Битва за сектор. Записки фаната - Жвания Дмитрий Дмитриевич - Страница 6

– Да, угораздило! Девицы – все наверняка целки, к гадалке не ходи. Нет, Митя, ты посмотри на них! Развлечься будет не с кем… Ничего, вернемся в Питер, я познакомлю тебя со взрослыми телками, студентками. Чего они только не вытворяют! Ты просто обалдеешь, обещаю. А эти… прыщавые целки…

Не знаю почему, но Сэм предпочитал общаться именно со мной, остальных ребят держал на дистанции. Может быть, потому, что я тоже был в ультрамодных blue jeans – сестра Лиана купила, когда ездила на гастроли в Париж. Так или иначе, мы с Сэмом скорешились.

– И чего я поехал! – сетовал Сэм уже на турбазе в Куйбышеве. – В разгар чемпионата!

– Какого чемпионата?

– Митя, ты лох или прикидываешься? Футбольный чемпионат, «Зенит» играет.

– А… – Я всегда переживал за хоккеистов, а футбол смотрел изредка по телевидению, и то только матчи сборной СССР, тбилисского «Динамо», за которое болел с раннего детства, и матчи за европейские кубки.

– Чего «а»?! Ты хотя бы раз был на стадионе, на футболе?

– Только в Сухуми, на матчах местного «Динамо», когда в этой команде мой брат играл, Гурам Габескирия. А в Питере я на хоккей, на СКА хожу…

– За «коней» болеешь?

– В смысле?

– В том смысле, что твой СКА – это «кони». Как и ЦСКА. Ненавижу «коней»! Тебе, Митя, надо на «Зенит» сходить, после этого о СКА и вспоминать не будешь. Не слышал песню: «Ты можешь болеть за московский „Спартак“, А можешь болеть за коней. Но лучше болей за „Зенит“ (Ленинград), Не то огребешь пиздюлей!»?

– Нет, не слышал. Да пойми, я только по воскресеньям могу куда-нибудь выбираться.

В будние – в училище до вечера. После занятий – уборка помещений, патрулирование территории или работа всякая комсомольская…

– Комсомольская? Ну ты даешь! Ха-ха, рассмешил. Не думал, что ты – совок… Положи с прибором на этот комсомол, Митя! Ладно, вернемся в Питер, я тебя познакомлю с реальными людьми, с реальными тусами. Сходим в «Сайгон», где волосатые собираются, в «Рим» на Петроградской… Слушай, а в рок-клубе ты был?

Я сокрушенно помотал головой, понимая уже, что не имею никакого представления о реальной жизни.

– Эх… – только и произнес Сэм.

Информация о «реальных тусах» меня очень заинтересовала, ибо я хотел оказаться в каком-нибудь сообществе, братстве, словом, среди людей, которые были бы не такими скучными, как окружающие меня совки. И вскоре я сам завел с Сэмом разговор о тусовках, дабы понять – к какой из них присоединиться.

– Я уже тебе говорил, хиппи собираются в «Сайгоне», в кафе на углу Невского и Владимирского проспектов. Но не думаю, что эта компания тебе подойдет, они за ненасилие, им шпана в рыло бьет, а они лишь вытираются… Кроме того, хиппи хайры отращивают, а тебя в мореходке почти наголо бреют. В рок-клубе можно панков встретить, они просто все отрицают. Есть фашисты, в основном – студенты филологического факультета. Ходят они в черных рубашках с вышитыми буквами РОА – Русская освободительная армия. Я кое-кого из них знаю, мог бы тебя познакомить, но…

Я и без Сэма понял, что мне еще очень далеко до сверхчеловека, и перебил его:

– Не-а, фашисты меня не прикалывают.

Еще в школе я прочел несколько книжек о революционерах, изучил, что писали в учебниках об анархистах. Большое впечатление на меня произвел фильм о создании ЧК «20 декабря», в котором анархисты показаны не как опереточные грабители, а как революционеры, в общем, я мечтал присоединиться к каким-нибудь бунтарям: «ты стал бунтарем и дрогнула тьма, весь мир ты хотел изменить» и все такое.

– А анархисты есть в Питере, Сэм?

– Анархисты? Так футбольные фанаты и есть анархисты, они против ментов, против властей. Я же тебе говорил – иди на стадион, Митя!

Сэм мне рассказал историю футбольного фанатизма. Я узнал, что первые фанаты появились у московского «Спартака», было это в 1979-м. Их жестко прессовали менты: скоро Олимпиада, а тут какие-то клоуны в красно-белых шарфах и шапочках. Оппоненты звали спартачей «мясом», из-за того, что история их клуба связана то ли с профсоюзом пищевой промышленности, то ли с каким-то мясокомбинатом. Затем стали появляться другие грядки. Фанатов ЦСКА прозвали «конями» – якобы потому, что первое тренировочное поле команды было разбито на территории, где ранее располагался ипподром; фанатов милицейского общества «Динамо» – «мусорами», почему, объяснять не надо; фанатов «Торпедо» – «торпедонами»…

В Питере фанаты появились в 1980-м, когда «Зенит» впервые в своей истории боролся за бронзовые медали чемпионата страны. На стадионе имени Кирова они собирались, сообщил Сэм, на 33-м секторе.

– Вернемся в Питер, я тебя туда отведу, познакомлю с лидерами фанатов – Шляпой и Блондином, оба они – мои приятели.

Сэм научил меня «зенитовским» зарядам типа «Во всем Союзе знаменит ленинградский наш „Зенит“!»

– Значит, заводящий громко кричит: «Во-о-о всем!»… А сектор подхватывает: «Союзе знаменит…» Понял?

– Ага.

– А еще фанаты переделали «Гимн великому городу» Соловьева-Седова: «Город над вольной Невой, где болеют за „Зенит“ родной, слушай, Ленинград, я тебе спою про „Зенит“, про команду твою».

– Круто!

– А когда «Зенит» пропускает гол, фанаты кричат: «Гол забили нам в ворота, очень мы огорчены. Но не зря мы здесь собрались: эй, „Зенитушка“, дави!» Да и еще: хлопать надо не как лохи: та-та-тата-та, так «мясники» хлопают, а по-зенитовски: раз, два, три – зе-ни-ту-шка дави. Понял? – продолжал Сэм лекцию. – Фанаты ездят на выездные матчи команды, чтобы поддержать ее на чужом стадионе. Я тоже ездил.

– Куда?

– Ну… в Москву…

Как только вернусь в Ленинград, пойду на первый же домашний матч «Зенита», твердо решил я. Но ждать этого три недели было просто невыносимо. Мне хотелось начать фанатеть здесь и сейчас! Я нашел голубой полиэтилен и наклеил на него логотип «Зенита», который сделал из белого лейкопластыря. Вышло вроде ничего. Мне не пришлось долго убеждать школьников, с которыми я отдыхал, что фанатеть за «Зенит» – это круто. Кое-кто из них ходил на футбол и, так сказать, был в курсе. С палубы теплохода «Казахстан», на котором мы плыли по Волге, мы заряжали: «Во всем Союзе знаменит…» Команда теплохода быстро вычислила зачинщика, то есть меня, и создавала мне всяческие проблемы, дело доходило до угроз физической расправой, а я в ответ лишь смеялся им в лица, точнее – в морды. Провинциальные лохи, чего с них взять. Как они вообще живут на белом свете, когда в их городе нет команды высшей лиги!

Сэм удивлялся тому, с каким энтузиазмом я отозвался на его предложение стать футбольным фанатом. В итоге команда теплохода пожаловалась руководителям нашей туристической группы, педагогам, и те вызвали меня на ковер.

– Дмитрий, почему вы так цинично и вызывающе себя ведете? – спросила меня строгая дама с тонкими губами, воспитательница нашей группы.

Я не успел ответить, как заговорил невзрачный мужчина средних лет, в каком качестве он ездил с нашей группой, никто из нас не знал, но все догадывались:

– Презрение к окружающим – отличительная черта фашистов. А мы только что побывали в Ульяновске, где родился и вырос Владимир Ильич Ленин – создатель нашей Коммунистической партии, первого в мире государства рабочих и крестьян, а теперь плывем в Волгоград, где наша армия разгромила фашистов… Ваше поведение я расцениваю как вызов не только окружающим, но и нашей славной, героической истории. Думаю, в Ленинграде вам придется расстаться с комсомольским билетом, я об этом позабочусь.

– Но я прославлял ленинградский «Зенит» и все… При чем здесь фашизм? – меня аж в жар бросило от слов невзрачного мужчины.

– Поведение, поведение, Дмитрий. Все дело в вашем поведении… – похоже, мужчина имел ответы на все вопросы. – Если мы вас не остановим сейчас, вы погубите свою жизнь.

Сейчас в такой ситуации я бы почувствовал себя героем романа «1984», но тогда я об Оруэлле и слыхом не слыхивал, меня просто ошарашило то, какие далекие выводы эти люди сделали из моего, в общем-то, патриотического поведения… Мне стало трудно дышать от возмущения! Как они посмели обвинить меня в фашизме! И за что? За то, что я… прославлял футбольный клуб из Ленинграда. А этот мужичонка мне как раз напомнил фашиста, эдакого эсэсовца с лицом доктора-садиста.