Бегущие по мирам - Чиркова Вера Андреевна - Страница 38
- Предыдущая
- 38/68
- Следующая
– Ты ясно понимаешь, в чем ты сейчас их обвинил? – Викторис обвел присутствующих тяжелым взглядом. – И чем может обернуться для ковена твое обвинение?
– Хитрый он жук, твой Тиша! – сердито бросила я ундине, вытирая пыль с верхних полок. – Втравил нас в такую авантюру!
– В нашем мире простаки не выживают, – прожурчала она, беззаботно улыбаясь акульей улыбкой, – особенно последние тридцать лет. Чтобы белые маги не подняли голову, темные всех одаренных отлавливают и увозят на Саргаш.
– Слышала, – вздохнула я, – мелкие все уши прожужжали. Что там у тебя с ухой?
– Еще не закипело, – опасливо покосилась Олья на котел, – но, по-моему, скоро закипит.
– Олья! – взвыла я, спрыгнув с крепкого дубового табурета и заглянув в очаг. – Я же тебе объясняла: чтобы закипело, нужен огонь.
– Но там жарко… – вытянув шею, недоверчиво покосилась она в топку. – И вообще, не моя это обязанность огонь кормить. Я рыбу приношу.
– А моя обязанность кормить ваших короедов? И я, между прочим, пироги приношу!
– Уже два дня не приносила, – печально вздохнула ундина. – А тот, с рыбкой, был такой замечательный!
– Потом всю ночь не спала, было стыдно, что я такую милую женщину ограбила. Только на одно и надеюсь, что смогу когда-нибудь попросить прощения.
Вода в котле забулькала, я забросила нарезанные Тишей коренья и принялась резать на куски рыбу. Вот тут помощь Ольи была неоценима, рыбу она всегда приносила в виде чисто промытого филе.
– А зачем тебе жабры и хвост? – недоуменно подняла русалка колючие бровки, когда, впервые увидев аккуратные розовые пласты, я спросила, где остальное. – Там же людям кушать нечего. Я все оставляю рыбам и крабам.
– Ох, как пахнет! Красавицы, да неужто ушица на обед? – чертом ворвался в кухню Тиша, завертелся юлой возле ундины. – Рыбка моя, глянь-ко, какие я тебе бусики из желудечков сообразил!
– Если мне не изменяет память, вы ходили не за бусиками, – с притворной свирепостью фыркнула я, пытаясь сдержать смех, давивший меня с тех пор, как я узнала страшную тайну этой парочки.
Никакие они оказались ему не внуки, смешные зеленоволосые малыши, Лист и Осока, а родные детишки от этой самой ундины.
– Мы же, тово… родня по крови, значится, – конфузясь, объяснял леший, когда я поймала его на лжи. – Вот и того, значится…
Вот уже третий день, как мы бросили недостроенное логово беглого адепта и совместно с семейством лешего обустраиваемся в помещениях заброшенного старинного форта. Он разрушен в каком-то сражении лет триста назад, и более-менее сохранилось лишь несколько помещений в двух нижних этажах небольшого донжона. Для спален мы приспособили маленькие кельи на втором этаже, а весь нижний стал одновременно кухней, столовой и местом для игр лешачат. Всей статью и повадками мелкие пошли в отца, от матери взяли лишь зеленый цвет меха.
– Может, подрастут, и тово… пожелтеют, – с надеждой бурчит по вечерам Тиша, наблюдая за возней двух зеленых клубков.
Леший с ундиной в первый раз обосновались в этом донжоне на зимовку еще три года назад, когда выяснилось, что появившееся потомство невозможно утащить в теплые воды, куда раньше уплывала на зиму Олья. Да и ложиться в спячку в ближней берлоге рядом с отцом они тоже не пожелали, и Тиша вспоминает об этой попытке с большой неохотой.
– Мишка, он, значится, зверь сурьезный, он тишину любит, – только и вздохнул один разочек, оглянувшись с опаской на Олью. – А когда на нем в прятки играют, это ему, значится, сон портит…
Вот и пришлось семейству искать такое место, где они смогут перезимовать в безопасности. Тиша подключил к поискам всех своих подопечных, и они нашли километрах в двухстах к западу от озера этот форт, стоящий на пути от узкого залива к горному перевалу. Один из дальних подвальчиков и сейчас забит сухим мхом и медвежьей шерстью, там семейство отсыпалось прошлыми зимами, вставая только пожевать припасенных орехов, сухих грибов и вяленой рыбы. Для Ольи Тиша провел в глубокий подвал незамерзающий ручеек, и теперь там резервуар с водой.
Разумеется, нас леший пригласил в компанию вовсе не бескорыстно. Минувшей весной, откатив от дверки запирающий ее огромный валун, Тиша обнаружил, что зимой в донжоне были гости. Жили, судя по оставленному мусору, дней десять и, что особенно насторожило межрасовую семью, ни на гусей, ни на нерпу не охотились.
Потому он сразу сообразил, что от союза с нами выиграют обе стороны: мы обретем более надежное убежище, а он бесплатную охрану. Зимой, когда ложились в спячку его главные помощники и замирали деревья, леший был, как сам признался, не в силе.
Найкарт пришел в столовую, когда я уже разлила по мискам Дишиным половником душистую уху. Бросил у очага охапку дров, повесил на крюк теплую безрукавку. Несмотря на то что дни становились все прохладнее, рубашка у него на спине была мокрой от пота – воин с лешим торопились заготовить дрова, пока не залегли в спячку главные лесовозы. Поскольку рубить живые деревья в глазах лешего было преступлением, мишки вытаскивали из чащи бурелом и толстые сучья и складывали возле пролома в стене, а Найкарт с Тишей их пилили и рубили. Я пыталась помочь таскать дрова под навес, но меня дружно прогнали. Лист с Осокой, приспособившие под перевозку крупного кабанчика, справлялись с этим делом играючи.
– Никуда не ходила? – черпая ложкой уху, бросил на меня испытующий взгляд эвин, и я, прекрасно понимая его тревогу, только отрицательно качнула в ответ головой.
Лишь через несколько дней после того, как мы оказались в этом мире, до парня наконец в полной мере дошло, во что он влип. В тот день мы познакомились с Ольей и до ночи вели переговоры о совместной зимовке. Вот когда нелюди ушли, Найка и накрыло понимание, что это совсем не пикник и не увеселительная прогулка, и он испугался. Нет, не трудностей, не работы и даже не темных, которых боялись все, а того, что однажды я не вернусь. Не того, что брошу его или найду лучшее место, такое Найку теперь даже в голову не приходило. Его элементарно трясло от одной мысли, что меня поймают маги или его соотечественники. Или просто случайно собьется переход.
В ту ночь он сидел на коврике возле моего стула и, крепко вцепившись в мою ладонь, категорично требовал, чтобы я поклялась всегда брать его с собой. Даже если иду всего на несколько минут в белый мир, который, как ни странно, и к этому миру темных оказался ближе всех других. Именно через него я теперь прыгала на остров магов за пирогами и необходимым инвентарем.
И с тех пор каждую появившуюся без его участия крошку Найкарт воспринимал как предательство, замыкался и обиженно сопел.
– Олья, расскажи еще немного про Саргаш, – попросила я тихонько, когда после ужина мы расположились нанизывать на бечевки подсоленную жирную рыбку, которую все просто обожали жевать, едва она подвялится.
– Я уж говорила, мы теперь дальней стороной его обходим. Они ведь как власть взяли, так и объявили, что все живое и неживое в этом мире им принадлежит. Люди заметались, а мы даже не взволновались, что с нас взять… Все знают, вреда мы не приносим, только пользу. Спохватились, когда наши пропадать начали. Потом, когда некоторым удалось бежать и они вернулись, мы узнали, что это темные отлавливают мелкие народы. Вот тогда мы и поняли, что нужно бежать, если не хочешь в фонтане колесо весь день крутить. Или того хуже, в связке с подругами таскать лодку с хозяином. И не то чтобы по делам его отвезти, а так, ради развлечения, вроде скачек.
– А великий магистр? Он тоже катается?
– Нет, его редко видят. Он в своей половине замка всякими страшными опытами занимается – то огонь над башней синий встает, то алый туман стелется, тени какие-то в нем мелькают… К нему, говорят, даже госпожа не часто заглядывает. Правда, и он не любитель родственных чаепитий. Они ведь, колдуны темные, в большинстве детей не заводят, сами собираются веками жить. И он не хотел. Да любовница, из ведьм, обманом ему родила. А как принесла ребенка при всех, это еще до раскола было, пришлось магистру признать. Потом он жестоко отомстил, а дочку все-таки оставил при себе. Она тоже колдунья, но слабая, только очарованием и владеет, зато амулетов и охраны у нее… у императрицы столько не было. Вот и крутит, как хочет, всеми младшими колдунами, которые не получили титула магистров. И говорят, по бессердечию папочку переплюнет.
- Предыдущая
- 38/68
- Следующая
