Неубедимый - Лукас Ольга - Страница 28
- Предыдущая
- 28/67
- Следующая
— По-моему, Бржижковский не гений, а просто слегка сумасшедший!
— Сумасшествием сторонние наблюдатели называют те грани чужой гениальности, которые им лично вредны или не приносят никакой пользы.
— Подождите, — Денис замотал головой, словно выбираясь из-под одеяла. — Вы говорите, что надо слушать сегодняшних гениев. А сами продаёте книги вчерашних.
— Гениев не бывает вчерашних или сегодняшних! — почему-то рассердился старик. — Да, я не вижу гениев, живущих сейчас, не потому, что их нет, а потому, что я, как и все прочие, слеп. Я могу почувствовать гениальность — но могу и ошибиться. Даже я могу ошибиться, сколько раз ошибался. И в ту, и в другую сторону. Да если бы я только мог…
Хозяин закрыл лицо руками. Пальцы у него были тёмные, кривые и морщинистые, как древесные корни.
— Знаете, мне всё равно кажется, что справедливость восторжествует, — сказал Денис. — Гении будут признаны. Зло — наказано. А рукописи не горят.
Букинист убрал от лица руки и взглянул на него. На какое-то мгновение исчезло, пропало сияние его невероятных глаз, и на Читателя посмотрел очень старый, очень усталый и очень несчастный человек. Денису стало неловко, словно он заговорил о верёвке в доме повешенного.
— Правильно. Во все эти вещи надо верить, — справившись с собой, отвечал старик. — Зло должно быть наказано. Вот только… как вы себе это технически представляете? Поймать зло и отрубить ему голову — невозможно. Можно поймать человека, убедить остальных в том, что он — зло, отрубить ему голову. Тем самым приумножив зло.
— Есть абсолютное зло.
— Подавление личности — это абсолютное зло?
— Да.
— Тогда надо бросать младенцев в лесу. Воспитание — это ведь такое подавление личности! Бедному ребёночку навязывают правила. Да что там — учат ходить на двух ногах! Есть ложкой! Проситься на горшок!
— Допустим. Но убийство невинных во имя любой цели — это зло, — не сдавался Денис.
— А убийство виноватых — это добро? А? А кто назначает эту вину? А если вся вина — зажигательная речь на площади? Но сотни людей, услышав эту речь, поняв её неправильно, пойдут убивать и убьют тысячи. Так кто убивал? Тот, кто занёс нож, или тот, кто направил руку? Кого назначим абсолютным злом?
— Не знаю… Но оно существует. И, может быть, не сгоряча, не сразу, но его можно распознать.
— А для этих целей, молодой человек, существует Страшный суд. Ждите повестки. Но особенно не торопитесь.
И старик, тяжело вздохнув, достал из-под прилавка миску с давно остывшей облагороженной овсянкой. Взял в руки ложку — так, словно его Страшный Суд приговорил к этому занятию. И продолжил трапезу, прерванную появлением Дениса.
Денис же, получив ответы на вопросы, которые невозможно было всерьёз обсудить с коллегами, счел, что больше его в лавке букиниста ничего не держит. Дело сделано.
Алиса медленно шла по Невскому проспекту, разглядывая то витрины, то пожилых женщин. В витринах не было ничего интересного. А пожилые женщины не казались ей странными. Где-то совсем рядом на «хищной хохломе» кралась Анна-Лиза — со скоростью 10 км/час. Она обещала помочь, когда (если) Алиса встретит настоящих Бойцов. Потому что защита защитой, а драпать придётся предельно быстро. Легендарные питерские старухи («странные старухи» — больше Алиса ничего о них не знает) шутить не будут.
«Это как на променаде в деревне, да? — иронизировала Алиса перед началом эксперимента. — Только я выйду на главную улицу, она же единственная, — и сразу встречу всех, кого надо?»
«Не всех встретишь, — заверила Анна-Лиза. — Только Бойцов. Они почуяли нас и будут настигать. Вы ищете друг другу навстречу».
«А если мы найдём друг друга и у меня не получится защита? Что мне делать тогда?»
«Тогда — бежать, стрекоча».
Итак, Алиса прогуливалась, чтобы дать Бойцам возможность обнаружить себя. «Из пункта А (Алиса) в пункт Б (Бойцы) вышел шемобор, — лениво думала она. — В то же время из пункта ХЗ в пункт… пока тоже ХЗ вышли… выбежали… теряя вставные челюсти… Бойцы. Сколько времени пройдёт, прежде чем пункт ХЗ-2 станет пунктом Б, в котором все радостно встретятся? И на каком расстоянии от этого пункта останутся лежать вставные челюсти Бойцов?»
Прохожие узнавали её, но отводили глаза в сторону: всё же неудобно глазеть на знаменитость. Некоторые, отойдя на безопасное расстояние, щёлкали её со спины мобильным телефоном. Глазеть, конечно, неудобно, но похвастаться хочется: «А вот кого я сегодня видел!»
Впрочем, многие проходили мимо, не отвлекаясь от своих мыслей. А иные не следили за светской хроникой и тоже проходили мимо. Да и, если честно, не была Алиса такой уж знаменитостью: лицо знакомое, где-то мелькало, и всё. Мало ли таких лиц?
На углу Литейного проспекта стояли две условно странных дамы: вроде бы обычные бабульки, но в тёмных очках (не по сезону) и с сумками через плечо, украшенными яркими принтами. Бабульки никуда не спешили, разговаривали, загораживая проход, будто ждали кого-то.
Алиса сосредоточилась на защите. Анна-Лиза сказала, что можно для начала представлять себе защиту как нечто материальное. Алиса представила, как невидимая кисея опускается с неба. И — р-раз — незаметно ударила пальцем о палец.
Кажется, получилось. Ну, точно, получилось. Такое ощущение, как будто сидишь в клубе на закрытой суперпупервип-вечеринке, с которой только что изгнали последних папарацци, и теперь можно делать всё что угодно.
— Здравствуйте. Вы Бойцы? — подойдя к старушкам с принтами, нагло спросила Алиса.
Анна-Лиза говорила, что защита исказит любую опасную фразу, превратит в какой-нибудь нейтральный вопрос. Например: «Скажите, как пройти к Литейному мосту?»
— Sorry, I don`t understand, — смущённо улыбнулась одна из старушек и развела руками — мол, не понимаю я. Алиса сразу увидела, что это просто две иностранных туристки, поджидающие свою группу возле сувенирного магазина, — и как их можно было принять за каких-то там Бойцов?
Осознав свою ошибку, Алиса ничуть не расстроилась. Ощущение, что она всё ещё находится на самой доброжелательной и безопасной в мире вип-вечеринке, не покидало её. Иностранки, их гид, ошивающийся неподалёку, случайные прохожие, такса, которую вёл на поводке пожилой господин в клетчатом пальто, да что там — и дома, и автомобили, и даже асфальт показались вдруг такими родными-родными. Прямо хоть хороводы с ними води. Слева — такса, справа — дом, в котором расположен сувенирный магазин, и все знают друг друга сто тысяч лет, пляшут и поют.
Алиса отпустила защиту. Невидимая кисея улетела обратно на небо. Пропало ощущение родства со всеми и вся. Из подворотни вынырнула «хищная хохлома». Анна-Лиза распахнула дверцу, знаком предлагая сесть.
— У меня получилось, — сказала ученица шемобора, когда автомобиль тронулся с места, — Спецэффект такой интересный: как будто я хиппи какой-нибудь из шестидесятых в каком-нибудь Вудстоке или типа того. Мир, любовь и рок-н-ролл.
— Получилось, — отвечала Анна-Лиза. — Ты только что защитила весь город. Угораздить под одну защиту с Бойцами — хороший рок-н-ролл. Но быстрый.
Оказалось, что Алиса — совершенно непостижимым образом — умудрилась накрыть защитой целый Санкт-Петербург. И если бы иностранные бабульки были мунговскими Бойцами, они бы её в момент раскусили. А с непривычки удерживать защиту над всем городом Алиса смогла бы не более минуты. А потом — пиф-паф. Или — чик-чик. Или — хрясь-бац. Ничего хорошего, словом. Попытка не засчитывается. Но начало впечатляющее. Как и всё, что делает Алиса.
Эх-эх, быть бы ей не такой талантливой, но более внимательной. Один мальчик тоже подавал большие надежды, сиял яркой звездою на фоне своей обыкновенной «старшей сестрёнки», которая медленно, упорно, ступенька за ступенькой, постигала основы шемоборского мастерства. Ну и что же? Возомнил о себе невесть что, поверил в нелепость — и прикончил своего учителя. Плохой мальчик, не надо быть, как он.
Алиса шла по Михайловской улице. Теперь она поняла свою ошибку. Нет, не по части защиты, укрывшей весь город, — она так и не сообразила, как ей это удалось. Но иностранных туристов она вычисляла теперь сразу, и моментально теряла к ним всякий интерес. А вон те тётушки — чем не Бойцы? Странные — не то слово! Пальтишки такие серо-буро-малиновые, на одной — явно парик, другая нацепила помятую шляпу с крошками нафталина на тулье. В руках у каждой — зонтики в кошмарный цветочек, на ногах — стоптанные сапоги, через плечо — сумочки не в тон. Макияж системы «мама, я вас умоляю!». Каждый штрих по отдельности вроде бы ничего не значит, но всё вместе — привлекает внимание.
- Предыдущая
- 28/67
- Следующая
