Обнаженное солнце (пер. Н.Виленская) - Азимов Айзек - Страница 22

• Предыдущая
• 22/45
• Следующая

На эти муки он пошел по собственной воле. И все потому, что его просто распирало чувство триумфа, свободы, сознание того, что он, поборов сначала Аттлбиша, а потом Дэниела, утвердил перед космонитами достоинство Земли.

Начал он с того, что прошел по открытому месту в поджидавший его аэроплан, испытывая легкое, почти приятное головокружение, и в приступе маниакальной самоуверенности приказал не затемнять окон.

Надо привыкать, сказал он себе – и не отводил глаз от синевы, пока не заколотилось сердце и комок в горле не вырос до нестерпимых размеров.

Приходилось время от времени – все чаще – зажмуривать глаза и закрывать руками голову. Самоуверенность потихоньку утекала, и даже прикосновение к кобуре со свежезаряженным бластером не могло остановить течь.

Бейли старался сосредоточиться на плане своих действий. Сначала изучить образ жизни на планете. Набросать фон, на котором все держится, иначе он ни в чем не разберется.

Повидаться с социологом!

Он спросил у робота, кто самый известный социолог на Солярии. Лучше всего в роботах то, что они не задают вопросов.

Робот назвал ему фамилию, перечислил основные данные и заметил, что сейчас у социолога, скорее всего, второй завтрак и он может попросить перенести сеанс.

– Второй завтрак? – возмутился Бейли, – Не смеши меня. Полдень только через два часа.

– Я ориентируюсь на местное время, хозяин, – сказал робот.

Бейли понял не сразу. В земных Городах периоды сна и бодрствования, то есть день и ночь, были искусственными, приспособленными для нужд человека и планеты. А на такой планете, как эта, лежащей нагишом под солнцем, день и ночь вовсе не зависят от людей, а попросту навязываются им.

Бейли попытался представить себе планету в виде сферы, которая при вращении то освещается солнцем, то нет. Это ему плохо удавалось, и он почувствовал презрение к сверхчеловекам, позволяющим движению планеты диктовать им такой существенный фактор, как время.

– Все равно, свяжись с ним, – сказал он роботу.

Самолет встречала группа роботов, и Бейли забила крупная дрожь, когда он снова вышел на воздух. Он сказал ближайшему роботу:

– Дай-ка я обопрусь на твою руку, бой. Социолог ждал его в конце длинного холла, напряженно улыбаясь,

– Добрый день, мистер Бейли.

– Добрый день, сэр, – едва дыша, кивнул Бейли. – Можно попросить вас затемнить окна?

– Уже сделано. Я кое-что знаю о Земле. Прошу за мной.

Бейли сделал усилие и последовал за хозяином без помощи робота, на приличном расстоянии от того, через холл и лабиринт коридоров. Наконец он уселся в большой и красиво обставленной комнате и порадовался, что можно отдохнуть.

Вдоль стен шли неглубокие закругленные ниши, в которых стояли розовые с золотом скульптуры. Абстрактные изваяния радовали глаз, хотя на первый взгляд ничего не означали. Предмет, похожий на большой ящик, увешанный белыми цилиндрами и со множеством педалей, был, скорее всего, музыкальным инструментом,

Бейли посмотрел на социолога – тот выглядел точно так же, как собственное изображение, с которым Бейли разговаривал днем. Высокий, худой, с белоснежными волосами. Его лицо поразительно напоминало клин, нос выдавался, живые глаза сидели глубоко в глазницах.

Звали его Ансельмо Квемот.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга, пока Бейли не счел, что более или менее овладел своим голосом. Первые его слова не имели никакого отношения к следствию и вылетели как-то непроизвольно:

– Можно мне чего-нибудь выпить?

– Чего, например? – Голос у социолога был слишком высокий, чтобы считаться приятным. – Желаете воды?

– Предпочел бы что-нибудь покрепче, Социолог крайне растерялся – как видно, обязанности гостеприимства были ему незнакомы.

А ведь так оно и есть, подумал Бейли. В мире, где люди общаются на расстоянии, никто никого не угощает.

Робот принес глазированную чашечку со светло-розовым напитком. Бейли осторожно понюхал его и с куда большей осторожностью попробовал на вкус. Жидкость согрела рот и не без приятности прошла вниз по пищеводу. Бейли отпил глоток.

– Если желаете еще… – сказал Квемот.

– Нет, спасибо, пока нет. Очень любезно с вашей стороны, что вы согласились встретиться со мной.

Квемот попробовал улыбнуться, что ему определенно не удалось.

– Давненько со мной такого не случалось. Да. – Его заметно передернуло.

– Должно быть, это вам дается с трудом?

– И с немалым, – Квемот рывком отвернулся и отошел к стулу в противоположном конце комнаты. Стул он поставил так, чтобы сидеть не лицом к Бейли, а наискосок от него, и сел, стиснув руки в перчатках. Ноздри у него подергивались.

Бейли допил свою чашку, ощущая тепло во всем теле и даже несколько восстановив былую уверенность.

– А что именно вы чувствуете, когда я здесь, доктор Квемот?

– В высшей степени нескромный вопрос, – пробормотал социолог.

– Знаю. Но я ведь, кажется, объяснял вам по видео, что расследую убийство и мне придется задавать очень много вопросов, среди которых неизбежно будут и нескромные.

– Помогу, чем могу. Надеюсь, вопросы не будут выходить за рамки приличия, – Квемот продолжал смотреть в сторону, а когда встречался взглядом с Бейли, то сразу же отводил глаза.

– Я спрашиваю о ваших чувствах не просто из любопытства. Это чрезвычайно важно для следствия.

– Не вижу связи.

– Я недостаточно хорошо знаю ваш мир, и мне нужно понять соляриан, их мысли и чувства. Теперь улавливаете?

Квемот совсем перестал смотреть на Бейли и медленно заговорил:

– Десять лет назад умерла моя жена. Встречаться и с ней было нелегко, но со временем начинаешь привыкать – и потом, она не была навязчивой. Новую жену мне не назначили, поскольку я вышел из возраста… – он посмотрел на Бейли, будто ожидая, что тот договорит за него, но Бейли молчал, и Квемот закончил, понизив голос: – …из возраста воспроизводства. А без жены я совсем отвык от такого вида общения, как личные встречи.

– Но что вы все-таки испытываете? – настаивал Бейли. – Панику? – Он вспомнил себя в самолете.

– Нет. Не панику. – Квемот чуть-чуть повернул голову к Бейли и тут же отвернулся. – Буду откровенным, мистер Бейли. Мне кажется, что от вас пахнет.

– Пахнет? – Бейли, задетый за живое, машинально откинулся на спинку стула.

– Это, конечно, только воображение, – сказал Квемот. – Откуда мне знать, пахнет ли от вас и насколько сильно – даже самый сильный запах не может проникнуть сквозь носовые фильтры. Однако воображение… – Он пожал плечами.

– Понимаю.

– И хуже того. Простите меня, мистер Бейли, но в присутствии человека я чувствую себя так, будто вот-вот коснусь чего-то слизистого, и меня всего передергивает. Неприятнейшее ощущение.

Бейли задумчиво потер ухо, борясь с раздражением. Что ж поделаешь, если человек столь бурно реагирует по пустякам.

– Если так, то меня удивляет, что вы, можно сказать, охотно пошли на встречу со мной. Вы ведь предвидели, что вам будет неприятно.

. – Да, предвидел, Но любопытство победило – вы ведь землянин.

Это как раз и должно было удержать тебя от встреи, сардонически подумал Бейли, но вслух сказал:

– Ну и что же?

Квемот заговорил с внезапным энтузиазмом:

– Не так легко объяснить, даже самому себе. Но я вот уже десять лет занимаюсь социологией, причем профессионально. Разработал некоторые новые концепции, которые на первый взгляд поражают, но в основе своей верны. Одна из моих концепций вызвала во мне чрезвычайный интерес к Земле и землянам. Видите ли, если глубоко изучить солярианское общество и образ жизни, становится очевидным, что модель и того и другого целиком и полностью заимствована с Земли.

– Что-о? – невольно вскрикнул Бейли. Квемот посмотрел на него через плечо, помолчал и сказал;

– Я говорю не о современной земной цивилизации.

• Предыдущая
• 22/45
• Следующая