Выбери любимый жанр

Конец главы. Том 1. Девушка ждет. Пустыня в цвету - Голсуорси Джон - Страница 34


Изменить размер шрифта:

34
Упрямица Мери, глазам я не верю:
Уже расцветает твой сад.
И мак, и ромашка, и белая кашка
На клумбах, качаясь, стоят.

XIX

Если бы, проникнув в душу Хилери Черрела, викария прихода святого Августина в Лугах, вы исследовали её тайники, скрытые под внешним обликом, словами и жестами, то оказалось бы, что он по существу не верит в полезность своей самоотверженной деятельности. Но у него в крови была потребность чему-то служить – служить так, как служат все, кто рождён руководить и возглавлять. Подобно сеттеру, который без всякой предварительной тренировки берет след, как только его выведут на прогулку, или догу, который сразу же пускается за лошадью, как только хозяин выезжает верхом, Хилери, отпрыск рода, на протяжении многих поколений руководившего различными областями социальной жизни, инстинктивно стремился изматывать себя, вечно кем-то распоряжаясь, что-то возглавляя, трудясь для ближних и не надеясь на то, что в своей общественной и пастырской деятельности ему удастся сделать больше, чем требует от него долг. В век, когда все поставлено под сомнение и каждого из нас непреодолимо тянет посмеяться над кастой и традициями, Хилери олицетворял старый порядок вещей, поколение, приученное влачить свою ношу не потому, что это полезно для других или выгодно для себя, а потому что отказ от этого равносилен дезертирству. Хилери никогда не приходила в голову мысль оправдывать или объяснять то служение или, вернее, рабство, на которые были обречены и он сам, и его отец дипломат, и его дядя епископ, и его братья – солдат, хранитель музея и судья (Лайонел только что получил назначение). Он полагал, что все они просто обязаны тянуть лямку. Кроме того, профессия каждого из них давала им известные преимущества, о которых он не забывал, хотя в глубине души и догадывался, что последние существуют скорее на словах, чем на деле.

На следующий день после возвращения Ферза Хилери просматривал свою обширную почту, когда около половины десятого утра Эдриен вошёл в его довольно убогий кабинет. У Эдриена было немало друзей-мужчин, но лишь один Хилери до конца понимал его положение и считался с его переживаниями. Разница между братьями составляла всего два года, в детстве они крепко дружили; оба были альпинистами и ещё в довоенные времена привыкли делить вдвоём трудности опасных восхождений и ещё более опасных спусков; оба побывали на войне – Хилери во Франции как полковой капеллан, Эдриен, владевший арабским языком, – на Востоке как офицер связи; оба обладали совершенно разными темпераментами, что всегда способствует прочности дружеских чувств; оба не отличались склонностью к долгим душевным излияниям и поэтому немедленно перешли к делу.

– Что нового? – спросил Хилери.

– Звонила Диана. Говорит, что все тихо. Но рано или поздно напряжение, которое он испытывает, находясь под одной крышей с Дианой, сломит его. Сейчас с него ещё довольно сознания, что он свободен и вернулся домой, но больше чем на неделю этого не хватит. Я поеду, поговорю в лечебнице, но там скажут только то, что мы и сами знаем.

– Прости, старина, но полезней всего ему была бы нормальная жизнь с нею.

Лицо Эдриена дрогнуло.

– Хилери, это выше человеческих сил. В таких отношениях есть что-то невыразимо жестокое. Нельзя требовать их от женщины…

– Если только бедняга не выздоровел окончательно.

– Решать не ему, не тебе, не мне, а ей. Но такого никто не вынесет. Не забывай, через какие муки она прошла, пока он не попал в лечебницу. Его нужно как-нибудь удалить, Хилери.

– Проще ей самой поискать себе пристанище.

– Никто, кроме меня, ей его не предоставит, а это самый верный способ опять свести его с ума.

– Если её не пугают наши условия, мы можем взять её к себе, – сказал Хилери.

– А детей?

– Распихаем куда-нибудь. Но он вряд ли выдержит, оставшись один, без всякого дела. Работать он в состоянии?

– Едва ли. Четыре таких года любого сломят. Да и кто даст ему работу? Эх, если бы убедить его переехать ко мне!

– Динни и эта другая девушка сказали, что он выглядит и разговаривает нормально.

– В известной мере – да. Может быть, в лечебнице что-нибудь посоветуют.

Хилери взял брата за руку:

– Это ужасно для тебя, старина. Но десять против одного – всё кончится не так скверно, как мы предполагаем. Я поговорю с Мэй, а ты поезжай в лечебницу. Если сочтёшь, что Диане стоит перебраться к нам, предложи ей.

Эдриен прижал к себе руку Хилери:

– Я пошёл, а то опоздаю на поезд.

Оставшись один, Хилери нахмурился. На своём веку он столько раз убеждался в неисповедимости путей провидения, что в своих проповедях давно перестал называть их благими. С другой стороны, он видел множество невзгод и столько же людей, побеждённых невзгодами, но тем не менее живших совсем неплохо. Поэтому он был убеждён, что человек склонен преувеличивать свои горести и что все потерянное обычно так или иначе навёрстывается. Главное – держаться и не падать духом.

В эту минуту к нему постучалась вторая посетительница – девушка Миллисент Пол, которая потеряла работу у Петтера и Поплина, несмотря на то что была оправдана: утрата доброго имени не восполняется официальным признанием невиновности.

Она явилась к назначенному часу в опрятном синем платье и, видимо, без гроша в кармане и теперь ожидала, когда ей начнут читать мораль.

– Ну, Милли, как сестра?

– Вчера уехала, мистер Черрел.

– А ей уже можно было ехать?

– Едва ли, но она сказала, что если не поедет, то, наверное, тоже потеряет работу.

– Не понимаю – почему?

– Она сказала, что если ещё задержится, то хозяева подумают, что она тоже замешана в том деле.

– Так. А как же с тобой? Поедешь в деревню?

– Ой, нет.

Хилери взглянул на неё. Хорошенькая девушка: стройные фигурка и ножки, беспечный рот. Она смотрела на него открыто, без тени смущения, словно собиралась вступить в законный брак.

– Есть у тебя друг, Милли?

Девушка улыбнулась:

– Не очень надёжный, сэр.

– Не хочет жениться?

– Насколько я понимаю, нет.

– А ты?

– Мне не к спеху.

– Есть у тебя какие-нибудь планы?

– Я бы хотела… в общем, я бы хотела быть манекенщицей.

– Я думаю! У Петтера тебе дали рекомендацию?

– Да, сэр" Они сказали, что им жалко меня увольнять, но раз уж про это столько писали в газетах, то для других девушек…

– Понятно. Так вот, Милли, ты сама виновата, что попала в эту историю. Я заступился за тебя, потому что тебе пришлось туго, но я не слепой. Обещай мне, что такое, не повторится. Ведь это первый шаг к гибели.

Девушка ответила именно так, как предполагал священник, – молчанием.

– Сейчас я сведу тебя к жене. Посоветуйся с ней. Если не найдёшь себе работу вроде прежней, мы тебя определим куда-нибудь подучиться и устроим официанткой. Подойдёт это тебе?

– Я бы с удовольствием…

Она бросила на него взгляд – полузастенчивый, полуулыбающийся, и Хилери пришло в голову: "Девушек с таким лицом должно обеспечить государство. Иного пути уберечь их нет".

– По рукам, Милли, и запомни, что я сказал. Твои родители были моими друзьями, и ты будешь достойна их.

– Да, мистер Черрел.

"Как бы не так! – подумал Хилери и проводил девушку через прихожую в столовую, где его жена работала за пишущей машинкой. Вернувшись в кабинет, он выдвинул ящик письменного стола, достал пачку счётов и приготовился к схватке с ними: он не мог избежать её, потому что на земле были места, где казначейским билетам придавалось большее значение, чем в этом сердце трущоб христианского мира, чья религия презирает деньги.

"Полевые лилии не трудятся, не прядут, но все равно попрошайничают. Хилери усмехнулся. – Где чёрт побери, добыть столько, чтобы комитет дотянул до конца года?" Проблема ещё не была разрешена, как горничная уже доложила:

34
Перейти на страницу:
Мир литературы