Люди и Я - Хейг Мэтт - Страница 16

• Предыдущая
• 16/51
• Следующая

— Да? А что случилось?

Вид у Табиты сделался озадаченный.

— Сердечный приступ. Не помнишь? Ты не единственный заработавшийся математик в мире.

— О, — сказал я. — Как он?

— Сидит на бета-блокаторах. Пытаюсь приучать его к обезжиренному молоку, мюсли и щадящему режиму.

— Сердце, — сказал я, размышляя вслух.

— Да. Сердце.

— На самом деле, это одна из причин, которые привели меня сюда.

Табита протянула мне стакан, и я сделал глоток. Я пил воду и поражался доверчивости, присущей данному виду. Не успев как следует разобраться в концепциях астрологии, гомеопатии, организованных религий и йогуртов с пробиотиками, я уже понял, что недостаток внешней привлекательности у людей с лихвой компенсируется их наивностью. Говори с ними уверенно, и они всему поверят. Всему, кроме правды, конечно.

— Где он?

— У себя в кабинете. Наверху.

— В кабинете?

— Ты ведь знаешь, где его кабинет?

— Конечно. Конечно. Я знаю, где он.

Разумеется, я солгал.

Я понятия не имел, где кабинет Дэниела Рассела, а дом был очень большим. Но, ступив на лестничную площадку второго этажа, я услышал голос. Тот же сухой голос, что и в телефонной трубке.

— Спаситель человечества пожаловал?

Я пошел на голос и остановился у третьей слева двери, которая была приоткрыта. На стене виднелись взятые в рамки листы бумаги. Я открыл дверь и увидел лысого мужчину с резко очерченным угловатым лицом и маленьким — по людским меркам — ртом. Одет он был красиво — в клетчатую рубашку с красным галстуком-бабочкой.

— Приятно видеть, что ты в одежде, — сказал он, пряча лукавую улыбку. — Чувства наших соседей так легко оскорбить.

— Да. На мне достаточно одежды. Об этом не волнуйся.

Он кивнул и, продолжая кивать, откинулся на спинку стула и почесал подбородок. За спиной у него мерцал компьютерный экран, исчерченный кривыми и формулами Эндрю Мартина. Я уловил запах кофе. Заметил пустую чашку. Даже две.

— Смотрю и не могу насмотреться. Немудрено, что ты сорвался. Это нечто. Ты, наверное, забыл с этим обо всем на свете, Эндрю. Я только прочел, и то никак не опомнюсь.

— Я очень много работал, — сказал я. — Ушел в математику с головой. Но ведь такое случается, не правда ли, когда имеешь дело с числами?

Дэниел слушал с тревогой.

— Тебе что-нибудь прописали? — спросил он.

— Диазепам.

— И как, помогает?

— Да. Да. Чувствую, что помогает. Я бы сказал, все кажется капельку незнакомым, чужеродным, словно из другого мира — как будто атмосфера чуть изменилась, гравитация ослабла, и даже такая привычная штука, как пустая чашка из-под кофе, смотрится совершенно по-другому. Под новым углом зрения. Даже ты. Ты кажешься мне довольно неприятным. Почти жутким.

Дэниел Рассел рассмеялся. То был смех без веселья.

— Что же, мы всегда недолюбливали друг друга, но я отношу это к научному соперничеству. Обычное дело. Мы не географы и не биологи. Мы люди чисел. Мы, математики, всегда были такими. Возьми хотя бы паршивца Исаака Ньютона.

— Я назвал в его честь собаку.

— Да, назвал. Но послушай, Эндрю, сейчас не время оттирать тебя локтями. Сейчас время похлопать тебя по спине.

Мы теряли время.

— Ты кому-нибудь рассказывал об этом?

Дэниел замотал головой:

— Нет. Конечно, нет. Это твое доказательство, Эндрю. И тебе решать, когда и как его обнародовать. Хотя как друг я бы, пожалуй, посоветовал выждать немного. Недельку-другую, пока не уляжется эта пикантная история.

— Разве математика интересует людей меньше, чем нагота?

— Увы, Эндрю. Зачастую. Послушай, иди домой, не рвись пока в бой. Я замолвлю словечко перед Дайан из Фитца и объясню, что с тобой все будет хорошо, но может понадобиться время. Уверен, она пойдет навстречу. Студенты могут потрепать тебе нервы в первый день. Нужно собраться с силами. Отдохнуть. Правда, Эндрю, иди домой.

Мерзкий запах кофе усиливался. Я окинул взглядом дипломы на стене и почувствовал благодарность, что там, откуда я родом, личный успех не имеет значения.

— Домой? — переспросил я. — А ты знаешь, где мой дом?

— Конечно, знаю. Эндрю, что ты такое говоришь?

— Вообще-то меня зовут не Эндрю.

Еще один нервный смешок.

— Эндрю Мартин — это твой сценический псевдоним? Если так, я бы придумал что-то поинтереснее.

— У меня нет имени. Имена характерны для видов, которые ставят интересы особи превыше общего блага.

Тут Дэниел впервые встал с кресла. Он был высоким, выше меня.

— Я бы посмеялся над этим, Эндрю, не будь мы друзьями. Боюсь, тебе необходима медицинская помощь. Послушай, я знаю очень хорошего психиатра, который…

— Я не Эндрю Мартин. Его забрали.

— Забрали?

— Когда он доказал то, что доказал, нам не оставалось другого выбора.

— Нам? О чем ты? Ты хоть сам слышишь, что говоришь, Эндрю? Это речи сумасшедшего. Я думаю, тебе надо домой. Я отвезу тебя. Так будет лучше. Ну же, поехали. Я отвезу тебя домой. К семье.

Он выставил вперед правую руку, указывая на дверь. Но я никуда не собирался.

— Ты говорил, что хочешь похлопать меня по спине.

Дэниел поморщился. Выше этой морщины кожа, покрывавшая его череп, блестела. Я смотрел на него. На блеск.

— Что?

— Ты хотел похлопать меня по спине. Сам говорил. Так почему нет?

— Что?

— Похлопай меня по спине. И я уйду.

— Эндрю…

— Похлопай меня по спине.

Он медленно выдохнул. Его взгляд выражал нечто среднее между тревогой и страхом. Я повернулся, подставив спину. Я ждал хлопка, все ждал и ждал. И вот его рука опустилась. Дэниел похлопал меня по спине. При этом первом контакте, невзирая на одежду, я произвел считывание. Потом, когда я обернулся, мое лицо на долю секунды перестало быть лицом Эндрю Мартина. Оно стало моим.

— Что за?..

Дэниел шарахнулся от меня и налетел на письменный стол. Перед ним опять стоял Эндрю Мартин. Но он увидел то, что увидел. У меня оставалась всего секунда, прежде чем он закричит, поэтому я парализовал ему челюсть. В глубине его вытаращенных глаз, помимо паники, читался вопрос: «Как он это сделал?» Для корректного завершения процесса требовался еще один контакт: прикосновения левой руки к плечу оказалось достаточно.

Его охватила боль. Боль, которую вызвал я.

Дэниел сцепил руки. Его лицо стало фиолетовым. Цвета моей родной планеты.

Я тоже чувствовал боль. Головную. И усталость.

Когда Дэниел упал на колени, я прошел мимо него к столу и удалил из электронной почты письмо с приложением. В папке «Отправленные» не оказалось ничего подозрительного.

Я вышел на лестничную площадку.

— Табита! Табита, вызывайте «скорую»! Быстрее! Кажется, у Дэниела сердечный приступ!

Не прошло и минуты, как она уже была наверху, с телефоном в руках и паникой на лице. Опустившись на колени, она пробовала сунуть таблетку — аспирин — в рот мужу.

— У него рот не открывается! У него рот не открывается! Дэниел, открой рот! Милый, боже мой, милый, открой рот! — Потом в телефон: — Да! Я же сказала! Сказала! Холлиз! Да! Чосер-роуд! Он умирает! Он умирает!

Она ухитрилась затолкать мужу в рот кусочек таблетки, но та зашипела и пеной стекла на ковер.

— Мн-н-н-н, — из последних сил мычал ее муж. — Мн-н-н-н-н.

Я молча наблюдал. Глаза Дэниела оставались открытыми, широко-широко, как у ипсоида, словно, чтобы оставаться в этом мире, достаточно было просто не выпускать его из виду.

— Дэниел, все хорошо, — говорила Табита прямо ему в лицо. — «Скорая» едет. С тобой все будет в порядке, милый.

Теперь его глаза были прикованы ко мне. Он дергал головой в мою сторону.

— М-м-м-м-м-м-м!

Он пытался предостеречь жену.

— М-м-м-м-м.

Она не понимала.

Табита с маниакальной нежностью гладила мужа по волосам.

• Предыдущая
• 16/51
• Следующая