Хроники Нарнии (сборник) (другой перевод) - Льюис Клайв Стейплз - Страница 61
- Предыдущая
- 61/172
- Следующая
На самом же деле лошади скорее полагали, что быстрее скакать не могут, а это не совсем одно и то же. Игого поравнялся с Уинни; Уинни хрипела.
И в эту минуту сзади раздался странный звук – не звон оружия и не цокот копыт, и не боевые крики, а рев, который – Шаста слышал той ночью, когда встретил Уинни и Аравиту. Игого узнал этот рев, глаза его налились кровью, и он неожиданно понял, что бежал до сих пор совсем не изо всех сил. Через несколько секунд он оставил Уинни далеко позади.
«Ну что это такое! – думал Шаста. – И тут львы!» Оглянувшись через плечо, он увидел огромного льва, который несся, стелясь по земле, как кошка, убегающая от собаки. Взглянув вперед, Шаста тоже не увидел ничего хорошего: дорогу перегораживала зеленая стена футов в десять. В ней были воротца; в воротцах стоял человек. Одежды его -цвета осенних листьев – ниспадали к босым ногам, белая борода доходила до колен.
Шаста обернулся – лев уже почти схватил Уинни – и крикнул Игого:
– Назад! Надо им помочь!
Всегда, всю свою жизнь, Игого утверждал, что не понял его или не расслышал. Всем известна его правдивость, и мы поверим ему.
Шаста спрыгнул с коня на полном скаку (а это очень трудно и, главное, страшно). Боли он не ощутил, ибо кинулся на помощь Аравите. Никогда в жизни он так не поступал, у не знал, почему делает это сейчас.
Уинни закричала, это был очень страшный и жалобный звук. Аравита, прижавшись к ее холке, пыталась вынуть кинжал. Все трое – лошадь, Аравита и лев – нависли над Шастой. Но лев не тронул его – он встал на задние лапы и ударил Аравиту правой лапой, передней. Шаста увидел его страшные когти; Аравита дико закричала и покачнулась в седле. У Шасты не было ни меча, ни палки, ни даже камня. Он кинулся было на страшного зверя, глупо крича: «Прочь! Пошел отсюда!». Малую часть секунды он глядел в разверстую алую пасть. Потом, к великому его удивлению, лев перекувырнулся и удалился не спеша.
Шаста решил, что он вот-вот вернется, и кинулся к зеленой стене, о которой только теперь вспомнил. Уинни, вся дрожа, вбежала тем временем в ворота. Аравита сидела прямо, по спине ее струилась кровь.
– Добро пожаловать, дочь моя, – сказал старик. – Добро пожаловать, сын мой, – и ворота закрылись за еле дышащим Шастой.
Беглецы оказались в большом дворе, окруженном стеной « из торфа. Двор был совершенно круглым, а в самой его середине тихо сиял круглый маленький пруд, У пруда, осеняя его й ветвями, росло самое большое и самое красивое дерево, какое Шаста видел. В глубине двора стоял невысокий домик, крытый черепицей, около него гуляли козы. Земля была сплошь покрыта сочной свежей травой.
– Вы… вы… Лум, король Орландии? – выговорил Шаста. Старик покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Я отшельник. Не трать времени на вопросы, а слушай меня, сын мой. Девица ранена, лошади измучены. Рабадаш только что отыскал брод. Беги, и ты успеешь предупредить короля Лума.
Сердце у Шасты упало – он знал, что бежать не может. Он подивился жестокости старика, ибо еще не ведал, что стоит нам сделать что-нибудь хорошее, как мы должны, в награду, сделать то, что еще лучше и еще труднее. Но сказал он почему-то:
– Где король?
Отшельник обернулся и указал посохом на север.
– Гляди. – сказал он, – вон другие ворота. Открой их, и беги прямо, вверх и вниз, по воде и посуху, не сворачивая. Там ты найдешь короля. Беги!
Шаста кивнул и скрылся за северными воротами. Тогда отшельник, все это время поддерживающий Аравиту левой рукой, медленно повел ее к дому. Вышел он нескоро.
– Двоюродный брат мой, двоюродная сестра, – обратился он к лошадям. – Теперь ваша очередь.
Не дожидаясь ответа, он расседлал их, а потом почистил скребницей лучше самого королевского конюха.
– Пейте воду и ешьте траву, – сказал он. – и отдыхайте. Когда я подою двоюродных сестер моих коз, я дам вам еще поесть.
– Господин мой, – сказала Уинни, – выживет ли тархина?
– Я знаю много о настоящем, – отвечал старец, – мало – о будущем. Никто не может сказать, доживет ли человек или зверь до сегодняшней ночи. Но не отчаивайся. Девица здорова, и, думаю, проживет столько, сколько любая девица ее лет.
Когда Аравита очнулась, она обнаружила, что покоится на мягчайшем ложе, в прохладной беленой комнате. Она не понимала, почему лежит ничком, но попытавшись повернуться, вскрикнула от боли и вспомнила все. Из чего сделано ложе, она не знала и знать не могла, ибо то был вереск. Спать на нем – мягче всего.
Открылась дверь и вошел отшельник с деревянной миской в руке. Осторожно поставив ее, он спросил:
– Лучше ли тебе, дочь моя?
– Спина болит, отец мой, – отвечала она. – А так ничего. Он опустился на колени, потрогал ее лоб и пощупал пульс.
– Жара нет, – сказал он. – Завтра ты встанешь. А сейчас выпей это.
Пригубив, Аравита поморщилась – козье молоко противно с непривычки – но выпила, очень уж ей хотелось пить.
– Спи, сколько хочешь, дочь моя, – сказал отшельник. – Я промыл и смазал бальзамом твои раны. Они не глубже ударов бича. Какой удивительный лев! Не стянул тебя с седла, не вонзил в тебя зубы, только поцарапал. Десять полосок… Больно, но не опасно.
– Мне повезло, – сказала Аравита.
– Дочь моя, – сказал отшельник, – я прожил сто девять зим и ни разу не видел, чтобы кому-нибудь так везло. Нет, тут что-то иное. Я не знаю, что, но если надо, мне откроется и это.
– А где Рабадаш и его люди? – спросила Аравита.
– Думаю, – сказал отшельник, – здесь они не пойдут, возьмут правее. Они хотят попасть прямо в Анвард.
– Бедный Шаста! – сказала Аравита. – Далеко он убежал? Успеет он?
– Надеюсь, – сказал отшельник.
Аравита осторожно легла, теперь – на бок, и спросила: – А долго я спала? Уже темнеет.
Отшельник посмотрел в окно, выходящее на север.
– Это не вечер, – сказал он. – Это тучи. Они ползут с Вершины Бурь; непогода в наших местах всегда идет оттуда. Ночью будет туман.
Назавтра спина еще болела, но Аравита совсем оправилась, и после завтрака (овсянки и сливок) отшельник разрешил ей встать. Конечно, она сразу же побежала к лошадям. Погода переменилась. Зеленая чаша двора была полна до краев сияющим светом. Здесь было очень укромно и тихо.
Уинни кинулась к Аравите и тронула ее влажными губами.
– Где Игого? – спросила беглянка, когда они справились друг у друга о здоровье.
– Вон там, – отвечала Уинни. – Поговори с ним, он молчит, когда я с ним заговариваю.
Игого лежал у задней стены, отвернувшись, и не ответил на их приветствие.
– Доброе утро, Игого, – сказала Аравита. – как ты себя чувствуешь?
Конь что-то пробурчал.
– Отшельник думает, что Шаста успел предупредить короля, – продолжала она. – Беды наши кончились. Скоро мы будем в Нарнии.
– Я там не буду, – сказал Игого.
– Тебе нехорошо? – всполошились и лошадь, и девочка. Он обернулся и проговорил:
– Я вернусь в Тархистан.
– Как? – воскликнула Аравита. – Туда, в рабство?
– Я лучшего не стою. – сказал он. – Как я покажусь благородным нарнийским лошадям? Я, оставивший двух дам и мальчика на съедение льву!
– Мы все убежали, – сказала Уинни.
– Мы, но не он! – вскричал Игого. – Он побежал спасать вас. Ах, какой стыд! Я кичился перед ним, а ведь он ребенок и в бою не бывал, и примера ему не с кого брать…
– Да, – сказала Аравита. – И мне стыдно. Он молодец. Я вела себя не лучше, чем ты, Игого. Я смотрела на него сверху вниз, тогда как он – самый благородный из нас. Но я хочу просить у него прощенья, а не возвращаться в Тархистан.
– Как знаешь, – сказал Игого. – Ты осрамилась, не больше. Я потерял все.
– Добрый мой конь, – сказал отшельник, незаметно подошедший к ним, – ты не потерял ничего, кроме гордыни. Не тряси гривой. Если ты и впрямь так сильно казнишься, выслушай меня. Когда ты жил среди бедных немых коней, ты много о себе возомнил. Конечно, ты храбрей и умнее их – это нетрудно. Но в Нарнии немало таких, как ты. Помни, что ты -один из многих, и ты станешь одним из лучших. А теперь, брат мой и сестра, пойдемте, вас ждет угощение.
- Предыдущая
- 61/172
- Следующая
