Звериный подарок - Шолох Юлия - Страница 40
- Предыдущая
- 40/76
- Следующая
Когда вечером Верея вела меня в кабинет правителя представить ему и его жене, повторяла как заведенная:
— Поклонись, первой не заговаривай, на вопросы отвечай, без спроса не уходи.
Это все я и так знала, у нас было то же самое. Только еще было положено добавить фразу повиновения, чего здесь не требовалось. Что-то внутри настойчиво подталкивало ее произнести. Почувствовать сладость унижения. Напомнить о своем месте в этой жизни. Сделать себе больно, ранить как можно глубже. Убить себя.
Зачем меня представлять? Ну, привезли девчонку-полукровку, без рода, без племени, без наследства и магического дара. Что во мне показывать? По дороге каждый выступающий предмет предлагал свою помощь — схватиться и не идти. Верея, как угадала, оттаскивала меня от всего, за что можно уцепиться. Буквально втолкнула в комнату, где в углу у камина на тонконогих изящных креслах сидела пара волков. Я сразу поняла, что передо мной правитель Литовай Радомирский, глава рода Синих волков. Сереброгривый, с волевым лицом и прямым взглядом, который, я уверена, мог стать очень жесткими. А рядом его жена, мать Омелия Радомирская, выплыли титулы и имена из памяти. Не зря все-таки преподаватель этикета потрудился. Очень светлые глаза матери почти сливались с бледным лицом. Ее платье было таким же простым, как мое.
Фраза повиновения рвалась наружу. Уставившись в лица венценосной пары я открыла рот и… промолчала.
Они… мне улыбались. Почему?
— Правитель, мать. — Я поклонилась, как научила Верея, и замерла. Не понимала, что их так… обрадовало?
Слева у стены сидели волки. Мрачные, даже не поворачиваясь, можно ощутить излучаемый ими холод. Я не оглянулась.
Правитель Литовай поднялся и медленно поклонился:
— Здравствуйте, Дарена. Вижу, мы уже заочно знакомы?
— Да, правитель. Мне сообщили ваши имена и правила поведения.
От тут же уселся назад, непроницаемый, как будто кресло окружала стена, отрезающая от окружающего мира. Лицо матери вдруг стало меняться, от радости к удивлению. Видимо, ей не приходится часто следить за проявлениями своих эмоций и нет почти неосознанной привычки скрывать мысли, как у правителя. Мать коротко указала на небольшое пустое кресло рядом с ней, куда я, предварительно поблагодарив за оказанную честь, уселась.
— Дарена, задам вопрос за рамками этикета. Вы выглядите… не очень счастливой. Вам у нас не понравилось?
— Что вы, очень понравилось. Мне выделили комнату, о которой можно только мечтать, портной собирается сшить мне полный гардероб, княжна любезно предложила присоединиться к своим урокам. И даже Верея… У меня никогда не было служанки. Вы очень добры ко мне.
Все это я проговорила на едином дыхании. Видимо, мое лицо не очень соответствовало словам. Главное — не расплакаться, не сейчас. Не прощу себе слез! Даже не вздумай, зло ругала себя и помогло — слезы отступили.
Мать тем временем внимательно смотрела на волков.
— Дарена, может, мальчишки вас обидели? — спросила наконец. — Вели себя… нетактично?
— Что вы! Они спасли мне жизнь. И всегда были предельно вежливы.
Не сообщать же, в самом деле, что нетактично вела себя именно я.
Правду говорят — никогда не поймешь соседа. Что уж загадывать о совсем чужом народе. Что не так? Они ждали чего-то другого, мать явно удивлена моим поведением. Правитель глубоко задумался, замкнулся, спрятался в коконе внутри кресла. Может, я должна что-то сделать? Пытаюсь вспомнить слова преподавателя, Вереи. Нет, вроде ничего не забыла. Что же не так?
— Вы, наверное, очень скучаете по своим родным? — мягко спросила мать, как будто решив какую-то загадку.
С удовольствием киваю. Отличная причина моего странного, на их взгляд, поведения. Я, конечно, очень скучаю по братьям и Маришке, по Аленке, но боль по ним — ничто по сравнению… с другой.
— Возможно, ваши родственники согласятся приехать к нам в гости или даже остаться здесь насовсем? Поговорим об этом немножко позже, когда решится один назревающий военный конфликт. — Мать как будто погладила своим голосом. — Я вижу, вам сейчас тяжело переносить формальные встречи. Можете идти.
Даже вздох облегчения не удалось сдержать, не очень вежливо получилось. Ничего, пусть спишут на мою тоску по дому.
Волки за все время аудиенции не сказали ни слова. Можно представить, что их там и не было.
Верея ждала меня на выходе и пошла впереди, но у комнаты я ее остановила. Сказала, что ужинать не хочу, и захлопнула за собой дверь.
Задвижка была как новая, кто-то потрудился ее починить, заодно сделав гораздо крепче. Спасибо этому человеку, с закрытой дверью мне как-то спокойнее.
Прошло несколько дней. Мне привезли первую партию одежды. Я взяла в руки платье, совершено простое, без изысков, какие все здесь носили. Ни пышных юбок, ни корсетов, без бантов и бисера, без единой ленты или кусочка кружева. Совершено неприхотливый покрой. Взглянуть было бы не на что, если бы не материал. Гладкая матовая легкая ткань, усыпанная мелким выпуклым рисунком, ничего подобного в жизни не видела. Из такой ткани и мешок будет смотреться произведением искусства. На моих руках лежала мелкая ветвистая красота, живая вьющаяся травяная стена. Тогда, держа в руках это платье, я впервые за эти дни плакала.
На приглашения Власты присоединиться к урокам я отвечала твердым отказом. Подаренную мне энциклопедию флоры и фауны звериных земель я оставила на столе и больше к ней не прикасалась. На следующий после аудиенции у правителя день княжна пришла ко мне и сказала прямо:
— Дарена, мне бы хотелось стать вашей подругой. Но вижу, мое общество не очень-то вам приятно. Скажите, что я делаю не так?
Дома мое окружение любило общаться намеками да двусмысленностями, не говоря уже о княжеской семье. А тут, как я давно убедилась, предпочитают объясняться напрямик и ждут таких же откровенных ответов. Иногда это очень неудобно, это вынуждает пользоваться привычными дома методами. Сказать ей правду я не могу. Вру.
— Дома осталась единственная близкая подруга, которую я пока не готова никем заменить.
— Я подожду, — строго говорит Власта, коротко кивает и удаляется.
Придет время, и она вернется. И эта отговорка уже не поможет. Как же все решить? Надо собраться с силами и выяснить, в конце концов, зачем меня привезли. Но не у Радима. А может… меня отпустят? Может, если я попрошу мать, меня просто отпустят домой? Объясню, как здесь тяжело, скажу почти правду, столько правды, сколько смогу, а остальное придумаю? Обману… Даже так, пусть даже так!
Уехать. Отпустят. Какая сладкая мысль. И какая… страшная. Ведь Радима рядом уже не будет, даже принадлежащего другой.
Радим. Он приходит каждую ночь. Сидит на полу под дверью, прислонившись к дереву спиной, и молчит. Слышу только дыхание. А иногда разговаривает… со мной. Говорит такие слова, так ласково меня называет, не думала, что мое имя можно так переиначить. Повторяет и повторяет его без конца.
Комната становится очень маленькой, голос очень тихий, но все равно достает в любом уголке. Мечусь между стен, не в силах перестать слушать, и все время хочется крикнуть: «Уйди, ты разве не понимаешь, что уже ночь и я сплю!» И не могу. Меня изматывают эти ночные баталии, стыд оттого, что я дала ему повод (а теперь чего удивляться, что он хочет воспользоваться моим предложением), — единственное, что не дает открыть дверь.
Он уходит только под утро, когда сил совсем не остается, и я все-таки возвращаюсь к кровати, забираюсь под одеяло и проваливаюсь в полусон.
Верея не понимает, почему я с трудом поднимаюсь только к обеду. Думает, наверное, что все человеческие девушки такие ленивые да ко всему равнодушные. Без увлечений. Полумертвые. Так и рождается уверенность в неполноценности чужих рас.
Когда мы с волками пересекаемся в замке, на меня даже не смотрят. Стараются быстрее уйти. Дынко не произнес ни одной пошлости, именно это удивляет больше всего. Казалось, ни одна трудность не способна потягаться с его умением потешаться над всем. Тем страшнее.
- Предыдущая
- 40/76
- Следующая
