Пашка из Медвежьего лога - Федосеев Григорий Анисимович - Страница 32
- Предыдущая
- 32/48
- Следующая
Гурьяныч и Пашка буквально столбенеют. На их лицах ужас и изумление. Они не верят своим глазам. Кажется, никакое чудо их так не удивило бы, как эта сцена братания с медведем.
Я отталкиваю Потапа, встаю. На какую-то долю минуты наступает тишина, все постепенно приходят в себя. У всех одна мысль: хорошо, что обошлось без выстрела.
Уже утро. По светлому небу плывут редкие облака навстречу багряной зорьке. Мирно падают капли влаги с хвои. Стоит безмолвный туман над рекою. Молча пролетают кедровки.
Гурьяныч повертывается к Пашке, обнимает обеими руками парнишку, крепко целует его, и две скупые слезы скатываются по обветренным щекам.
- Молодец, внучек, не растерялся!
И они оба смотрят на меня, все еще не понимая, откуда взялся такой необычный ночной гость.
- Это Потап, наш экспедиционный медвежонок, самый добрый и шкодливый из всего медвежьего рода, - объясняю я.
- Но как он забрел сюда?
- Вероятно, наткнулся на наш вчерашний след и прибежал.
Пашка мигом преображается.
- Ну и напугал! А тут кто-то от страха стал кричать, я и вовсе оробел… - И парнишка, поддернув штаны, косит плутовские глаза на деда.
- Нечего сваливать на других! Уж кто орал благим матом, так это ты, -отвечает Гурьяныч.
- Что-то не помню такого… - хитрит Пашка.
- А по переносице кто меня стукнул локтем, тоже не помнишь?
И оба смеются, вспоминая ночное происшествие.
Пашка смелеет и храбро вышагивает к медведю. Он кружит вокруг зверя, не знает, с какой стороны лучше подойти, заглядывает ему в глаза, осторожно, готовый вмиг отпрыгнуть, дотрагивается рукою до шерстистой спины зверя. А тот уже ждет чего-нибудь вкусного, сладко чмокая мокрыми губами, и не обращает, никакого внимания на парнишку.
Подновляем костер и через полчаса завтракаем. Все разговоры у нас о Потапе.
- Вот ты, Пашка, вчера спрашивал, кто самый сильный в тайге? - начинаю я свой рассказ о Потапе. - У птиц самые грозные и сильные - это орлы, а среди таежных зверей царем слывет медведь. В прошлом году встретились мы с этими лесными хозяевами. Экспедиция наша работала в горах Тувы. Была весна. Мы с моим помощником Василием Николаевичем пробирались к истокам речки Систиг-Хем. Как-то на четвертый день пути заночевали под Таргакским хребтом. Лошадей отпустили на поляну, сами поужинали - и спать: утром надо было рано трогаться в путь. Ночью нас разбудил страшный рев. Мы вскочили. Небо в тучах. Темень. Лошади прибежали к костру, трясутся, храпят. "Должно, медведь, но с чего это он ревет? Не иначе, что-то с ним случилось", -говорит Василий Николаевич. Стоим ждем. Дров подкинули в огонь, а лошади ушами прядут, косят глазами в темноту. И вдруг под скалой опять раздался рев, да не один, а два. Теперь ясно, это звери между собой схватились. Загремели камни, затрещал лес, все наполнилось шумом. Мы быстро привязали коней и бросились с ружьями к краю скалы. Вот, Пашка, когда мне жутковато было! Драка медведей - это тебе не бой петухов. Представляешь, что творится, когда эти зверюги со злобой вцепятся друг в друга и начнут рвать зубами, когтями?.. Земля дыбом становится!
- А чего они дрались-то?
- Ты слушай. Стоим мы на скале. От туч еще больше потемнело. Внизу рычанье, стон, грохот, возня, и все это как будто ближе и ближе. Василий Николаевич говорит: "Давай-ка убираться отсюда к огню, иначе в темноте они нас живо похватают, не успеешь выстрелить". Я и сам уже подумывал уйти от греха подальше… Когда мы снова очутились под кедрами у большого костра, спокойнее стало. Скоро и под скалой все затихло.
- А что же дальше? - разочарованно тянет Пашка.
- Дождались утра - и под скалу. Смотрим и глазам не верим: вся земля вздыблена, кусты выдернуты с корнями, деревья сломаны, лужи крови. Чуть пониже видим какой-то холмик, прикрытый мхом, ветками и разным лесным мусором. Подошли и обомлели: перед нами лежала мертвая медведица. Задрал ее самец…
- Зачем же он спрятал ее? - перебивает парнишка удивленно.
- Видишь ли, Пашка, эти лесные цари не очень-то любят свежее мясо, предпочитают протухшее, вот он и накрыл свою добычу мусором, чтобы быстрее приготовить себе лакомство. Если зайчонка поймает, и того сразу не съест: под мох его, подождет день-два, потом лакомится… Стали мы с Василием Николаевичем отгадывать, из-за чего медведи поссорились. Осматриваем все вокруг. Видим, рядом с холмиком молодая лиственница стоит со сломанной вершиной, а на стволе следы когтей большого медведя и медвежонка. Тут мы догадались, в чем дело. Видно, самец увидел медвежонка, тот - на лиственницу, он - за ним, но до вершины, куда забрался медвежонок, ему не добраться - тяжел. Тогда он перегрыз ее, и вершина упала на землю вместе с медвежонком. Но тут на помощь подоспела мать. Они и схватились.
- Разве медведь ест своих медвежат? - удивляется Пашка.
- Выходит, ест. Старый медведь - самый страшный враг медвежат. Этот злой, всеядный хищник не щадит ни своих, ни чужих зверят - всех под себя подминает, Зря ему приписывают добродушие. Несмотря на то, что он с виду неуклюжий, косолапый, этот зверь в схватке самый сильный, ловкий и быстрый. Ну вот, дальше мы с Василием Николаевичем решили освежевать медведицу, взять шкуру на поршни и немного мяса для собак. Стали переворачивать тушу, а из-под нее медвежонок - как фыркнет на нас, лапой норовит ударить. Мы его поймали, завернули в телогрейку. Успокоился. Ободрали медведицу, отрубили от туши задок и думаем: что же делать с медвежонком? Отпустить - сегодня же его слопает медведь; взять с собой - лишняя забота, да и зачем он нам? Василий Николаевич говорит: "Давай подальше от этого места отвезем и выпустим". На том и решили. Посадили медвежонка в кожаную суму и поехали дальше. В полдень приезжаем в подразделение Макаровой, а выпустить-то медвежонка по дороге забыли. Я и говорю Макаровой: "Нахлебника привезли, принимайте". Все в подразделении обрадовались, дескать, будет с кем потешаться, и оставили медвежонка у себя, Он быстро освоился. Еще бы! Ведь в тайге надо искать пищу, ловить, копать, выслеживать, а тут готовое в рот кладут, и сахар, и ягоды, и сгущенное молоко, купают и даже играют с ним - не житье, а масленица! Избаловался, разжирел. А когда подрос, все пришлось в лагере прятать от него. Что ни найдет - все утащит, изорвет, спрячет. Пороли его за шкоду - не помогало. За все проделки расплачивалась Макарова. Он же, хитрец, всегда к ней ласкался и ее слушался.
И вот пришла осень. Что делать с медведем? Решили оставить в тайге. Шуба на нем была теплая, и жира накопил на даровых харчах. Но не тут-то было: не идет из лагеря, привык к людскому шуму, а в лесу тишина пугает его, да и одиночество, видно, не радует. Ничего не могли придумать. Привезли в поселок. Перезимовал он, к людям еще больше привязался, а весной опять взяли в тайгу, Но держать его в лагере уже нельзя было - шкодил на каждом шагу. Тогда и решили бросить Потапа. Уводили за несколько километров, обманывали, бросали, но, что ни делали, отвязаться от него не могли. А недавно Макарова нам сообщила, что напоила его спиртом. Вот уж он, говорит, побуянил, поревел, погрозился и, наконец, мертвецки уснул. А тем временем отряд снялся и ушел.
- Что же с ним случилось дальше? - с нетерпением спрашивает Пашка.
- Сам видишь: живет тут в Кедровом ключе, и, кажется, ему не так уж плохо…
А Потап шарит по стоянке, что-то ищет и иногда косит на нас малюсенькие барсучьи глазки.
Он сильно вырос с тех пор, как я видел его последний раз, Теперь это настоящий взрослый медведь - лесной царь, косолапый, лобастый. Даже во взгляде хотя и сохранилась еще прежняя доверчивость, но уже появилась подозрительность и что-то настороженное. Пройдет еще немного времени, к нему вернется все звериное, присущее медведю, он станет хозяином Кедрового ключа…
Между тем Пашка достал горсть сухарей. Потап по шороху вмиг догадывается, что у того в руках, бросается к парнишке, хватает пастью сухари, и они хрустят на его острых зубах. Пашка хохочет. Гурьяныч все еще озабоченно наблюдает за внуком и зверем. А Пашка вдруг бросает остатки сухарей, подбегает к Гурьянычу, обхватывает его за шею руками;
- Предыдущая
- 32/48
- Следующая
