Интересные времена - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 60
- Предыдущая
- 60/101
- Следующая
— Верно, но… это… как бы… Я к тому, что, когда мы проходили мимо тех молодых дамочек, они все как одна хихикали…
— Ничего, ты отыщешь их немного позже. Вот они похохочут, — ответил Коэн. — Но тебе следовало предупредить нас, Проф.
— Простите.
— Чиво? Чивоонгрит?
— Он говорит, что ты ЕВНУХ! проревел Малыш Вилли в ухо Хэмишу.
— Ага! — счастливым голосом согласился Хэ-миш.
— Что?!
— Это я! Как дам ему в нюх, он так и полетел!
— Да я не о том…
— Чиво?
— Ладно, забудь! Для тебя это уже не важно, Хэмиш.
Профессор Спасли окинул взглядом разгромленный зал.
— Интересно, который сейчас час? — произнес он.
— Ах, — словно ручеек, зажурчал Шесть Благожелательных Ветров, счастливый представившейся возможности просветить окружающих, — у нас имеются поразительные приборы! Их приводят в действие бесы, и приборы эти сообщают время даже тогда, когда солнце уже совсем село за..
— Это называется часы, — кивнул Профессор Спасли. — У нас в Анк-Морпорке таких приборов навалом. Только бесы быстро испаряются, так что у нас они приводятся в движение… — Он сделал паузу. — Любопытно. В вашем языке нет такого слова. Э-э… Как бы выразиться… Это такое железо, которому придана определенная форма и которое выполняет работу… Зубастые колеса…
Вид у сборщика налогов стал совсем испуганный.
— Колеса с зубами?
— Как вы называете штуковины, которые перемалывают кукурузу?
— Крестьяне.
— Да, но с помощью чего они перемалывают кукурузу?
— Я-то откуда знаю? Это надо знать только крестьянам.
— Ну да, конечно, — печально вздохнул Профессор Спасли.
— До рассвета еще далеко, — вставил Маздам. — Может, пойдем и перережем им глотки, Пока они нежатся в своих постельках?
— Нет, нет, нет! — воскликнул Профессор Спасли. — Сколько раз можно повторять, мы Должны сделать это прилично.
— Я могу показать вам, где находится сокровищница, — с готовностью подсказал Шесть Благожелательных Ветров.
— Давать обезьяне ключ от банановой плантации не лучшая идея, — сказал Профессор Спасли. — Может, придумаешь что-нибудь получше, чтобы занять их на пару часиков?
А тем временем внизу, в подвалах Запретного Города, человек рассуждал о правительстве. И рассуждал довольно громко.
— Нельзя сражаться за дело! Дело нельзя пощупать!
— Значит, мы сражаемся за крестьян, — ответила Бабочка.
Она даже попятилась. Гнев вырывался из Ринсвинда, как пар из трубы.
— Неужели? А ты когда-нибудь встречалась хотя бы с одним крестьянином?
Ну… я видела их.
— Прекрасно! И чего же ты хочешь добиться?
— Лучшей жизни для народа, — холодно заявила Бабочка.
— Ты думаешь, что, если затеять заваруху и повесить парочку-троечку негодяев, жизнь сразу изменится к лучшему? Знаешь ли, я сам из Анк-Морпорка, и у нас было побольше мятежей и гражданских войн, чем у вас… тепловатых утиных ног… ну как это… в общем, неважно. И что думаешь, правительство хоть чуточку изменилось? Правительство не затем, чтобы меняться, а затем, чтобы править!
Ответные улыбки выразили вежливое и нервозное непонимание.
— Вот послушайте, — сказал Ринсвинд, вытирая пот со лба. — Все эти люди на полях, которые пасут волов… Если вы устроите революцию, их жизнь станет лучше, я правильно понял?
— Разумеется, — кивнула Бабочка. — Они перестанут быть объектами жестоких прихотей Запретного Города.
— О-о, здорово, — откликнулся Ринсвинд. — Значит, они вроде как станут сами себе хозяева, будут сами управлять, верно?
— Именно, подтвердила Цветок Лотоса.
— Через Народный Комитет, — уточнила Бабочка.
Ринсвинд прижал обе руки ко лбу.
— Слушайте, что я сейчас скажу, — сказал он. — Не знаю, откуда это взялось, но меня вдруг осенило предвидение!
Столь знаменательное событие произвело неизгладимое впечатление на членов ячейки.
— Внезапно меня посетило предвидение, продолжал Ринсвинд, что в Народном Комитете будет не так уж много воловьих пастухов. Практически… я слышу что-то вроде… голоса, который говорит, что большинство членов Народного Комитета поправьте меня, если я ошибаюсь, Стоят сейчас передо мной! Я прав?
— Сначала, разумеется, так все и будет, — ответила Бабочка. Крестьяне ведь не умеют читать и писать.
— Полагаю, они не умеют даже правильно возделывать землю. мрачно кивнул Ринсвинд. — Куда им! Всего-то они занимаются этим каких-то жалких три или четыре тысячи лет!
— Мы, безусловно, считаем, что многое можно улучшить, — согласилась Бабочка. — И мы сможем это сделать, если будем действовать сплоченно.
— Бьюсь об заклад, крестьяне расплачутся от счастья, когда вы наконец покажете им, что надо делать с землей.
Ринсвинд хмуро уставился в пол. Вообще-то, работа воловьих пастухов ему нравилась. Сколько увлекательных занятий на свете: можно пасти волов, можно жить на необитаемом острове… Подумать только — пасешь себе вола, под ногами твоими безопасная хлябь, ты часами можешь смотреть в небо, разглядывать облака и гадать о том, когда твой вол намерен в следующий раз обогатить суглинок. Но всегда найдутся люди, желающие улучшить твою жизнь…
«Как вы можете быть такими хорошими и в то же время такими тупыми?! — хотелось воскликнуть ему. — Самое лучшее, что вы можете сделать для крестьян, это оставить их в покое. Пусть занимаются тем, чем занимались. Когда люди, умеющие читать и писать, начинают бороться за права тех людей, которые этого не умеют, все кончается тем же идиотизмом, только немного в другой форме. А если уж вам так хочется кому-нибудь помочь, постройте большую библиотеку или что-нибудь вроде и оставьте двери открытыми.
Но это Гункунг. Разве можно так думать в Гункунге? Здесь люди впитали с молоком матери: делать надо только то, что прикажут. Орда это сразу поняла.
Орудие империи куда эффективнее плеток, которыми стегают рабов. Это повиновение. Плеть для души. Люди повинуются тому, кто отдает приказы. Ну а свобода для них это когда приказы начинает отдавать кто-то другой, не тот, кто отдавал их прежде.
Вас всех убьют.
Я трус. Но даже я знаю о драках больше, чем вы все, вместе взятые. Мне доводилось выбираться из таких заварух, какие вам и не снились».
- Предыдущая
- 60/101
- Следующая
