Выбери любимый жанр

Интересные времена - Пратчетт Терри Дэвид Джон - Страница 55


Изменить размер шрифта:

55

— Нет, лет! Это так… мелочи. Настоящая история началась тогда, когда Одно Солнечное Зеркало основал империю. Он был первым императором. И с ним был его слуга, Великий Волшебник. Вообще, это всего лишь легенда. Только крестьяне верят в такие сказки. Они смотрят на Что-нибудь вроде Великой Стены и говорят: какая Удивительная вещь; наверное, ее создали с помощью волшебства… Что же касается Красной Армии… вероятнее всего, это был просто хорошо Организованный отряд обученных воинов. Первая Настоящая армия. До нее были только неорганизованные толпы. И магия тут ни при чем. Не мог же Великий Волшебник и в самом деле сотворить… В общем, крестьяне верят всяким глупостям…

— Каким, к примеру?

— Ну, например, поговаривают, будто бы Великий Волшебник оживил саму землю. А когда все армии континента выступили против императора Одно Солнечное Зеркало, Великий Волшебник… взлетел в небо на воздушном змее.

— Как раз это, по-моему, очень правдоподобно. Когда начинается заваруха, возьми себе выходной, таков мой девиз.

— Нет, ты не понял. Это был особый змей. С его помощью Великий Волшебник поймал молнию, после чего рассадил ее по бутылкам, а потом взял грязь… запек ее молнией и превратил в армию.

— Таких заклинаний я не знаю. Даже не слышал никогда ни о чем подобном.

— И о реинкарнации у них тоже забавные представления…

С этим Ринсвинд спорить не стал. Наверное, пасет крестьянин вола, пасет долгие часы, не удивительно, что у него в голове возникают всякие странные мечтания типа: «Вот когда я умру, хорошо бы заново родиться в виде… человека, который пасет вола, только при этом смотрит в другую сторону». Он изложил свои взгляды Двацветку.

— Э-э… нет, — покачал головой тот. Согласно их представлениям, человек не рождается заново. Э-э… Трудно подобрать слова… Подзабыл язык… Это что-то вроде предынкарнации. Наподобие реинкарнации, только наоборот. Они считают, что ты рождаешься до того, как умрешь.

— О, в самом деле? — Ринсвинд продолжал скрести камни. — Поразительно! Рождение, предшествующее Смерти? Жизнь перед Смертью? Всем расскажу — вот люди повеселятся.

— Тут все немножко не так… Э-э. Все завязано на предках. Надо чтить предков, потому что в один прекрасный день можно оказаться одним из них и… Ты слушаешь?

Кусочек цемента наконец отвалился. «Для десятиминутной работы — неплохой результат, — подумал Ринсвинд. — К следующему ледниковому периоду нас и след простынет…»

Вдруг до него дошло, что все это время он расколупывал стену, отделяющую его камеру от камеры Двацветка. Ухлопать несколько тысяч лет на то, чтобы вломиться в соседнюю камеру, — вот истинный пример неэффективного использования времени.

Ринсвинд принялся за другую стену. Он скреб… скреб…

Раздался жуткий вопль.

Скребскребскребскреб…

— Наверное, император проснулся, — прокомментировал из дыры в стене голос Двацветка.

— Что-то вроде утренней пытки? — Ринсвинд замолотил отвалившимся кусочком по огромным Каменным блокам.

— Он не виноват. Он просто не понимает.

— В самом деле?

— Это как с маленькими детьми. Ты когда-нибудь замечал, с каким интересом дети отрывает крылышки мухам?

— Лично я никогда никому ничего не отрывал, — ответил Ринсвинд. — Мухам вообще доверять нельзя. На вид маленькая, но может оказаться такой стервой.

— Нет, я детей вообще имею в виду.

— Да? И что?

— Ну а он — император. И никто не удосужился объяснить ему, что поступать таким образом плохо. Тут дело лишь в масштабе. Пять семейств боролись друг с другом за корону. Чтобы стать императором, он убил собственного племянника. Никто так и не объяснил ему, что нельзя убивать людей ради собственного развлечения. По крайней мере, все, кто пытался это сделать, не дожили до конца первого предложения. И все эти Хоны, Фаны, Таны, Суны и Максвини на протяжении тысячелетий резали друг друга почем зря. Это называется преемственностью поколений.

— Максвини?

— Семейство с очень древними корнями.

Ринсвинд мрачно кивнул. Наверное, это чем-то похоже на разведение лошадей. Создаешь систему, при которой выживают только вероломные убийцы, и в конце концов получаешь чистокровных вероломных убийц. Так дальше и живешь. Сто раз подумаешь, прежде чем наклониться над колыбелькой, где лежит твой любимый сынок…

Послышался еще один вопль.

Ринсвинд принялся неистово пинать стену ногами.

В замке повернулся ключ.

— О! — только и сказал Двацветок.

Но дверь не отворилась.

Выдержав паузу, Ринсвинд подошел к двери и осторожно толкнул ее.

Дверь распахнулась, но не слишком широко: лежащее ничком тело стражника представляет собой необычный, но весьма эффективный блокиратор.

К кольцу в двери было прицеплено другое кольцо, содержащее кучу разных ключей…

Неопытный узник, выбравшись из своей камеры, просто-напросто побежал бы куда глаза глядят. Но Ринсвинд с отличием закончил школу выживания и потому знал: в подобных обстоятельствах самое лучшее выпустить всех заключенных до единого, быстренько похлопать каждого по спине, крикнуть: «Быстрей! Стражники уже бегут сюда!», а после этого засесть в каком-нибудь тихом местечке и дождаться, пока затихнут звуки погони.

В первую очередь он отпер камеру Двацветка. У коротышки был более костлявый и неряшливый вид, чем помнилось Ринсвинду, к тому же У него отросла клокастая борода. Но одна, самая значительная особенность его лица, которую Ринсвинд запомнил яснее всего, не изменилась. Этой Чертой была широкая, сияющая, доверчивая Улыбка человека, искренне убежденного, что Нынешняя неприятность не более чем смешная ошибка и что разумные люди скоро обязательно во всем разберутся.

— Ринсвинд! Так это и в самом деле ты! Ну Разве мог я подумать, что когда-нибудь снова повстречаюсь с тобой!

— Я надеялся примерно на то же самое. Двацветок посмотрел мимо Ринсвинда, на валяющегося на полу стражника.

— Он умер? — спросил он о человеке с мечом в спине, причем от меча торчала только рукоятка.

— Я бы сказал, очень даже вероятно.

— Это твоих рук дело?

— Я же был внутри камеры!

55
Перейти на страницу:
Мир литературы