Сами мы не местные - Жукова Юлия Борисовна - Страница 34
- Предыдущая
- 34/84
- Следующая
Алтонгирел явно светлеет лицом. Кажется, есть шанс, что он простит мне клуб. Странно, что до сих пор ни словом не обмолвился.
– Ну про болезнь тебе лучше сам Наставник расскажет, он тут где-то. Давай я тебя ему представлю для убедительности, а сам пойду паковаться.
– А-а ты тоже полетишь, что ли? – нервно уточняю я.
– Конечно, а как же! – поднимает брови духовник.
Я обращаю умоляющий взгляд на мужа. Тот только вздыхает.
– Я плохо ориентируюсь в тех краях, да и семья у Изинботора такая… в нынешнем виде меня могут и на порог не пустить. Я, конечно, полечу с тобой, но и Алтонгирел тоже, обязательно.
Вот непруха так непруха!
Вслед за Алтонгирелом я просачиваюсь сквозь толпу туда, где стоит его наставник. Изинботора я видела только однажды, на памятном Совете Старейшин. Это статный моложавый мужчина с очень красивым лицом. Ему по идее должно быть за пятьдесят местных лет, иначе у него не могло бы быть такого взрослого ученика, но на вид намного моложе. Волосы у него длинные, с сединой только на висках, они нетуго заплетены в несколько кос и украшены нитями бисера. На шее ряды бус – просто нанизанные подряд мелкие драгоценные камни и резные бусины-обереги. Красивые муданжские мужчины любят на себя понавешать камушков, а уж известные люди вообще из украшений не вылезают. Что интересно, женщины в этом отношении намного скромнее. То ли все-таки тяжеловато таскать на себе все эти булыжники, то ли принцип такой же, как у птичек: раз выбирает самка, то самец должен прихорашиваться и хвастаться.
Изинботор смотрит на меня из-под полуопущенных век, не поворачивая головы. Это, наверное, дико неудобно, да и видно должно быть очень плохо. Но, вероятно, большинство созерцаемых таким образом об этом не задумываются и резко чувствуют себя дрожащими тварями. Я обхожу Старейшину и встаю прямо перед ним, чтоб не окосел, бедный, за время разговора.
– Элизабет, – тихо произносит он мурлыкающим голосом.
– Здравствуйте, – киваю я. – Расскажите, пожалуйста, что там с вашим братом.
Он немного хмурится из-за того, что я сразу перешла к сути, не спросив предварительно о его собственном самочувствии и не обсудив переезд Унгуца, ради которого мы все тут собрались. Но нужда, видимо, пересиливает приверженность к традициям, так что он только легко вздыхает, откладывая нравоучение на потом, и отвечает:
– Ему уже больше месяца все время плохо.
– Как именно плохо? – уточняю я, потому что Изинботор явно не собирается продолжать.
– Его покинули силы. – Он пожимает плечами. – Он сильно похудел и очень бледен, почти не встает с постели.
– Так, – киваю. – Что-нибудь болит?
– Изредка боли в теле.
– Где именно в теле? – допытываюсь я. Ох уж мне эти муданжцы и их косноязычное духовенство…
Он сверкает на меня глазами.
– В теле. Не мое дело вызнавать неприятные подробности. Ты знаешь, что это за болезнь?
Я закатываю глаза и про себя проговариваю пару нехороших фраз.
– При таком расплывчатом описании это может быть пара сотен разных болезней. Мне надо знать точнее!
Он поджимает губы, а Алтонгирел сверлит меня укоризненным взглядом.
– У него кружится голова, – наконец выдает Изинботор. Потом, резко понизив голос, добавляет: – И тошнит.
Я закрываю лицо раскрытой ладонью. Это безнадежно.
– Пожалуй, я лучше позвоню нашему целителю и спрошу его. Может, он заметил какие-нибудь более характерные симптомы.
Я подхватываю Азамата, которому уже изрядно надоело ловить на себе косые, неприязненные взгляды бывших знакомых и слушать перешептывание незнакомых эстетов, мы раскланиваемся с Унгуцем и его внучкой, обещаем заходить в гости и принимать их у себя и смываемся.
От целителя, впрочем, удается добиться немного. Боли оказываются в животе, а плюс к этому еще онемение мизинцев. В общем, похоже, что-то дающее анемию, вопрос: что? Но пока я там не окажусь, ответа я не найду, так что паковать надо полный комплект всего, и быстро, а то целитель говорит, что «он плох, очень плох».
Лететь решили с утра пораньше, потому что ночью по малознакомому маршруту Азамат меня везти не хочет. В итоге вставать приходится в бешеную рань, только-только солнце поднимается, а Третья луна еще на небе.
Мы грузимся в Азаматов унгуц. Как всегда с Алтошей, первая же простая операция приводит к скандалу. Он, видите ли, хочет лететь на переднем сиденье, а я, типа, женщина толстозадая, обязана располагаться на заднем, чтоб не мешать. А у самого, между прочим, когда сидит, коленки на метр в стороны разведены, и левая так и норовит в приборную панель ткнуть в неподходящий момент. В конце концов Азамат находит решающий довод:
– Ты на Орле сто раз был, а Лиза впервые. Дай ей в окно-то посмотреть!
– Можно подумать, она способна оценить пейзаж! – фыркает Алтоша.
– Я не только оценить способна, я еще и камеру взяла, нащелкаю видов, а потом вышью что-нибудь или сотку! И можешь обзавидоваться.
На этом его все-таки удается запихать на заднее сиденье, хотя ворчать он не перестает еще долго.
Щелкаю я действительно много. Встающее солнце очень красиво отдельными бликами освещает горы, над которыми мы летим. Азамат знает перевал к югу от столицы, где совсем низко и нет всяких неприятных воздушных потоков и смерчей, которые почти всегда образуются над муданжскими горами. Вообще, место у столицы отличное: по земле можно только с одной стороны добраться, по воздуху – с двух. А все остальное – только для альпинистов. Горы здесь старые, невысокие, но никакой транспорт все равно не пройдет, разве что парнокопытный.
Выбравшись с гор, мы некоторое время летим над степью, кое-где размеченной вспаханными полями. Здесь уже вымахала молодая трава – мы ведь летим на юг, а Ахмадхотский хребет хорошо экранирует эту местность от северного ветра, так что здесь значительно теплее, чем даже в незамерзающей столице. Потом пересекаем широкую и спокойную равнинную реку. Азамат говорит, что она впадает в Дол и потому называется Тажилмирн, «питающая река». На Муданге десять крупных рек, не считая бесконечного количества мелких, и эта явно из тех десяти.
Алтонгирел дремлет на заднем сиденье, но при малейшем изменении нашего положения в пространстве подскакивает и принимается несколько сумбурно рассказывать Азамату, где какую впадину надо огибать, а где лучше снизиться.
А вот потом начинаются джунгли. Самый настоящий тропический лес, влажный и горячий, полный ярких красок и невероятных тварей. Широта, на которой находится пролив между материком и островом Орл, – это примерно и есть экватор Муданга. Здесь довольно холмисто, а мы летим на одной и той же высоте, поэтому вопли птиц и прочих голосистых тварей становятся то громче, то тише. Азамат приоткрывает по бокам купол унгуца, так что можно высунуть голову и поглазеть. Я прямо вижу, как внизу по веткам скачут пестрые птицы и мелкие обезьянки. Правда, когда к нам в салон залетает муха размером со скарабея, мой интерес к джунглям резко угасает. Муху мы выгоняем, а купол закрываем, тем более что уже очень хочется включить кондюк, а то жарко.
Наконец через пять часов полета, как раз в самую жару, мы начинаем снижаться.
– А я думала, Орл – это остров, – говорю. Мы же приземляемся на берег континента.
– Остров и есть, – отвечает Азамат. – Но через пролив летать плохо, там такие ямы… Даже в хорошую погоду есть риск плюхнуться в воду, а сегодня тут ветрено.
– Так мы дальше поплывем, что ли?
– Лучше. Мы поедем подводным монорельсом. Вон видишь, станция?
На пологом берегу метрах в двухстах от кромки воды и правда стоит какой-то коровник с крышей, кажется, из пальмовых листьев или чего-то подобного.
Алтонгирел тут же реагирует на мою вытянувшуюся физиономию:
– А тебе, конечно, подавай все прозрачное и блестящее и чтобы у входа цветущие вишни? Нам такая показная роскошь не нужна, нам надо, чтобы функцию свою выполняло…
Я ставлю на землю свой чемодан, открываю верхний паз, достаю шприц и выразительно показываю Алтоше. Он сглатывает и затыкается. Я убираю шприц в нагрудный карман и похлопываю по нему ладошкой, дескать, гляди, я вооружена. На духовника действует отлично.
- Предыдущая
- 34/84
- Следующая
