Печальный кипарис - Кристи Агата - Страница 16
- Предыдущая
- 16/43
- Следующая
– Наверное, вы правы… Но… но, может быть, я сама виновата в том, что у нас с отцом были неважные отношения.
– Чушь! – решительно возразила сестра Хопкинс. Это коротенькое слово прозвучало, как взрыв бомбы. Мэри почему-то сразу успокоилась. А сестра Хопкинс перевела разговор на более конкретные проблемы: – Что ты собираешься делать с мебелью? Сохранишь? Или продашь?
– Даже не знаю. А вы как считаете?
Окинув обстановку наметанным глазом, сестра Хопкинс сказала:
– Некоторые вещи вполне добротные и хорошие. Ты можешь отдать их на хранение и когда-нибудь обставить свою квартирку в Лондоне. Старье выброси. Стулья еще крепкие. И стол тоже неплох. И эта милая конторка – такие, правда, сейчас не в моде, но она из красного дерева, а, говорят, викторианский стиль[19] скоро снова будет в чести. На твоем месте я бы избавилась от гардероба. Слишком уж он громоздкий. Занимает половину спальни.
Они составили список вещей, какие следовало оставить, а какие продать.
– Поверенный, мистер Седдон, был ко мне очень добр, – сказала Мэри. – Он дал мне в качестве аванса немного денег. Так что я смогла частично оплатить свои занятия и кое-что купить. Он сказал, что через месяц-другой я смогу получить всю сумму.
– А как тебе твоя работа? – поинтересовалась сестра Хопкинс.
– Думаю, со временем она очень мне понравится. Поначалу было тяжеловато. Так уставала, что едва хватало сил добраться до дому.
– Я тоже уставала до смерти, когда проходила практику в больнице Святого Луки, – хмуро проговорила сестра Хопкинс, – думала, и трех лет не выдержу. Однако ничего – выдержала…
Они разбирали вещи старика. Дошла очередь до металлической шкатулки, полной бумаг.
– По-моему, мы должны их просмотреть, – решила Мэри.
Они сели за стол друг против друга.
– Ну ты подумай, какой хлам хранят люди! – проворчала сестра Хопкинс. – Газетные вырезки! Старые письма, какие-то ненужные квитанции!
Разворачивая очередной документ, Мэри сказала:
– А вот свидетельство о браке отца с матерью. Из церкви Сент-Олбанс, тысяча девятьсот девятнадцатый год.
– Брачная запись, это более старое название. Многие в деревне и по сей день говорят именно так, – заметила сестра Хопкинс.
– Но, сестра… – сдавленным голосом проговорила Мэри.
Собеседница резко вскинула на нее взгляд. И увидела в глазах девушки отчаяние.
– В чем дело? – быстро спросила она.
– Вы не видите? Сейчас тысяча девятьсот тридцать девятый год. Мне двадцать один год. В тысяча девятьсот девятнадцатом мне уже исполнился один год. А это означает… означает, что мой отец и мать поженились только… только… потом, – с дрожью в голосе проговорила Мэри.
– Ну, даже если и так, что с того? Стоит ли в наше время из-за этого переживать! – грубовато утешила ее сестра Хопкинс.
– Но, сестрица, как же это…
– Многие парочки отправляются в церковь, когда им уже некуда деваться, – авторитетно заявила сестра Хопкинс. – Главное – обвенчаться. А когда – какое это имеет значение?
– Может, поэтому отец никогда меня не любил? Как вы думаете? – тихо спросила Мэри. – Потому что мать вынудила его жениться на ней?
Сестра Хопкинс прикусила губу, явно не решаясь что-то сказать. Потом все-таки решилась:
– Мне кажется, было не совсем так. – Она сделала паузу. – Ну да ладно… если тебя это очень беспокоит, то лучше, наверное, тебе знать правду: ты вовсе не дочь Джерарда.
– Значит, вот почему!
– Возможно.
На щеках Мэри вспыхнули красные пятна.
– Понимаю, что это дурно с моей стороны, но я рада! Мне всегда было как-то не по себе оттого, что я не любила отца… А раз он не был моим отцом, тогда это вполне нормально! Но как вы узнали?
– Джерард до того, как впал в беспамятство, не раз заговаривал об этом, – сказала сестра Хопкинс. – Я довольно резко его обрывала, но он все не унимался. Естественно, я не стала бы рассказывать тебе об этом, не подвернись эта бумажка.
– Интересно, кто был моим настоящим отцом… – тихо произнесла Мэри.
Сестра Хопкинс открыла было рот, потом снова его закрыла. Казалось, ей трудно принять некое решение.
Внезапно какая-то тень упала на пол комнаты, и обе женщины обернулись. За окном стояла Элинор Карлайл.
– Доброе утро, – произнесла она.
– Доброе утро, мисс Карлайл, – отозвалась сестра Хопкинс. – Денек сегодня действительно приятный!
– Доброе утро, мисс Элинор! – поздоровалась Мэри.
– Я приготовила сандвичи, – сказала Элинор. – Не хотите ли зайти ко мне и перекусить? Теперь как раз час, а возвращаться на ленч в гостиницу было бы глупо. Я специально приготовила столько, чтобы хватило на троих.
Сестра Хопкинс была приятно удивлена:
– Ах, мисс Карлайл, до чего же вы заботливы! И в самом деле, очень не хотелось бы прерывать работу, а потом снова тащиться сюда из деревни. Я-то надеялась, мы управимся здесь за утро. И даже пораньше сделала обход своих больных. Но, похоже, тут хватит хлопот на целый день.
– Спасибо, мисс Элинор, вы очень добры! – тепло поблагодарила ее Мэри.
Они втроем пошли к дому.
Элинор оставила парадную дверь открытой. Они вошли в прохладный холл. Мэри слегка вздрогнула. Элинор бросила на нее быстрый взгляд.
– Что случилось?
– О, ничего… просто почему-то стало не по себе. Этот мрак… после яркого солнца.
– Странно, – тихо сказала Элинор. – Именно это ощущение я испытала сегодня утром.
Сестра Хопкинс рассмеялась и сказала громким, бодрым голосом:
– Давайте, давайте, расскажите еще, что в доме водятся привидения. Я, например, ничего такого не чувствую!
Элинор, улыбнувшись, повела их в гостиную, расположенную справа от входной двери. Там были подняты шторы и распахнуты окна, поэтому комната выглядела очень уютной.
Элинор прошла через холл в буфетную и вернулась с большим блюдом с сандвичами. Она протянула блюдо Мэри:
– Прошу.
Мэри взяла один сандвич. Элинор стояла и смотрела, как ровные белые зубы девушки погружаются в хлебную мякоть.
Элинор на мгновение задержала дыхание, потом чуть слышно выдохнула.
Она так и стояла, прижимая блюдо к груди, но затем, поймав голодный взгляд сестры Хопкинс и увидев ее полуоткрытый рот, торопливо протянула блюдо ей.
Сама Элинор тоже взяла сандвич и сказала, как бы оправдываясь:
– Собралась приготовить кофе, но забыла купить. Правда, если хотите, есть пиво.
– Знала бы, принесла бы с собой чаю, – огорченно заметила сестра Хопкинс.
– В буфетной есть немного чая в банке, – рассеянно отозвалась Элинор.
Сестра Хопкинс оживилась:
– Тогда я пойду поставлю чайник. Молока, наверное, нет?
– Я немного купила, – сказала Элинор.
– Ну, значит, полный порядок, – подытожила сестра Хопкинс и поспешно вышла.
Элинор и Мэри остались одни.
И тут же возникла странная напряженность. Проведя языком по пересохшим губам, Элинор деревянным голосом спросила, чтобы как-то начать разговор:
– Тебе… нравится тебе работа?
– Да, спасибо. Я… я очень вам благодарна…
Внезапно с губ Элинор сорвался хриплый смешок. Этот смех так не вязался с ее обликом, что Мэри уставилась на нее в изумлении.
– Тебе вовсе не стоит так пылко меня благодарить, – сказала Элинор.
– Я не думала… то есть… – смущенно пробормотала Мэри. И замолчала.
Элинор смотрела на нее таким пытливым и таким странным взглядом, что Мэри вся съежилась.
– Что-нибудь… что-нибудь не то? – осмелилась спросить она.
Элинор быстро встала и, не глядя на девушку, спросила:
– А что может быть не то?
– Вы… так смотрели… – прошептала Мэри.
– Я? Смотрела? – усмехнулась Элинор. – Прости, пожалуйста. Такое со мной иногда случается… когда о чем-нибудь задумаюсь.
В дверь заглянула сестра Хопкинс, радостно сообщила: «Ставлю чайник» – и снова исчезла. На Элинор вдруг напал приступ смеха.
– «Полли поставила чайник, Полли поставила чайник, Полли поставила чайник – скоро все будем пить чай!» Помнишь, как мы играли, когда были детьми?
19
Стиль мебели эпохи правления королевы Виктории (1837–1901) – тяжелая, часто из красного дерева, с множеством резных украшений.
- Предыдущая
- 16/43
- Следующая