Тропа Селим-хана (сборник) - Дружинин Владимир Николаевич - Страница 4
- Предыдущая
- 4/50
- Следующая
Вот это лучше всего! И откладывать незачем. Игорь достал из тумбочки конверт, бумагу, взболтал чернила в пузырьке. Но в ту же минуту во двор, с шумом уминая гальку, въехала машина. Игорь глянул в окно. Из машины вылезли два офицера. Он знал обоих. Коренастый полковник, с широким скуластым лицом, - Чулымов, начальник отряда. Другой, высокий, румяный, в ярко начищенных сапогах, - подполковник Нащокин из политотдела округа. С ними еще два офицера.
Нащокину и надо сказать про Гайку! Он политработник; обратиться можно прямо, минуя инстанции. Улучить только удобный момент…
К приезжим вышел Сивцов.
Он отдал рапорт, и голос его немного дрожал: уж очень внезапен этот визит! Он мысленно спрашивал себя, что могло их привести сюда и в такой спешке. Брызги грязи облепили машину.
- Мы к вам, - сказал Чулымов. - Покажите-ка, где у вас прошел кабан!
Сердце Сивцова сжалось.
- Здравствуй, Леонид, - просто сказал Нащокин.
Сивцов и Нащокин вместе учились, вместе окончили военную школу. Затем пути их разошлись. Нащокин, прослужив короткое время на заставе, где-то на Карпатах, получил оттуда назначение в политотдел отряда, а года два назад прибыл в Тбилиси.
- Что нового у вас? - спросил Чулымов.
- Все тихо, - ответил Сивцов. - Один предмет обнаружен в лесу…
Он вынес палку. Нащокин вытащил из планшетки большую линзу, внимательно оглядел находку, но ничего не сказал.
- А у нас есть сигнал, - веско произнес Чулымов.
Сивцов напрягся. Нет, ночной инцидент, оказывается, не исчерпан. В Месхетских горах таксаторы леса видели в бинокль двух пешеходов. Они мелькнули вдали, на горном хребте, и скрылись в ущелье, среди скал. Местность суровая, труднопроходимая, посещается редко. У таксаторов была рация; они послали депешу в свой трест, а оттуда позвонили пограничникам.
- Возможно, охотники? - тревожно сказал Сивцов.
Он знал, что на границе бывает и ложная тревога. В большинстве случаев неизвестные, вызвавшие переполох, оказываются охотниками, чабанами, геологами… А если даже те, двое, и нарушители, то ведь его застава не единственная. Есть соседи.
Шагая вместе с приехавшими к линии границы, Сивцов успокаивал себя.
Нащокин ступал аккуратно, выбирая места посуше, и осторожно, двумя пальцами отводил ветки. «Все равно глянец не убережешь», - думал Сивцов, глядя на узконосые хромовые сапоги Нащокина.
У лаза, к которому вели кабаньи следы, Нащокин опять извлек свою лупу, стрельнувшую по елям шаловливым солнечным зайчиком, и нагнулся.
- Смотрите, - сказал он таким тоном, что все разом подались к нему и только Сивцов продолжал стоять поодаль, в ожидании.
Нащокин обернулся к капитану.
- Прошу!
Сивцов взял лупу, направил на проволоку, на ее оборванный конец.
- Вроде, кусачками, - сказал Чулымов.
Сивцова словно ударило. Да, проволоку как будто перерезали. Она проржавела; ее достаточно было чуть-чуть сдавить кусачками и обломить. Только сильное увеличение показывало тоненькую серебристую искорку среза. Были еще разрывы в заграждении, в двух местах, но там обошлось без инструмента.
Капитан не выпускал линзу. Может быть, ошибка? Сейчас он отталкивал от себя тревогу, но напрасно. Проволоку перерезали. Значит, здесь у него прошел враг!
В жизни Сивцова было много боевых тревог, и он любил вспоминать их в кругу товарищей: ведь в поиске, схватке с врагом и заключен смысл службы на границе. Но теперь тревога отзывалась в душе капитана болью вины. Она смотрела на него глазами Нащокина, Чулымова, офицеров штаба.
Вина как бы окружила его, провела черту, мгновенно отдалившую его от всех остальных.
Десять минут спустя на заставе Сивцов, задыхавшийся от быстрого бега, отдавал распоряжения. Послал наряды к самой границе закрыть дорогу врагу, если он кинется обратно. Приказал солдат Тверских снова осмотреть местность - вдруг отыщется еще что-нибудь.
Все переменилось на заставе; Явилось то новое, случавшееся много раз и всегда острое, захватывающее дух, что несет с собой короткое слово «тревога». Тревога помчалась по радио и по проводам в комендатуру, на соседние заставы, в округ. Ничто уже не остановит ее; она нарастает, как ветер. Он, Сивцов, и его застава в самом центре тревоги.
Капитан старался не проявлять суетливости, держаться уверенно, но на всем, что он делал, лежала тень вины. Ведь враг уже далеко!
Он очень далеко. В этом вся беда! Потеряно не меньше одиннадцати часов. Враг проник глубоко в тыл. Путь его неизвестен.
Офицеры собрались в канцелярии. Сивцов сел в углу, у печки, словно не он был здесь командиром. Его кресло занимал Чулымов. У края стола, ближе к Сивцову, Нащокин. Сивцов избегал встречаться с ним взглядом. Он не то чтобы не любил Нащокина, нет, но от успехов бывшего однокашника ему делалось не по себе. Ведь в школе они шли вровень, Сивцов даже лучше успевал по некоторым предметам, а вот поди же! Нащокин уже подполковник, в округе, а он, Сивцов, - как прибыл десять лет назад на заставу, так и не расстается с ней. Чем он хуже Нащокина? Потолковать бы по душам, разобраться… «Зазнался твой Ромка, до него теперь и шапкой не докинешь», - била Полина по самолюбию мужа.
Сивцов сердился, уверял, что Роман Нащокин не из тех, что забывают старых друзей… И все-таки слова жены оставляли след. Появилась обида на Нащокина. Сивцову начинало казаться, что Нащокин и в самом деле не хочет помочь, его не тревожит, что друг служит на самом трудном участке, в горах. Нащокин несправедлив к нему. Да, да! Когда все хвалили заставу, он иронически называл Сивцова «именинником», но в то же время придирался к мелочам, нередко портил настроение.
Сейчас, слушая Чулымова, Сивцов смотрел на Нащокина. Обида не исчезла. Сознание вины захлестнуло ее, и все же она еще жива.
«Нарушители, допустим, их в самом деле было двое, - сдержанно говорил Чулымов, - пересекли границу на стыке застав и скрылись в горах. Они миновали границу до полуночи, когда облака еще закрывали луну, этак между десятью и одиннадцатью. Видимо, они отлично знают местность. Кроме того, им было известно, что кабаны часто тревожат нашу проволоку именно в этом месте. Нарушители обработали след. Шел дождь, и это тоже было для врагов кстати - отпечатков подошв на известняке и собака не отыщет. И эта палка… Концы обрезаны; один запачкан землей, а на другом вмятина и ржавчина. Видимо, проволоку подпирали. Каков дальнейший маршрут нарушителей? К сообщению таксаторов надо отнестись со всей серьезностью. Нарушители, зная местность, могли решиться войти в Месхетские горы. Очевидно, их цель - скрытно достигнуть шоссе, затеряться в большом городе…
Чулымов говорил не спеша, уверенно. Он уже запасся данными о погоде и о многом другом.
- Село Ахат, село Марели… - доносилось до Сивцова. Как на карте, видел он обширный район, ставший зоной тревоги, поиска.
Заговорил Нащокин:
- Что примечательно? Второй год ни одного нарушителя на этом участке. Одни кабаны. Ну и… привыкли здесь к спокойной жизни. Притупилось чувство границы. Так, по-моему, и случилось с тобой, Леонид Петрович.
Сивцов съежился. Зачем он так? Лучше бы на «вы» и по фамилии.
Притупляется чувство границы! Один раз Сивцов уже слышал это от Нащокина. Недавно, после проверки. Тогда Сивцов, огорченный итогами, пожаловался, что не повезло-де заставе; надо, мол, учитывать, что замполит в госпитале… Нащокин сказал с укоризной: «Полно оправдываться. Захвалили тебя, вот в чем суть!» Сивцов обиделся. Не вышло тогда у них разговора по душам.
- А там, - Нащокин показал на юг, - строили определенные расчеты. Весьма возможно! Не беспокоили вас, приберегали для крупного броска.
«Это уже фантазия!» - подумал Сивцов. Его еще в училище называли фантазером. В памяти возник кабинет тактики. Зеленые холмы из папье-маше, проведенные краской дороги. Роман тогда, решая задачу, такого наговорил, что преподаватель поставил ему тройку. Нащокин вообразил то, чего и не было в условиях.
- Предыдущая
- 4/50
- Следующая
