Кто бы мог подумать? - Котовщикова Аделаида Александровна - Страница 6

• Предыдущая
• 6/48
• Следующая

— Бабушка, Игорёк Маринку хватает! — недовольным тягучим голосом пожаловалась Лёля.

Бабушка отложила вязанье, сжала губы, пожевала ими и вдруг сказала решительно:

— Пусть хватает! Дай ему куклу!

Ната рот разинула от неожиданности. У Лёли широко раскрылись глаза. Она была так поражена, что застыла неподвижно и сама стала похожа на изумлённую куклу с голубым бантом на макушке. Потом как сверкнёт глазами, как закричит:

— Ты что, бабушка? Маринку-то дать? Чтобы он её на пол уронил, да разбилась бы у неё головочка на мелкие кусочки? Нет уж, не-ет!

Игорёк, в упор, глядя на Лёлю, подобрался и хвать Маринку за ногу да как дёрнет.

— Ногу у Мариночки оторвать хочешь? — завопила Лёля. — Так вот же тебе!

Она сильно ударила Игорька по руке. У него сразу задрожали от плача все ямочки на пухлых щеках и на подбородке. Подпрыгивает Игорёк на месте, рукой трясёт, а белая пухлая ручонка стала красной. Ната скорей Игорька за плечи обняла, в сторону его отвела, гладит:

— Ну-ну-ну, ничего. Подуем на ручку. Ух, Лёлька какая! Бабушка поднялась с кресла.

— Лёля… в угол становись! Живо!

Она сказала это каким-то не своим голосом, а у самой губы дрожат почти как у Игорька. Зато Игорёк и плакать перестал. И Ната ушам своим не верит.

— Ты… кому это говоришь? — тихо спросила Лёля.

— Тебе! Тебе! За то, что малыша обижаешь, куклу какую-то не даёшь, в угол, в угол!

Бабушка, как-то суетливо двигая локтями, приблизилась к Лёле, за руку отвела её в угол между комодом и стеной и носом к стене повернула.

— Стой! И чтоб ни с места, пока не разрешу выйти!

Потом взяла Игорька за руку и, ведя его за собой, зашаркала к двери.

Минуты две такая тишина стояла в комнате, что скрип половицы под ногой Наты громким показался.

Издали Ната осторожно заглянула за комод. Стоит Лёля в углу растерянная, голову наклонила, бант на макушке повис, будто бабочка крылышки опустила. А по щеке у Лёли большая слеза ползёт. И так Нате стало жаль Лёлю, что она вздохнула громко и протяжно. В первый раз в жизни ведь Лёлю наказали! Нату и то давно в угол не ставили. Жалкая такая Лёля: стоит как столбик — и ни звука. Чем бы её утешить?

Вот если бы и вправду Пятнушка нашлась! Ната её показала бы Лёле — сестрёнка живо бы развеселилась. Ведь могла же там вместо стёклышка какого-то Пятнушка оказаться. Очень просто. Тот, кто её в бане нашёл, опять потерял, в сугроб обронил. А ещё лучше, будто Пятнушка из целлулоидной в живую превратилась и сама прискакала к дому.

— Лёля! — таинственным тоном окликнула Ната. — Если б ты знала, что я видела! Ты даже себе не представляешь!

— Отстань! — сдавленным шёпотом пробормотала Лёля. — Мне совсем неинтересно, что ты видела. — Она помолчала. — Что такое ты могла видеть? Неинтересное что-нибудь совсем…

Ната засмеялась и прищёлкнула языком:

— Неинтересное! Как же! — И воскликнула: — Пятнушку я видела! Вот!

— Врёшь ты всё! — не поворачиваясь, басом отозвалась Лёля. — Пятнушка потерянная, в бане забытая. А где ты её видела?

— У нашего дома, на самой верхушке сугроба! — Ната уселась на пол возле Лёли, скрестив ноги.

— Откуда на сугробе? — Лёля прокашлялась. — Неправда!

— Видела! Видела! — быстро заговорила Ната. — Пятнушка живая стала. Да! Да! В сказках лягушка даже в царевну превращается, а наша Пятнушечка ни в какую не в царевну, а просто оживела, прыгать теперь умеет. Она мне всё рассказала. Её в бане никто не подхватил, она, как попала в кипяток да после в холодную воду, так и оживела и из бани упрыгнула. А поселилась она возле школы, в подвале, через отдушину на улицу вылезает. Она мне объяснила, где её повидать можно. Может быть, я завтра после школы с ней опять 30 увижусь!

Лёля отвернулась от стены и недоверчиво разглядывала Нату.

— Если правда, то почему ты её домой не принесла? Покажи!

— Вот тоже! А зачем я буду её домой тащить? Она на работу торопилась.

— На ра-бо-ту? — переспросила Лёля.

— Конечно! Помнишь, я тебе про ослика рассказывала, вот что фанеры вёз на тележке? Еще ты не поверила, будто я прочла, что там про цирк написано. А я верно прочла. Так этот ослик в цирке работает. Наша Пятнушка с ним познакомилась, и он её туда отвёл. Она теперь в цирке представляет.

Лёля тоже села на пол и положила руку Нате на колено.

— Как она представляет? Давай попросим тётю Катю в цирк пойти! Да только ты всё врёшь, Натка.

— Можешь не верить. Мне-то что! Пятнушка моя знакомая.

— Лёля, выходи из угла! — раздался голос бабушки, и она сама показалась в дверях.

При виде бабушки Лёля вскочила и встала носом в угол.

— Выходи, Лёлечка! — ласково повторила бабушка.

— Не выйду! — буркнула Лёля. — Буду стоять, пока мама не приедет.

— А обедать тоже в углу будешь? — с интересом спросила Ната. — А спать?

— Всё в углу буду делать, — упрямо сказала Лёля.

Ната засмеялась, потом схватила Лёлю за руку.

— Бежим обедать! Я тебе ещё что-то расскажу…

Лёля в столовую пошла, но на бабушку, ни разу за весь день не взглянула, не подошла к ней ближе, чем на пять шагов. Вечером она попросила тётю Катю:

— Помоги мне раздеться!

Бабушка смотрела на любимую внучку растерянно и обиженно.

Плясунья — наездница

«Видела сегодня Пятнушку?» С таким вопросом Лёля бежала Нате навстречу, когда та приходила из школы. Если Ната кивала с важным видом, Лёля хлопала в ладоши от радости. Девочки дружно помогали бабушке накрывать на стол, чтобы поскорее пообедать. Лёля без возражений съедала суп: некогда капризничать, да и Натка скажет: «А вот не буду рассказывать, если станешь фокусничать!»

Потом они забирались куда-нибудь в укромный уголок, чаще всего на кушетку в папином кабинете, и тут Наткины рассказы лились рекой.

— Пляшет Пятнушка на большом-большом обруче. — Ната широко раздвигала руки. — Обруч катится, а на нём Пятнушка танцует. Юбочка на ней оранжевая, широкая. И, кажется, что это маленькое солнышко на обруче вертится! Вот как красиво!

— Ты её видела в этой юбочке? — с жадным любопытством спрашивала Лёля.

— Один только раз она мне наряженная показалась. А вообще все костюмы в цирке у неё лежат. Но ведь она не только на обруче плясать умеет. И на спине у коней цирковых тоже. Лошадь скачет, вся украшенная, в бубенчиках, а лягушечка наша знай себе на лошадиной спине отплясывает. Выходит, она и наездница, и плясунья зараз. А люстры горят ярко-ярко. А то свет, наоборот, потушат, только луч один на эту самую… на арену протягивается. И в этом луче Пятнушка — трык-брык! трык-брык! Во все стороны лапки… Вот так!

Ната вскакивала и начинала прыгать, вертеться, выделывать руками и ногами всякие замысловатые движения.

— Ну, дальше рассказывай! — требовала Лёля. — Что она кушает? На чём спит?

И Ната подробно расписывала, какие у Пятнушки маленькие блестящие тарелочки и чашки, какая кроватка на колесиках. Чтобы не скучно было всё в одном углу подвала спать, Пятнушка кровать с места на место перекатывает. Посуду, одеяло и много других вещей подарили лягушечке в цирке.

— Что-то вы заговорщицами стали, — сказала однажды мама. — О чём вы всё шепчетесь?

— Уж мы знаем о чём! — Ната сделала Лёле большие глаза и приложила палец к губам.

— Мы знаем! Мы знаем! — Лёля со смехом закивала Нате и двумя руками закрыла себе рот.

Как-то Лёля спросила:

— А нас с Игорьком Пятнушка вспоминает?

— Да, вспоминает. Всегда спрашивает, как вы поживаете.

— А что ты ей обо мне говоришь?

Ната пожала плечами.

— Не буду же я врать! Пришлось рассказать, что ты на днях Игорька побила и с бабушкой не хотела разговаривать, так что бабушка от этого чуть не заплакала.

• Предыдущая
• 6/48
• Следующая