Идущие в ночь (СИ) - Васильев Владимир Николаевич - Страница 46
- Предыдущая
- 46/127
- Следующая
Конь послушно подошел, разбрызгивая копытами волны.
– Сейчас поплывем, – сказал я ему. – Ты ведь умеешь плавать?
Я забросил уздечку на шею верному скакуну и взялся за гриву. Вперед!
И мы пошли рядом, увязая в иле. Сначала вода достигла пояса, потом груди, а потом дно и вовсе ушло из-под ног. Ветер плыл спокойно, видимо, это дело было для него привычным. Я не выпускал его гривы: и самому легче плыть, и коню спокойнее. Всем ведь нужна поддержка. Горловина двумеха выступала из воды – значит, я приторочил ее правильно.
Оглянулся я всего раз, убедился, что карса плывет следом, и окончательно успокоился.
Карса нас обогнала – плыла она, вытянувшись в струну и задрав голову. Но быстро-быстро! Вот, Тьма, перепонки у нее на лапах, что ли? Надо будет посмотреть.
Нас немного снесло к западу течением, но это было совсем не страшно. Дно наконец толкнулось в ноги; на этом берегу оно оказалось песчаным. Карса уже яростно отряхивалась, причем казалось, что она пытается стряхнуть воду со всех четырех лап одновременно.
Первым делом я проверил, не подмокли ли припасы; все было в порядке. Я тоже остался сухим: с курткоштанов вода скатывалась крупными каплями, словно кожу обильно смазали жиром. Ветер тряс головой; брызги летели во все стороны.
И вдруг я сообразил, что давно уже совершенно зверски хочется есть. Что оставалось, как не собрать плавника на костер? Обсохнем, по крайней мере, Ветер и карса, отдохнем. Всего-то полдень.
Готовя нехитрую походную снедь, я незаметно вернулся к утренним мыслям о хорингах и У-Наринне.
Иланд назвал пустые ножны Опережающим. Ну, если меч так назвать, я еще понял бы. Но ножны? Впрочем, на них написано «Тот, кто приходит раньше, чем позовут». Другими словами – «Опережающий». И что любопытно: обыкновенно ножны так и оставались пустыми, но когда у меня возникала нужда в мече, он неизменно подворачивался под руку. Грубый восточный клинок разбойников, хадасское чудо, странный меч кочевника, убитого перед каньоном… Есть в этом нечто странное. «Тот, кто приходит раньше, чем позовут…»
Вот мечи ко мне и приходят. И, скорее всего, не мечи. Меч. Один и тот же. Но магический.
И еще: Иланд со спутниками искали нечто, что меж собой называли Ведущий. И это, по их мнению, после перетряски наших припасов могло находиться только в моем ошейнике.
Я невольно протянул руки к шее. Пальцы нащупали добротную ривскую кожу, металлические бляшки… И только. Эх, снять бы его, да осмотреть получше, но нельзя. Я обещал Лю. Может быть, я и не очень принципиальный челове… анхайр, но, пока меня не припрут к стенке, обещаний я не нарушаю.
Стоп! Карса. У нее ведь такой же ошейник. И на него можно взглянуть, не снимая.
– Эй, Тури! – позвал я. Карса, гревшаяся у костра, вопросительно подняла голову.
– Иди сюда.
Желтые глаза смотрели на меня. Холодно. По-кошачьи. В них не было ни искры понимания. Передо мной снова находился всего лишь зверь.
Поскорее бы возвращалась память!
Я присел на корточки перед карсой и почесал ей за ухом. Карса довольно заурчала.
– Хорошая киса… То есть, хороший.
Впрочем, поскольку Тури спит, это киса.
Тут я поймал себя на мысли, что понятия не имею – кто передо мной, карса-самка или… или карс, что ли? По идее, мой спутник Тури должен превращаться в самца.
Ладно, прочь посторонние мысли. Я нащупал ошейник и всмотрелся, не забывая второй рукой почесывать зверя-спутника, отчего тот урчал все громче и громче.
Ошейник как ошейник. Ровным счетом ничего необычного.
И в тот же миг мои пальцы нащупали что-то вшитое в кожу. Что-то округлое и твердое, размером приблизительно с лесной орех или с косточку плода многодрева.
Я немедленно схватился за свой ошейник. Так и есть! У меня та же история. Вшитая в кожу бусина.
Я выпрямился; карса, балуясь, ловила мои ладони лапами. Когти она втянула, чтоб ненароком не поранить меня. Заботится, даже будучи зверем.
Ведущий. Это имели в виду хоринги или не это? Вот, Тьма, загадка на загадке!
Что теперь? Снимать ошейник нельзя. Можно, конечно, аккуратно выковырять эту штуковину из-под кожи и не снимая ошейника. Ножом. Р-раз, и все. Даже не себе, карсе – и формально договор с Лю нарушен не будет.
Но это поступок, который нельзя исправить. Необратимый, как говаривал Унди Мышатник, упокой Тьма его нетрезвую душу. А необратимых поступков надо остерегаться. Потому что их нельзя исправить.
Тупо глядя в костер, я вернулся на место. Карса, лишенная моей руки, ловила теперь колышущиеся стебельки травы. Играй, зверь, играй, думать тебе придется после пересвета. А мне можно будет поиграть.
Если снова не вернется память.
Поспела еда, и я отвлекся. Карса тоже отвлеклась: запеченное мясо пришлось ей по вкусу.
А на сытый желудок я принял решение. Решение было простым и уклончивым: не спешить. Будущее покажет. Я запомню все… И нужно найти способ рассказать обо всем Тури. Но… Не сейчас. Завтра. Или послезавтра. Почему – я и сам не понимал. Просто бывают моменты, когда возникает твердая убежденность во всем, твердая, но необъяснимая. В такие моменты я обыкновенно ни о чем не думал и плыл по течению, и течение еще ни разу не выбросило меня на мель. Правда, на стремнине иной раз дух захватывало. Но куда же без волнений в опасном и враждебном мире? Тогда и на свет появляться не стоило. Правда, от нас появление на свет мало зависит. Впрочем, раз уж появились, спешить во Тьму не следует. По крайней мере, я так думаю.
И я, не тронув бусины в ошейниках, двинулся дальше. Ветер успел обсохнуть и отдохнуть. Правда, седло еще оставалось мокрым, но в непромокаемой хорингской одежде это меня мало волновало.
Проехали мы довольно много. Забрались в самое сердце каменистых пустошей. Все время приходилось огибать особо крупные глыбы, преграждающие путь. Карса шныряла, то и дело пропадая из виду. Однажды я заметил, что шерсть на морде у нее подозрительно выпачкана красным – то ли не наелась, то ли решила сравнить печеное мясо с сырым. Надо будет узнать как-нибудь, которое она нашла более вкусным.
В общем, я ничего не подозревал и долго не обращал внимания на сухое потрескивание, сопровождавшее нас едва ли не от самой реки. Не казались эти звуки сколько-нибудь опасными, и все тут. Потом потрескивание стихло, и за первым же поворотом я чуть не налетел на боевую шеренгу вильтов. Ветер всхрапнул и скрежетнул подковами по камням. Остановился.
Вильты не двигались с места, только заметно шевелили ворсистыми усами да скрипели мощными, как толстые и широкие серпы, жвалами. Хрупкие на вид лапы с зазубренной внешней стороной упирались в каменистую почву.
Н-да. И что теперь? Кстати, меча у меня нет. И самое прискорбное, что ему в данной ситуации и взяться-то неоткуда. Раньше я просто подбирал оружие поверженного врага. Но вильты не пользуются мечами – они сами себе оружие.
Я осторожно соскользнул с Ветра и взялся за двумех. Отцепил. Легонько шлепнул коня, чтоб уходил – от него в подобной стычке проку все равно будет немного. Вильтов нельзя победить обычными способами. Во-первых, потому что они неисчислимы, как муравьи, на которых, собственно, они и были очень похожи. А во-вторых, они не страшились смерти, потому что смерть одного вильта ровным счетом ничего не значила для всего гнезда.
Вдруг я понял, что именно видел с высоты на живом рисунке хорингов – конечно же, многочисленные гнезда вильтов, точнее, те их части, которые выступали на поверхность. Основное гнездо всегда находится под землей. Идти через территорию, кишащую вильтами, – верное самоубийство. Вот, значит, почему эти земли так безлюдны!
Ветер послушно убрался на безопасное расстояние. Вообще говоря, конь убежит от вильта, при условии, что это не вильт-гонец. Но гонец коню повредить ничем не сможет: жвалы у него слабенькие, а зазубрин на лапах вообще нет. Это ж не солдат, которому необходима способность сокрушать даже камень. Однако в сплошном лабиринте скал и валунов вильты, понятно, чувствуют себя как дома, чего никак не скажешь о Ветре.
- Предыдущая
- 46/127
- Следующая
