Шерлок Холмс на орбите - Гринберг Мартин - Страница 42

— Мой дорогой Уотсон, я определенно мог пойти на такое. И в том, другом мире, на другой дороге, я, совершенно очевидно, сделал другой выбор.

Он снова закрыл глаза и еще глубже погрузился в мягкое кресло, словно на него давил невидимый груз.

И я понял, что это за груз. Сегодня на плечи моего друга взвалили бремя будущего всего мира. Такой груз не под силу ни одному человеку. Даже если этот человек — Шерлок Холмс.

Когда я просматриваю свои заметки о тех делах, в которых мой друг Шерлок Холмс принимал участие как детектив, я вижу, что многие из них являются рядовыми случаями, некоторые могут быть названы «особыми» и совсем немногие «необычными». Но мне кажется, что тот случай, который за неимением лучшего названия я мысленно именую «Ричмондской загадкой», только один из всех может быть определен как исключительный. Я вспоминаю его не для того, чтобы опубликовать очередной рассказ и даже не для той или иной формы публичной огласки — думаю, что публика сразу же подняла бы меня на смех, — но ради собственного развлечения и исходя из некогда принятого решения записывать любой случай, в котором Шерлок Холмс проявил свои гениальные способности к наблюдению и логическим выводам; поэтому не буду делать исключения и на этот раз.

Все началось в весеннее хмурое утро 1896 года. Я только что спустился вниз и увидел в гостиной Холмса, стоявшего у окна и игравшего на скрипке. Мелодию я узнал сразу: отрывок из концерта Бетховена для скрипки, третья часть, я полагаю.

Я ничего не говорил, до тех пор пока он не окончил игру. Затем он небрежно положил смычок на столик с многочисленными пятнами от кислоты, стоявший в «химическом уголке», посреди разнообразных приборов.

Отойдя от окна, он повернулся ко мне. На его лице сияла улыбка.

— Доброе утро, Уотсон!

— Решили немного поупражняться?

Улыбка его стала немного печальной.

— Боюсь, Уотсон, что хорошего музыканта из меня не получится, сколько бы я ни упражнялся.

— Ерунда, Холмс. С такими талантами, как у вас, можно добиться всего что пожелаешь.

Отложив в сторону скрипку, Холмс принял этот комплимент кивком головы.

— Благодарю вас, мой дорогой Уотсон. Но строгая дисциплина, высокие требования к музыкантам и артистическая чувствительность — это не для меня. Разум мой восстает против рутины, против повседневности. Я не могу долго выполнять такую задачу, которая требует нудных повторений, бесконечной муштры и тому подобного. Что касается этого чудного инструмента, то я никогда не овладею им профессионально. Мне нравится играть на нем, но скучно выполнять упражнения для пальцев. Битва, таким образом, проиграна, не успев начаться.

Прихватив газету, я сел в одно из кресел, стоящих возле камина, и приступил к обычному утреннему просмотру последних известий. Но не успел я прочитать и первую заметку, как Холмс сказал:

— Поздновато вы встали сегодня утром.

Я посмотрел на него поверх газеты.

— Что вы говорите? Сейчас еще нет половины десятого.

— Тем не менее вы пропустили доставку вот этого послания, записки от мистера Юстаса Филби.

— В самом деле?

— Да. Он должен прибыть с минуты на минуту. Если бы вы спустились еще позже, то могли бы и вовсе не застать его.

— И в самом деле, Холмс, — я отложил газету в сторону. — А что нужно этому мистеру Филби?

— Мне удалось составить только самое смутное представление на основе этой, одной из самых уклончивых записок, — ответил Холмс, держа в руке конверт, аккуратно надрезанный с одного края. — Хотите прочесть?

— Я вполне удовлетворился бы и вашим пересказом, Холмс.

Холмс улыбнулся.

— Она короткая. Я прочту ее целиком.

Он вытащил из конверта послание, развернул его и прочел:

— Мистеру Шерлоку Холмсу, детективу-следователю, Бейкер-стрит, 221-Б, и так далее…

— Детективу-следователю? Так это теперь называется? — поддразнил я его.

Холмс оценил эту насмешку, слегка поднял уголки губ и продолжил:

— «Сэр, имею честь предупредить, что сегодня, очень рано утром, я нанесу вам визит. Если вы соизволите принять меня, то я сообщу вам об одном весьма любопытном деле в Ричмонде, которое вы вполне можете счесть либо представляющим интерес для вас, либо нет. В случае положительного решения мне бы хотелось, чтобы именно вы расследовали вышеупомянутое дело, к нашей взаимной пользе и удовлетворению». Подпись «Юстас Филби».

Я кивнул.

— Действительно, любопытное послание. А когда он, вы говорите, придет?

— «Очень рано».

Нам не пришлось долго ждать. После нескольких фраз наш разговор был прерван миссис Хадсон.

— Вас желает видеть мистер Филби, сэр, — сказала она Холмсу.

— Благодарю вас, миссис Хадсон. Проводите его.

Мистер Филби оказался высоким человеком с рыжими волосами и грубым красным лицом. Одежда его выглядела мрачно, то есть была очень консервативной, темных тонов, — черная визитка, темно-бордовый жилет. Брюки уныло-серого цвета с едва намеченными черными полосками. Аккуратно повязанный черный галстук, накрахмаленный воротничок. Он вошел в комнату и окинул нас взглядом.

Мы с Холмсом встали.

— Мистер Филби, насколько я полагаю? — сказал Холмс.

— Да, сэр. А вы, как я догадываюсь, мистер Холмс?

— Так точно, сэр. Позвольте представить вам доктора Уотсона — моего компаньона и, можно сказать, литературного агента.

— Да, — сказал Филби, слегка поклонившись. — Я читал ваши рассказы о подвигах мистера Холмса с величайшим интересом, доктор Уотсон. Я считаю за честь познакомиться с вами.

— Благодарю вас, сэр, — отвечал я.

— Мистер Филби, прошу вас, садитесь, — предложил Холмс. — Скажите, давно ли вы служите адвокатом?

Севший было человек вновь встал.

— Откуда вы узнали, что я адвокат? — спросил он с удивлением. — В моей записке ничего не указывает…

— Кроме того, что написана она на судебном бланке, я это вижу и по вашей форменной одежде, — закончил Холмс.

— Форменной одежде? Я не понимаю, что вы имеете в виду.

Холмс рассмеялся.

— Судите сами, сэр. Есть три типа людей, которые, как правило, носят одежду таких мрачных тонов: духовенство, юристы и владельцы похоронных бюро. Мне кажется невероятным, чтобы владелец похоронного бюро почувствовал необходимость в услугах частного детектива. Совершенно очевидно, что вы человек не церковный. Следовательно, вы юрист. Единственно, из чего следует сделать выбор, — барристер ли вы или адвокат. Барристеры все-таки одеваются несколько более разнообразно и во время заседания суда под их платьем часто видна неуместная для такого учреждения пестрота. Следовательно, вы адвокат.

— Удивительно, — сказал мистер Филби.

— Не так уж и удивительно, — отозвался Холмс. — У меня такое развлечение — угадывать тривиальные вещи. Мне кажется очень важным при этом знать, как одеваются представители различных профессий. Что касается юристов, то я могу даже определить по их ботинкам, в каком районе города они практикуют. Я также могу сказать, работают они независимо или служат в какой-нибудь большой фирме. Кроме того… но достаточно об этом. Прошу вас, садитесь.

Филби сел на диван, а мы опустились в кресла. Холмс лениво забросил ногу на ногу и, согласно своему обычаю, сложил вытянутые пальцы рук вместе, посматривая на нашего гостя.

— Я благодарен вам, сэр, — сказал Филби, — что вы приняли меня в столь ранний час. Дело, о котором я хочу вам поведать, настолько уникально, что, принимая отсутствие у меня таланта к сочинительству, записка могла показаться несколько… как бы сказать?.. — загадочной.

— В какой-то степени да, — ответил Холмс сухо.

— Приношу свои извинения. Но сейчас я вам все объясню, если можно.