Искатели неба (сборник) - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 23

• Предыдущая
• 23/156
• Следующая

– Опомнись, он пять сотен стоит!

– Да врешь, что пять… Жив буду, от погони уйду, так расплачусь. Я долги возвращаю. А схватят меня – скажешь, что пулевик я силой взял, его тебе вернут. Он же законный, верно? Разрешение есть?

Нико размышлял. Ему не в первый раз было затевать опасные игры в надежде на крупный выигрыш. Потом старик вытащил из-под столешницы левую руку с зажатым пулевиком. И впрямь хороший, многозарядный, таких я раньше вблизи и не видел…

– Ого…

– Знаешь, как пользоваться?

Я покачал головой.

– Отводишь курок… спусковой крючок нажимаешь… барабан проворачивается сам, каждый раз новый патрон подставляет… Тут их шесть, в барабане.

Осторожно приняв оружие, я спрятал его во внутренний карман плаща. Разберусь. Спросил:

– Как такое добыл? Многозарядники только аристократам положены.

– По персональному разрешению Дома, – сказал Нико. – За спасение баронессы Греты от бандитского нападения.

Эту историю я смутно помнил. И даже догадывался, что наглый налет душегубцев на высокородную даму был организован самим Нико. Рискнул он тогда – останься бандиты в живых или успей убить баронессу, хозяину бы не поздоровилось. Но все вышло складно… два дурака навеки уснули с железом в горле, а благодарность спасенной женщины была беспредельной. Поговаривали, что Нико за свой «подвиг» получит дворянство. С титулом, видно, не выгорело. А вот многозарядный пулевик старику дозволили.

– Спасибо, Нико. Пойду я.

– Подожди. – Старик поднялся. Вздохнул, оглянулся, будто примеряясь к стоящему сзади креслу. – Ударь по лицу. Так, чтобы след остался.

– Если меня схватят, – сказал я, – скажу, что ты дрался как лев.

– Лучше застрелись, если схватят, – хмуро сказал Нико. – Давай, не тяни…

Я примерился и ударил. Так, чтобы разбить в кровь губы. Нико всплеснул руками и рухнул в кресло.

– Нормально? – спросил я.

Открыв один глаз, старик злобно посмотрел на меня, сплюнул красным, процедил:

– Даже слишком…

Мне вдруг стало смешно, и вся расписанная Нико охота по мою душу показалась мелкой и несерьезной. В первый раз, что ли, от Стражи уходить?

Накинув не успевший просохнуть плащ, я вышел из кабинета, притворил дверь, спустился в зал. Публика за это время успела вся поменяться, и стало ее поменьше.

Нет, не стану я из Державы бежать. Сейчас на дилижанс, да и подальше от веселого города Амстердама. Есть у меня товарищи и понадежнее старого Нико. И в Париже, и в Нюрнберге, и в Брюсселе, и в Генте. Найдется, где переждать, пока стража схватит Марка и закончит свою возню…

За стойкой стоял новый вийнмайстер. Совсем молодой парень, и с бутылками он возился не очень умело, хоть и старательно. С чего это вдруг посреди дня сменились…

В груди возник холодок.

Нико не из тех, кто все добро на одну карту ставит. Может, он и решил мне помочь. Только при любом раскладе старый хитрец в проигрыше не останется.

Я торопливо пошел к дверям на кухню. Оттолкнул официантку – девица незнакомая, что-то вслед сказала просительно, но я внимания не обратил. Ворвался в зал, где пятеро поваров с едой управлялись. Кухня огромная, богатая, котлы и кастрюли чугунные, ножи стальные почти без пригляда лежат…

– Эй, добрый господин, сюда ходить не велено! – крикнул один из поваров. Из угла появился охранник: правильно, кто же такое место без надзора оставит? Двое поварят, близняшки, с любопытством уставились на меня, а повар помладше перехватил нож, которым только что овощи крошил. Умело перехватил, не зря на стене кухни деревянная мишень висит, вся по центру истыканная…

– Мне надо пройти на Кайзерсграхт! – резко ответил я, пытаясь говорить в той манере, что у Марка замечательно получалась. Решат, что высокородный дурью мается, пропустят…

– Через зал, уважаемый, – сказал охранник. Слегка из ножен меч потянул. Меч плохой, дешевый, и сам охранник разжирел на дармовых харчах, только не в нем опасность. Как полетят ножи поварские через всю кухню – конец мне.

– Господин Нико велел мне выйти на набережную через кухню! – возмущенно сказал я. Уж если за высокородного не сойду, так хоть за одного из тайных посетителей хозяина. Не дураки же они, должны подозревать, что старик Нико всякими делами занимается.

Прислуга и впрямь замялась. В тишине, нарушаемой лишь шипением сока, капающего на огонь с жарящегося окорока, я пошел через кухню. Стражник неохотно отступил, освобождая дорогу к двери. Видно, то, что я безошибочно ориентировался в помещении, внушило доверие к моим словам.

Повар, первым меня заметивший, пожал плечами и отвесил оплеуху мальчишке-поваренку. Тот опрометью бросился крутить вертел.

Все. Пронесло. Решили не связываться.

Я прошел через две комнатки, где переодевались повара и хранилась какая-то утварь. Охранник молча следовал за мной, приглядывал, чтобы я ничего не своровал.

Эх, мужик, орлы мух не ловят…

– Счастливо, – бросил я, выходя.

– Счастливо, уважаемый, – неохотно отозвался охранник, закрывая дверь за моей спиной. Громыхнул засов. Я стоял в грязненьком узком переулке, выходящем на канал. Никого здесь не было, пованивало от кухонных отбросов в деревянных бочках, видно, не вывезенных накануне. Непорядок, в вольном городе Амстердаме за чистотой следят бдительно.

Может, я и зря задергался. Вийнмайстер мог и в сортир отойти. Только лучше остерегусь – здоровее буду.

Кайзерсграхт – место тихое, мирное. Здесь живут богатые бюргеры, лишь изредка среди купеческих лавок гостиницы небольшие попадаются. Я прошел по набережной, оглядываясь на здание ресторана, пока оно из виду не скрылось.

Зря волновался, видно.

По мостику – изящному, мощенному белым камнем, я перешел через канал. Постоял в раздумье, решая, сразу ли податься к станции дилижансов или позволить себе хороший ужин. В «Оленьем Роге» мне поесть не удалось, но можно в другие места наведаться. В такие, где беглого каторжника никак ждать не станут, в «Медный шпиль» или в «Давид и Голиаф». Много есть приятных заведений в вольном городе.

Народу вокруг было негусто. Плохая погода всех по домам разогнала, что ли? Стояли на набережной отец с сыном-подростком – оба краснощекие, плотные, в плотных куртках и зеландских дождевых шапках. Кормили плавающих в канале уток, кидая куски белой булки с сосредоточенным, серьезным видом. Утки жрали хлеб лениво, даже их прожорливости наступает предел. Сытый город, благодушный. Тут даже нищие истощенными не выглядят. Вот в той же Лузитании – вроде бы и климат благодатный, и земля родит щедрее, а поглядишь по сторонам – нищета нищетой.

Почему вот так странно все устроено? В краях, где человеку жить должно быть легко и приятно, люди с голоду пухнут, бедствуют. А здесь – преуспевают, Дом хвалят с утра до вечера. И ведь не только в Державе так, в африканских странах, где вообще, по слухам, рай земной, все цветет и плодоносит круглый год, – там как была в древние времена дикость, так и осталась. Бегают голозадые негры, лопают друг друга, да еще и цивилизации противятся…

Может, человеку не должно быть в жизни легко? Когда привыкает он, что каждая пальма плодами увешана и спать можно под открытым небом, так сразу воля теряется. Вместо труда терпеливого, что Искупитель завещал, привыкают на случай надеяться.

Хотя все равно не понять… Вот Китай, уж на что люди трудолюбивые и умные, таких вещей навыдумывали, что в нашей Державе до сих пор нет, а тоже – полстраны голытьба…

Бюргеры птиц докормили, отряхнули руки, да и пошли вдоль канала. Отец трубку достал, сынок со спичками засуетился, огонь поднес. Вот жизнь у людей безмятежная… завидно мне, или нет?

Нет, наверное. Я бы от скуки помер.

Лучше уж по краю ходить, чем со скуки уточек хлебом откармливать.

С этой мыслью я двинулся – так, без цели особенной, не слишком-то таясь и не спеша. Прошел по Волвенстраат, вышел на другой канал – Херенграхт, где дома были еще выше, иные с золочеными шпилями. Гордые купцы и на железные небось не поскупились бы гордыни ради, да ведь не сберечь, не устеречь железный-то шпиль… В этих местах и людей гуляло побольше. Встретился богатый русский с двумя некрасивыми, тощими женами и одним мордоворотом-охранником, за ними следом карманник крался – я наметанным глазом сразу увидел. Вряд ли что сопрет, русский, похоже, из их аристократов, все ценное на Слове держит, да и охранник-татарин даром что невысок да плотен, а движения ловкие, взгляд цепкий, живо отсечет чужую ручонку кривой саблей…

• Предыдущая
• 23/156
• Следующая