Ненормальная (СИ) - Николаева Ольга - Страница 28

• Предыдущая
• 28/43
• Следующая

- Девочка моя хорошая, прости меня, прости, мне самому было очень больно, и обидно, и тянуло к тебе, как бабочку на огонь. А ты светишь всем, хорошая такая, а меня не греешь. И я злился на тебя. Прости. Не плачь, хорошая, я не стою того. И тебя не стою, и слушать меня не надо. Слышишь, Ань? Не молчи, ну скажи мне хоть что-нибудь, накричи на меня... Ну, пожалуйста?

И услышал горькое:

- За что? Почему ты так со мной? - и уже не тихие слезы, а горькое, захлебывающееся рыдание.

- Ни за что малыш. За то, что я сволочь жадная, а ты красивая, и хорошая, и сладкая такая... на тебя только слепой не пялится. А мне жалко, что не я один это вижу, и злюсь от того, что нельзя тебя забрать и спрятать, и от того, что ты не видишь этого...

 Подхватил, уселся в кресло, усадил на колени - она вся почти утонула в руках, и начал укачивать, как ребенка, продолжая нести несусветные глупости... разжимая ледяные ладошки, пряча их на груди, согревая... сколько так времени прошло - не понимал и не чувствовал. Понял только, что затихла, только вздохи тяжелые слышались.

Приподнял ей подбородок, заглянул в лицо и обмер: глаза, по-детски распахнутые, омытые слезами, смотрели с таким укором, что пальцы снова потянулись, лаская, заглаживая свою вину, и забирая боль, и даря нежность, которой не знал за собой раньше. Прошлись по бровям, разглаживая хмурую морщинку, по скулам, коснулись краешка губ - опухших и искусанных, и снова захотелось загладить, зацеловать, занежить, вымолить у них прощения. Осторожно, словно спрашивая, прикоснулся своими, потерся ласково, страшась, что оттолкнет... не оттолкнула. Без всякой задней мысли принялся выцеловывать уголки, контур, края, сходя с ума от страха, что снова сейчас обидит этой невинной лаской.

Совсем другие вещи творились когда-то в его фантазиях, очень бурных, активных и смелых. Никогда бы и представить не мог, что будет терять столько времени на подростковые ласки и трепетные поцелуи. А сейчас забыл обо всем и медленно упивался хотя бы тем, что не прогоняла

Когда раздался глубокий вздох, и ее руки вдруг потянулись к шее, несмело и неуверенно? Когда невинная ласка вдруг встретила ответ и превратилась во что-то большее? Кто первый потянулся к застежкам, пуговицам, ремням и завязкам? Как ни пытался, этого Дима восстановить не смог. Помнил лишь то, как вдруг задохнулся, как кровь понеслась по венам, выстукивая пульсом какой-то безумный мотив. Как вдруг оказалось - что вот она, наконец-то, рядом, вся твоя, и все оказалось так правильно, и как надо, и совсем не так, как мечтал, да и кому они нужны сейчас были, эти мечты?

Кому они нужны, эти мечты? Кто их выдумал? Кто дал способность человеку - придумать себе какую-то далекую цель и гнаться за ней, не разбирая дороги? Наверное, боги когда-то решили так наказать все человечество, или просто унять энергию, которой всегда было слишком много. Чтобы люди не тратили ее хаотически, норовя разнести весь мир в молодеческой удали, или чтоб не могли объединиться, и свергнуть богов с пьедестала... А так - у каждого свой бог, свои небеса, своя бездна, к которой он идет, почти не сворачивая, и тратит всю жизнь на погоню.

Что хуже - истратить всю жизнь, но так и не достичь того, о чем мечталось, или поймать, наконец, эту радугу за хвост, а потом, испугавшись, не знать, что с ней делать? Наверное, все-таки, лучше выбрать первый вариант - ведь всегда есть тот свет, что греет и ведет, и дает надежду, и дарит оправдание: я стремился, но так и не смог.

А вот когда ты ее получил, когда взял в свои руки - что делать дальше? Ведь вот же она, в твоих ладонях, и сейчас должно навалиться счастье и смыть тебя голубым потоком, несущим к нирване. А оно не наваливается. А ты сидишь, испуганный, держишь в руках, и дальше не знаешь, что делать: слишком хрупкая она, слишком трепетная, чтобы просто так хватать грубыми лапами. И не знаешь еще - обожжет тебя от прикосновения, или обдаст лютой стужей, или растает, как снежинка, от легкого дыхания?

Что делать с тобой, Анюта, мечта моя, сбывшаяся ли? Как сделать тебя счастливой, как не сломать, привязывая к себе, как не сжечь, пытаясь согреть, дать свободу, не отпуская?

Сидишь, такая тихая, у меня на коленях, снова о чем-то думаешь... о чем? Пустишь ли меня когда-нибудь, в этот свой мир, такой странный и такой загадочный? Ведь полностью он никогда тебя не отпустит - тебе там хорошо одной, как никогда не было здесь, со мной. Или было с кем-то еще, о ком я не знаю? Если так, то и знать не хочу - умру, наверное, от зависти.

Вот так, не заметно для себя, заговорил возвышенным языком. А ведь раньше вообще не уважал людей, которые мыслят высокими категориями. Не понимал философию в универе, сдавал кое-как, на тройбан, а литературу в школе всей душой ненавидел. Не понимал: зачем тратить время на болтовню о всяческой хитромудрости, когда нужно идти и делать? А сейчас вдруг накрыло. Или повзрослел с опозданием? Или это все ты, Анька, и твое тлетворное влияние?

Я ведь и к музыке раньше по-другому относился: веселенький фон, не более. Слушал, конечно, рок, потому что реальные парни только его и слушают: всякая другая мура просто не принималась. Повзрослел - положил болт на правила и просто фоном втыкал радио, что там несли - не обращал внимания. И поражался людям, которые на полном серьезе обсуждали чей-то новый альбом, и достоин ли очередной кривляка какой-то там награды. О чем они все? Бред бездельников.

И был уверен, что тебя этот шум вообще раздражает, потому что, садясь в машину, ты морщилась и вечно просила выключить. Я и не сопротивлялся. Кто ж знал, что все, чем я забиваю уши - это дешевое дерьмо, которое портит карму? Твои слова. Я такими раньше тоже никогда не бросался.

И понял, что ничего не знаю о жизни, однажды вернувшись домой на пару часов раньше. Безумно был рад, что ты в этот день не сбежала, а милостиво осталась у меня, пообещав дождаться. Хотя, зачем себя обманывать? Просто выспаться хотела. А я свернул все дела, какие только мог, и на всех парах летел к тебе, такой одинокой (ну, так мне казалось).

Грохот басов был слышен на первом этаже. Еще поморщился от мысли, что тебя это, наверное, уже достало за день. И сбежать не можешь, потому что ключи не оставил. Конечно, конечно - забыл. Совсем не потому, что боялся тебя не застать у себя дома.

Но приближаясь к своей квартире, понял, что басы гремят у меня. Соседи, наверное, решили, что парень совсем кукушку потерял, но мне уже было параллельно. Зашел, прикрыл дверь - никто не выскочил мне навстречу (а я-то уже напридумывал, нарисовал картинку), прошел в комнату и застыл:

Не помню уже, что ты там слушала, но даже сейчас представляю выражение лица: чистый экстаз. Под что-то кричащее и оглушительное, ты тихо подпевала. При этом жило все твое тело: пальчики словно наигрывали на клавишах, ноги отбивали ритм, спина изгибалась, как в танце.

Я впервые увидел, каким спокойным и умиротворенным бывает твое лицо, и какой радостью может светиться, даже с закрытыми глазами. Позже я понял, что слушать ты любишь именно так. И все, что приносит тебе кайф, предпочитаешь делать с сомкнутыми ресницами. Почему? На этот вопрос ты всегда пожимала плечами и говорила, что это объяснить невозможно. Нужно просто ощущать. Ну да, тебя послушать - так все в этой жизни просто.

Мелодия закончилась, началась другая. Прослушав несколько нот, ты нахмурилась, протянула руку к ноутбуку и остановила, все еще не замечая меня. Включила следующую, так же вдумчиво оценила, приподняв бровь, что-то там подкрутила, настраивая звук, и довольно откинулась головой на диван. Ну да, ничего удивительного: где ж еще сидеть, как не на полу? Ты же не любишь кожаную мебель. Именно из-за тебя этот шикарный диван уехал к отцу на дачу, вызвав всеобщее удивление: красавцу не было и года. А его место занял другой, раньше и не посмотрел бы на него, но что-то дернуло, мысль, что этот должен тебе понравиться. Ждал восторгов, услышал лишь емкое "круто, этот намного удобнее". Все в твоем вечном, сдержанном стиле.

• Предыдущая
• 28/43
• Следующая