, хватит, не лезь мне под юбку. Мы что, студенты архивного института – заниматься любовью в стенах исторического памятника? Или ты хочешь, чтобы здесь повесили памятную табличку: «Здесь такого-то числа…»

Он смеется и зажимает мне рот рукой. Смеется, а глаза грустные, как у щенка, который боится, что в любую минуту его, с улицы подобранного, на улицу и выгонят. Не бойся, милый, это скоро кончится.

Я ведь помню слова заклинания.

Я ведь сделаю это.

Не хочу.

В крепости нарастает шум. Гудят трубы, и сразу вслед за этим гнусавым звуком слышны вопли, как на стадионе.

– Террористы? – спрашивает Авдей и изображает панический страх.

Мы выглядываем из башни. Поле внутри крепости заполнено народом, разделенным на две категории: нормальные люди и ряженые. Нормальные люди сидят и стоят по краю утоптанного поля, пьют пиво и вопят, подбадривая ряженых. А ряженые, в смысле – одетые в разношерстные доспехи и бряцающие самодельным холодным оружием, собираются продемонстрировать нормальным людям, на какие подвиги способен клуб любителей старины, кроме плетения кольчуг из алюминиевой проволоки.

– О, тут будет битва! – азартно восклицает фантаст (эх, не зря я подумала, что его любимое оружие – шпага). – Малыш, пойдем смотреть!

Малыш? Я всегда предполагала, что вцеплюсь в физиономию тому, кто осмелится так меня называть. Не вцепилась. Иду, улыбаясь, смотреть на бой. Что любовь с людьми дела-ет, а?

Бой был впечатляющим. Мы уселись на притащенное кем-то бревно рядом с увлеченно глодавшими воблу парнями и узнали от них, что «эти козлы из «Серебряного грифона» бросили вызов нашим крутым пацанам из «Викингов». От «Грифона» выставили лоха по кличке Мерлин, у него шлем туфтовый, на клею, а меч ваще из фанеры». Зато «Викинги» выпустили на бой Илюху-берсерка, он противника уделывает за пять секунд – отскребать приходится.

– Да, – резюмировал Авдей. – И не подумаешь, что здесь кипят такие средневековые страсти. Илюха-берсерк – это тот, что с термосом на голове?

Я зашипела:

– Не иронизируй, а то побьют. Сам ты термос. Мальчик шлем клепал-клепал, а ты…

Авдей смотрит на меня невинным взором. Ничего, скоро взгляд станет другим – безразличным и пустым.

А пока – бой.

Нет, они все-таки неплохо дрались. Сознаюсь, пару выпадов я даже переняла бы, хоть и прошла отличную школу у одного из ночных посетителей библиотеки. Это был оборотень и жуткий дуэлянт, владеющий всем мыслимым холодным оружием. «Леди, – сказал он мне. – Люди лгут, когда говорят, что бриллианты – лучшие друзья девушки. Лучший друг девушки – рапира. Поверьте, вам пригодится». И я не стала отказываться от его уроков. Мы фехтовали в читальном зале, проносясь сквозь стены и столы, как две стремительные тени. Правда, пока мое искусство владеть клинком невостребовано…

А если появится Наташа?

Ну нет! Я подумаю об этом завтра! Завтра, когда Авдей будет уже далеко…

А сейчас он рядом и держит мою руку в своих ладонях, и шепчет мне на ухо всякие очаровательные фривольности, и его дыхание тепло щекочет мне ухо… И в соответствии с канонами сентиментального романа меня должны захлестнуть волны нежности и жалости. Не захлестывают. Не для того я родилась женщиной, чтобы стать бабой.

Мой разум остер, беспощаден и холоден, как скальпель патологоанатома. Без этого невозможно толково совершить заклинание, оно просто не сработает. Итак…

Эллоахим-ин-на…

– УРА!!!

Кругом победный вой и беснование. Что за черт… А, все понятно, пока я вспоминала, как быть ведьмой, закончился поединок между прославленным берсерком и жалким Мерлином. Причем победил именно жалкий Мерлин, чем и вызвал такую бурю восторга. Святая Вальпурга, даже мой возлюбленный скачет и рукоплещет как оглашенный! А я зажмуриваюсь от острого приступа головной боли. Соратники по Ремеслу меня поймут. Творить магию в момент мощного всплеска чужеродной ментальной энергии – все равно что поигрывать зажигалкой возле бензоколонки.

– Милая, тебе нехорошо?! – Авдей стискивает меня за плечи.

Черт, неужели я так бледно выгляжу?

– Нет, все нормально. – Я открываю глаза и стараюсь улыбнуться.

– Точно?

– Абсолютно.

– У тебя глаза печальные, Вика. Может, тебе скучно? Чем тебя развлечь?

Меня как черт дергает за язык.

– Ступай, сразись за мою честь. Я твоя Прекрасная Дама или кто?