Взрослые игры (СИ) - Архипова Анна Александровна - Страница 25
- Предыдущая
- 25/62
- Следующая
- Причем тут это? – Юки остановился, непонимающе оглянувшись.
Телохранитель вытащил свой бумажник и извлёк все купюры, которые в нем были. Тэкесима, поглядев на его действия, сделал тоже самое. Ботаник взял у него деньги, прибавил к своим, свернул их в трубочку и протянул Юки со словами:
- Вот. Если не берешь деньги Акутагавы, возьми наши. Мы их честно заработали, поверь мне! Разве друзья не должны помогать друг другу?
- Я… но мне не надо, правда. Я обойдусь, - растерялся Юки от такого напора.
- Надо, еще как надо! Ты наш друг и мы не можем просто бросить тебя произвол судьбы. Если не хочешь взять в дар, возьми в долг. Потом вернешь, когда будут свои деньги. Ну?
Юки колебался. Тогда Ботаник схватил его за руку и вложил в ладонь тугой рулончик.
- Бери с богом, Юки!
Юки закусил губу. Потом подошел к Ботанику и молча приобнял его – а тот сочувственно похлопал юношу по спине. Так же Юки попрощался с Тэкесимой, который, обняв его, тяжело вздохнул – подумав о чем-то невеселом, но вслух ничего не сказал.
- Ну всё, я пойду, - пробормотал Юки, едва сдерживая слезы.
Он понял, что за всё то время, пока он был подле Акутагавы, эти люди стали для него родными, превратились в семью. И от этого становилось еще горше и больнее. Напустив на себя решительный вид, Юки, не оглядываясь, направился к инспектору соцопеки госпоже Нумадзу…
Так началась его новая жизнь.
Ему, как и говорил Ботаник, дали койко-место в убогом общежитии для неимущих и подыскали работу в супермаркете, где с раннего утра до позднего вечера он выкладывал на полки продукты, расставлял товары.
Работа была выматывающей, монотонной и скучной – что первое время мучило Юки ужасно. Юноша привык к тому, что его мозг постоянно занят чем-то конструктивным – в доме Акутагавы он мог позволить себе целыми днями заниматься интеллектуальным трудом, там были для этого все условия. В магазине в основном работали малообразованные люди, интересующиеся только популярными передачами на телевидении и дешевыми развлечениями в свободное время; с утра до вечера они батрачили и сплетничали, не интересуясь никем кроме своих персон. Юки никогда с ними не болтал – и они быстро вообразили между собой, что он зазнайка.
В «крольчатнике» жилось туго. Благодаря Акутагаве Юки привык к комфорту во всем: мягкая постель, шелковые простыни, тишина и покой когда они требуются, завтраки в постель, просторные комнаты в шикарных особняках, ванны - похожие на бассейны… Да, он ко всему этому привык и даже стал воспринимать это как нечто само собой разумеющееся! В общежитии для неимущих было грязно, всюду кишели насекомые, в душевой никогда не было горячей воды, а унитазы все как один протекали - но, главное, там ни на минуту нельзя было остаться одному: в крошечной комнате, которую он делил еще с двумя юношами-сиротами (подрабатывавшими на бензоколонке) было всегда много лишнего народа – в гости заходили приятели и засиживались допоздна, в коридоре по вечерам все подоконники были забиты дымящими как паровозы людьми. Здесь практически в открытую торговали наркотиками, подделками государственных бумаг и приводили проституток. Шум, гам, хохот - раздавались тут круглые сутки, что заставляло Юки сходить с ума.
Влившись в «обычную» жизнь, заняв то место на социальной лестнице, которое Юки, по собственному мнению, и должен был по стечению обстоятельств занять – он, помимо всех прочих угнетающих обстоятельств, почувствовал еще один минус «простой» жизни. Он был избалован первоклассной кухней и богатым столом госпожи Фынцзу, и, если они с Акутагавой не ели у неё, то питались в элитных ресторанах – меню которых отвечали всем требованиям гурманов. Начав питаться дешевыми полуфабрикатами, фаст-фудом и едой быстрого приготовления, Юки очень быстро заработал себе несварение желудка. Такова теперь была его жизнь: у Юки болел живот, он ненавидел общагу для неимущих и презирал свою работу….
….Он всё время думал об Акутагаве. Юки понимал, что должно пройти какое-то время, прежде чем эмоции улягутся и ему станет легче, но это не облегчало будничных мук. По ночам его подушка становилась мокрой от беззвучных слез, а днем он пожирал себя изнутри мыслями о том, кого безумно любил и кого был просто обязан забыть. То, что они до сих пор находятся в одном городе – Киото - усугубляло его лихорадочное состояние. То и дело в голове начинал говорить ехидный голосок: «Ты знаешь, что еще можешь вернуться. Прошло не так много времени, он тоже тебя пока что не забыл. Вернись, закрой на всё глаза и твоя жизнь станет прежней…» Юки был готов сам себя ударить за такое проявление слабости, он старался растоптать в себе любые намеки на эту слабость. Он был глубоко несчастен…
В июне Юки осознал и другую горькую правду: при такой работе и зарплате ему не поступить в университет в ближайшее время. То, о чем он всегда мечтал – получить такое же образование как и у родителей – стало отдаляться от него в неопределённую даль, превратившись в мираж… Но что он мог поделать? Он понимал, что выбрал такую жизнь и что теперь сам отвечает за себя.
Однажды ночью, когда в комнате общежития было слишком людно и шумно чтобы заснуть - соседи и гости смотрели фильмы на компьютере и дули дешевое вонючее пиво - Юки, заткнув уши наушниками и настроившись на круглосуточную радиостанцию, сидел на своей кровати, листая фотоальбом. Перед ним мелькали дни его родных: дедушки, бабушки, отца, матери, его самого… Там он нашел также одну новую фотографию – она была сделана чуть больше года назад, когда они с Акутагавой еще были вместе. Они сфотографировались в Британии, во время прогулки по душистому лесу – Акутагава и Юки сели под дерево, а Тэкесима, прихвативший с собой фотоаппарат, сделал всего один снимок. Это вообще была ЕДИНСТВЕННАЯ их фотография, потому что Акутагава не хотел оставлять улики, которые могли каким-то образом свидетельствовать об отношениях между ними. Юки был с этим согласен - безопасность прежде всего…
«Да, - подумал Юки сейчас, - сохранив эту фотографию, я могу подвергнуть его опасности».
И тогда он одним движением порвал снимок пополам. Ту часть, где был Акутагава, он разорвал на мелкие кусочки и выбросил в мусорное ведро, вторую же, немного подумав, оставил себе. На втором кусочке осталась часть руки Акутагавы, его ладонь. Так немного и, в общем-то, совершенно безопасно… Никто не догадается… Юки погладил пальцами матовую поверхность снимка – там, где виднелась ладонь Акутагавы – потом убрал обрывок в фотоальбом. Это будет его тайной. Секретом. Отдушиной… Тут ему на колени упал ключ – его Юки несколько месяцев назад, когда поселился в общежитии для неимущих, бросил между страниц и как-то забыл о нем.
Юки повертел ключ в руках, вспоминая, как он попал к нему… После пересадки костного мозга бабушке Мике стало на какой-то момент легче. Исчезли тяжелые симптомы болезни, она даже смогла начать самостоятельно ходить – пожилая женщина не только покидала палату, но и активно гуляла по больничному парку. Юки радовался, глядя на бабушку - казалось, что самое страшное позади, что её организм перенес стресс и начал восстанавливаться… Но, после нескольких месяцев затишья, ей вновь стало хуже – болезнь, отступившая было, начала контрнаступление. Бабушка снова слегла, её праву ногу поразила быстро прогрессирующая гангрена; врачи, посовещавшись, приняли решение ампутировать безнадежную конечность. Перед самой операцией бабушка Мика, еще находясь в своей палате, подозвала к себе Юки и попросила наклониться к ней, так, чтобы и никто больше не услышал:
- Ты знаешь, как я ошибалась, Юки, - заговорила она надтреснутым, утомленным голосом. – После смерти Сугиямы, твоего деда, я всё время думала только о себе. Я не знала, зачем и для чего я живу, и пыталась найти истину везде, где только можно. Я готова была платить тем, кто мог, как мне казалось, приподнять завесу тайны между мной и Создателем. И я поплатилась за свою веру в лжепророков, за своё стремление узнать больше, чем мне на самом деле дано в этой жизни. Теперь я почти готова отправиться на встречу с Создателем и мне уже не нужны посредники…
- Предыдущая
- 25/62
- Следующая
