Звериный подарок - Шолох Юлия - Страница 30
- Предыдущая
- 30/76
- Следующая
Ох, эти волки! Все началось, когда они появились в моей жизни! Разве я могла подумать когда-нибудь, что за вечер сделаю столько постыдного одновременно? Все из-за них наперекосяк, не знаю уже, что правильно, что нет!
Кстати, волки! Я одеваюсь быстро, хотя получается не очень, и несусь вниз по лестнице.
На сеновале никого нет и коней в конюшне тоже. Почему мне вдруг так грустно? А еще почему так… страшно? Страшно оттого, что они могли уехать, совсем уехать, без меня? Нет, не могли они меня оставить! Точнее, если бы оставили, то это ведь хорошо, я ведь сама хотела? Ведь только вчера жизнь с братом казалась мне лучшей из всех возможных.
Так, пока думать ни о чем не буду. Надо поесть. На кухне Настасья режет овощи для похлебки. Отложила нож на минутку, налила мне чаю и хлеба с сыром дала. Поглядывает с улыбкой, и так стыдно, что она меня видела пьяной, да еще и ночью наедине с Жданом.
— Извини, — вдруг говорю.
— За что? — У нее чуть морковка из рук не вывалилась, была поймана за самый хвостик.
— За мое поведение.
— Тоже мне поведение, тебе далеко… до брата.
— Да? О чем ты?
Она тут же краснеет и молчит. Похмелье сделало меня немного глупее, и не сразу понимаю, о чем речь. О Санькином предложении, которое она восприняла, как неприличное! Но… осталась рядом, работает на него. Неужели так любит?
— Насть, я тебе скажу кое-что, а ты можешь даже не отвечать. Там, где Санька вырос, парень, полюбивший девушку, никогда не посмеет просить у ее родителей руки, не заручившись предварительно согласием любимой. К родителям идут, когда неважно, хочет девушка замуж или нет. Когда насильно выдают.
Настасья не глупа и сразу все понимает. Резко хватается за все подряд — картошку, свеклу, хлеб, посуду. Хватается и тут же бросает. Наконец замирает, с надеждой смотря мне в лицо:
— И что делать?
— Скажи ему, что согласна. Или скажи, пусть к родителям твоим сразу идет.
— Но… столько времени прошло. Может, он…
— Но он же тебя не выгнал.
— Да, но…
— Ну, как хочешь. Можешь вести себя, как дура, и продолжать не замечать очевидного.
Она вдруг фыркает и та-ак смотрит на меня.
— Судя по всему, — голосок у нее, оказывается, бывает весьма едким, — я тут не одна такая… дура.
— Ты о чем?
— Да так… слышала вчера кое-что, когда вино им таскала. А таскала часто.
— И что ты слышала?
— Не скажу. Они с Саньки слово взяли молчать, и я буду делать все, как он обещал.
— Ну, скажи, — вдруг прошу, — помоги мне, я ведь тебе помогла.
Вдруг в ее глазах появляются слезы.
— Так нечестно, — шепчет.
Через пару секунд отступаю. И правда, нечестно, сделать что-то хорошее, а потом плату за это просить. Даже в такой сложной ситуации, как моя. Как не повезло, знала бы заранее, что она что-то слышала, поменялась бы секретом на секрет. Но так…
Я сразу извиняюсь, а тут и топот с лестницы раздается, вперемешку с жалобными стонами. Санька вваливается на кухню, натыкаясь на стены и ревя, как медведь-шатун.
Смеха удержать не удается. Он падает рядом на лавку, а Настасья уже тащит кружку холодного кваса. Одной мало, брат выпивает за один присест и тогда получает сразу целый кувшин.
Вот третья кружка кваса привела Саньку в более-менее устойчивое состояние, глаза прояснились и смотрят вполне осознано. Зачем же морщиться и отворачиваться? Думает, пожалею? Как бы не так!
— Сань, и что вчера творилось? — невинно спрашиваю. — Чего они от тебя хотели?
— Только не сейчас, — стонет мой несчастный брат. Зря!
— Сейчас. Во сколько обоз, который меня должен забрать? Они все знают?
Он немного молчит, смотрит уже серьезно.
— Да, они все знают. Ты не поедешь с обозом, а поедешь дальше с волками.
Вначале я не верю. Ждала, конечно, какой-то гадости, но такого! Мой брат переметнулся на другую сторону?
— Сань, я не понимаю! Вчера еще ты меня всеми силами уговаривал бежать, пока не поздно, а сегодня? Что случилось?
— Был не прав. — Санька задумчиво щупает левый глаз, как будто проверяет, на месте ли тот.
— Объясни, почему.
— Не могу, я обещал.
— Да что значит не могу? Дело меня касается! — вдруг злюсь я. — Что вы все сговорились, передают туда-сюда, как предмет, и даже не спрашивают! Как… ты мог?!
— Ой, Дарь, — невозмутимо вздыхает Санька, укладывая голову в ладонь. — Послушай меня, я ведь тебя люблю. Слушай: верь им, как мне. Все, что волки говорят, я одобряю. Каждое слово. Поняла? А после завтрака тебя приоденем, отправишься в таверну и скажешь, что согласна ехать с ними дальше.
Брат очень внимательно смотрит на меня:
— Поверь мне, Дарь.
И я… верю ему. Никогда никто не заботился обо мне больше. Продать свое дело, чтобы попытаться спасти сестру от ужасной чужеродной напасти, способен далеко не каждый. Кому же еще верить? И кроме этого, я не хочу, чтобы из моей жизни исчез он… исчез Радим. Вчера ночью представила, что его не будет рядом, и… это было страшно.
Ну а с остальным все равно разберусь рано или поздно. Нет такого секрета, о котором в конце концов кто-нибудь не проболтается.
Хорошо, сделаю, как сказал Санька. Киваю.
Настасья ставит перед ним тарелку с молочной кашей, как будто он маленький. Санька с детства такую не любит, но надо же, ест! Жует тщательно, хотя и без удовольствия.
Прилежно очистив тарелку и запив чаем, отрывает наконец от Настасьи глаза и ведет меня в магазин. Я сюда только разок заглянула, когда приехала, а теперь можно и осмотреться. Магазин как магазин, по крайней мере, как я их себе представляла. Прилавок, заваленный тканями, диванчики для ожидающих, примерочные. Продавец — молодой парень, юркий, как ящерица, и на вид хитрый. Наверное, у других не покупают.
Санька объясняет ему, что за вещи надо принести. Тот сразу скачет в подсобное помещение и шумно там копается.
Вообще одежды у меня достаточно, лишнее тащить через лес не хочется, так что не понятно, к чему все эти сложности.
— Санька, может, не надо? Ты мне уже одно платье подарил.
— А это не для тебя. Это… для волков подарок.
Ну, ладно.
Паренек притаскивает несколько свертков и привычно быстро их разворачивает. Ничего себе!
Передо мной костюм, как у волков, штаны и жилет, только явно женские. Кожа темно-коричневая, матовая, мягкая и так пахнет! Куча застежек, хлястиков, полосок, явно для красоты. Простой ремень с тонкой металлической пряжкой.
Пока я рассматриваю всю эту прелесть, парень приносит высокие сапоги из кожи тоном светлее. Санька отправляет его за рубашками.
— Случайно в партию затесался, а теперь думаю, может, судьба? Давай, надевай все это, самому любопытно, что получится.
С размером тоже повезло, только сапоги пришлось менять на меньшие. Когда все надела, увидела в зеркале… девушку волчьего народа. Вообще, не знаю точно, как они одеваются, но другого костюма просто представить не могу. А еще… мне понравилось, какая я теперь.
— Спасибо!
Санька довольно кивает.
— И правда, неплохо. Езжай уже, я приказал Мотылька седлать.
Выведший лошадь мальчишка меня не сразу узнал. Только когда вблизи увидел, улыбнулся.
За ворота я вылетела, уже красочно представляя лица моих волков. Моих… Моих волков? А пусть бы и так, вылетело изнутри и ладно! Они и правда уже мои, почти такая же семья, как Санька. И уж гораздо более семья, чем папа князь. Я с ними пила, спала рядом, сорилась и смеялась. Санька человек далеко не глупый, а им поверил. Чем не семья?
Спешившись у таверны, я оставляю мальчишке Мотылька, а он, окинув меня взглядом, сразу сообщает, что волки внизу завтракают. Хм, кроме красоты и удобства у этой одежды и другие полезности имеются!
Смеясь, даю ему монетку за сообразительность.
Скидываю плащ и захожу внутрь. Что ж, они меня заметили раньше, и результатом я довольна. Никогда не видела у Дынко губ в форме буквы О и чтобы Ждан так быстро хлопал глазами. Конечно, реакция Радима мне приятнее всего — он просто замирает, легко улыбаясь.
- Предыдущая
- 30/76
- Следующая
