Посох и Шляпа - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 29
- Предыдущая
- 29/62
- Следующая
– Варенье? – переспросил Ринсвинд, который не уследил за ходом его мысли. Креозот выставил вперед пухлую ладонь и продекламировал:
– Летний дворец под ветвями,
Бутылка вина, буханка хлеба, кускус из барашка, жареные языки павлина, кебаб, шербет со льдом, разнообразие сластей на подносе и возможность выбора Ее,
Поющей рядом со мною в Глуши,
А Глушь – это…
Он остановился и задумчиво взял в руку перо.
– Все-таки белье сюда не подходит, – сообщил он. – Взглянув со стороны, я понял…
Ринсвинд оглядел подрезанную чуть ли не маникюрными ножницами зелень, аккуратно расставленные камни и окружающее все это высокие стены. Одна из «Ее» подмигнула ему.
– И это Глушь? – уточнил он.
– Мои специалисты по пейзажу воссоздали здесь все основные особенности. Целая вечность ушла на то, чтобы сделать ручейки достаточно извилистыми. Из надежного источника мне стало известно, что в них теперь кроются задатки грубого величия и удивительная природная красота.
– А еще здесь повсюду бродят скорпионы, – вставил Ринсвинд, угощаясь еще одной медовой палочкой.
– Насчет этого не знаю, – возразил поэт. – Не считаю скорпионов поэтичными. Согласно стандартным поэтическим инструкциям дикий мед и саранча более уместны, хотя я так и не привык питаться насекомыми.
– Мне всегда казалось, что саранча, которую едят в глухих местах, это плод какого-то дерева, – удивилась Канина. – Отец всегда говорил, что саранча очень вкусная.
– Значит, это все-таки не насекомые? – переспросил Креозот.
– Да нет вроде.
Сериф кивнул Ринсвинду.
– Тогда ты можешь спокойно их доесть, – разрешил он. – Мерзкие хрустящие твари, никогда не понимал, что в них хорошего.
– Мне не хотелось бы показаться неблагодарной, – сказала Канина, перекрывая лихорадочный кашель Ринсвинда, – но зачем ты приказал доставить нас сюда?
– Хороший вопрос.
Креозот несколько секунд смотрел на нее бессмысленным взглядом, словно пытаясь припомнить, зачем они здесь.
– Ты и в самом деле весьма привлекательная девушка, – отметил он. – Ты, случайно, на цимбалах не играешь?
– А сколько у них лезвий? – спросила Канина.
– Жаль, – нахмурился сериф, – по моему заказу их привезли аж из-за границы.
– Мой отец научил меня играть на губной гармошке, – сообщила она.
Креозот беззвучно пошевелил губами, обдумывая это предложение.
– Не годится, – наконец решил он. – Плохо ложится на ритм. Но все равно спасибо. – Он окинул ее еще одним задумчивым взглядом. – Знаешь, ты действительно крайне привлекательна. Тебе когда-нибудь говорили, что твоя шея похожа на башню из слоновой кости?
– Никогда.
– Жаль, – повторил Креозот.
Он порылся среди подушек и, вытащив маленький колокольчик, громко позвонил.
Через некоторое время из-за павильона вынырнула высокая, угрюмая фигура. Этот человек выглядел так, будто являлся прямым потомком штопора, а в его глазах присутствовало нечто, от чего взбесившийся грызун обескураженно повернулся бы и на цыпочках удалился.
Одним словом, сразу было видно, что это великий визирь. Никто не сообщит ему ничего нового насчет того, как обманывать вдов и запирать впечатлительных юношей в пещерах с мнимыми драгоценностями. А что касается грязной работы, то, вероятно, как раз он и сочинил по ней учебник. А еще вероятнее – просто украл его.
На нем был надет тюрбан, из-под которого торчала остроконечная шляпа. И, разумеется, у него были длинные тонкие усы.
– А, Абрим! – воскликнул Креозот.
– Ваше величество?
– Мой великий визирь, – представил его сериф.
«Так я и думал», – сказал себе Ринсвинд.
– Эти люди – зачем мы их сюда доставили?
Визирь покрутил усы с таким видом, словно только что решил отказать еще одной дюжине просителей с выкупом закладных.
– Шляпа, ваше величество, – намекнул он. – Шляпа, если вы помните.
– Ах да. Восхитительно. Куда мы ее дели?
– Постойте-ка, – поспешно перебил Ринсвинд. – Шляпа… это, часом, не такая мятая, остроконечная, с кучей всяких побрякушек? Типа кружев и всякого такого… – Он поколебался, а затем уточнил: – Ее, случаем, никто не пытался надеть, а?
– Она предупредила нас, чтобы мы этого не делали, – отозвался Креозот, – так что Абрим сразу приказал одному рабу примерить ее. Раб сказал, что от нее у него разболелась голова.
– А еще она сообщила нам, что вскоре должны прибыть вы, – добавил визирь, отвешивая Ринсвинду легкий поклон, – посему я… то есть, сериф подумал, что вы, вероятно, сможете поведать нам об этом замечательном изделии?
Существует тон голоса, известный как вопросительный, и визирь использовал именно его; а едва уловимая резкость слов давала понять, что если он не узнает что-нибудь о шляпе, и притом очень быстро, то у него на примете имеются разнообразные занятия, в которых вовсю используются слова «раскаленные докрасна» и «ножи». Все великие визири говорят таким образом. Наверное, где-то есть школа, где их этому учат.
– Боги, как я рад, что вы ее нашли! – воскликнул Ринсвинд. – Эта шляпа гнгнгх…
– Прости? – переспросил Абрим, маня рукой пару маячащих поблизости стражников. – Я не расслышал, что ты сказал после того, как эта юная особа, – он поклонился Канине, – заехала тебе локтем прямо в ухо.
– Думаю, – вежливо, но твердо перебила Канина, – вам лучше отвести нас к ней.
Пять минут спустя шляпа, покоящаяся на столе в сокровищнице серифа, буркнула:
«Наконец-то. Где вас так долго носило?»
Как раз сейчас, когда Ринсвинд с Каниной, возможно, вот-вот станут жертвами безжалостных убийц, когда Койн собирается обратиться к собравшимся вокруг и сжавшимся от страха волшебникам с разоблачительной речью о предательстве, а Диск находится на грани того, чтобы покориться диктатуре магии, – как раз сейчас стоит затронуть тему поэзии и вдохновения. Например, сериф, сидящий в заманчивой Глуши, только что перелистал свою тетрадь со стихами, чтобы перечесть следующие строфы:
И вздохнул, потому что раскаленные добела строчки, терзающие его воображение, никогда не выходили такими, какими он их видел.
По правде говоря, они и не могли выйти такими.
Очень грустно, но подобные вещи происходят все время.
Во всех многомерных мирах множественной Вселенной установлен и хорошо известен тот факт, что все по-настоящему великие открытия совершаются в чрезвычайно краткий миг вдохновения. Сначала, конечно, нужно как следует поработать, но исход дела решает вид, скажем, падающего яблока, закипающего чайника или воды, переливающейся через край ванны. В голове наблюдателя что-то щелкает, и все встает на свои места. Строение ДНК, согласно общепринятой версии, обязано своим открытием взгляду, случайно брошенному на винтовую лестницу как раз в тот момент, когда температура мозга ученого была самой подходящей для восприятия новых теорий. Воспользуйся он лифтом, и генетическая наука развивалась бы совершенно иначе[16].
Люди считают миг озарения чем-то замечательным. Но это не так. Сей миг трагичен. Крошечные частички вдохновения постоянно летают по Вселенной, проходя сквозь самое плотное вещество с такой же легкостью, с какой нейтрино проходит сквозь стог сена. И большая их часть проносится мимо цели.
Но те из них, которые попадают точно в мозг-цель, обычно оказываются не в той голове.
К примеру, странный сон о свинцовом шарике, лежащем на стреле крана высотой в милю, сон, который, попади он в нужный мозг, послужил бы катализатором изобретения нового способа получения электричества при помощи подавления силы тяжести (дешевая, неистощимая и совершенно не загрязняющая окружающую среду форма энергии, которую данный мир искал в течение нескольких веков и из-за отсутствия которой развязал себе на голову ужасную и бессмысленную войну), – этот сон на самом деле приснился маленькой и сбитой с толку утке.
16
И, возможно, двигалась бы быстрее. Правда, неизвестно куда и зачем.
- Предыдущая
- 29/62
- Следующая