Генрих IV - Дюма Александр - Страница 27
- Предыдущая
- 27/39
- Следующая
Восемь девушек королевы танцевали во втором выходе балета, а в третьем появлялась сама королева и ее свита, разделенная на четыре кадрили. Бриллианты и другие камни, которыми были усыпаны дамы, составлявшие кадриль, бросали столь ослепительный блеск, подобного которому никто еще не видел.
Сам король, ослепленный этим спектаклем, обратился к папскому нунцию.
— Монсеньор, — спросил он, — видели ли вы когда-нибудь более блистательный эскадрон?
— Ослепительно, — ответил тот, — и очень опасно!
К несчастью, гармония, царившая между королем, супругой и любовницей, длилась недолго. Мадам де Вилар, сестра Габриель, которая еще при жизни мадам де Бофор была на примете у короля, видела в маркизе де Верней соперницу и непрестанно думала о мщении. Она сошлась с королевой. Та под маской дружбы питала чисто флорентийскую антипатию к маркизе. А потому королева от всей души присоединилась к этой мести. Как же они отомстят? Средство было найдено. Жуанвиль, как мы уже сказали, был на хорошем счету у маркизы. У него хранилось несколько писем, носивших чисто интимный характер. Но из страха впасть в немилость при дворе он рассорился с ней и сблизился с мадам де Вилар. Мадам де Вилар удалось выудить у него письма маркизы де Верней. В них упоминалась королева весьма неуважительно, под именем «Толстая банкирша». Не жалели в них и короля, а все ласковые имена отдавались другому. Письма представили королеве. Ее первым криком было:
— Нужно, чтобы король их увидел!
Мадам де Вилар не желала ничего лучшего. Тут же было решено, что король их увидит. Но это решение было принято без Элеоноры Галигаи. Она была слишком предусмотрительна, чтобы позволить им пойти на такой опасный шаг, и воспротивилась бы ему. Мадам де Вилар попросила у короля личного свидания. Король согласился дать аудиенцию. Мадам де Вилар начала с заверений в уважении и преданности, которые явились причиной невозможности скрыть от короля нанесенного ей оскорбления. Она считала бы себя преступницей, скрыв это. Она предала бы этим самого великого из королей, достойнейшего из сеньоров, самого благородного человека в мире. При этом мадам де Вилар подсунула королю маленькую связку писем.
Генрих IV прочел их и пришел в ярость от ревности. Он поблагодарил мадам де Вилар и в нетерпении мести прервал аудиенцию. Как только мадам де Вилар вышла, он вызвал графа де Люда, своего доверенного, и поручил ему отыскать маркизу и объявить ей от его имени, что она коварна, что она самая опасная из всех женщин, что она чудовище, наконец, и что он отказывается ее видеть.
Маркиза позволила посланнику справиться с его трудной миссией и выслушала его с улыбкой на устах.
— Передайте королю, — ответила она, — что я никогда ничего не делала такого, что могло бы оскорбить его величество, и потому не могу понять, почему он обращается со мной столь невежливо. Я не сомневаюсь, что кто-то возвел на меня напраслину. Но правда за меня отомстит.
С уходом посланника она удалилась в кабинет глубоко взволнованная, сознавая, что сама она далеко не без греха.
Послали за герцогом Жуанвилем, мадемуазель де Гиз и герцогом де Бельгардом. Герцог де Жуанвиль признался, что передал письма мадам де Вилар. Теперь было ясно, откуда нанесен удар. Отвести этот удар было невозможно, он попал в цель, а значит, необходимо было его смягчить. Посоветовались. Решено было свалить все на вмешательство секретаря герцога Гиза, способного имитатора любых почерков.
Ловушка была грубой, но они знали главное — Генрих IV всегда предпочитал обман беспокойству. Цель была поставлена, секретарь предупрежден, снабжен обещанием солидной ренты. Он должен был отрицать все настолько, чтобы позволить себя уличить. Маркиза написала Генриху IV, попросив дать возможность оправдаться. Час спустя король был у нее. Результатом оправдания был дар в шесть тысяч ливров и изгнание виновницы. Мадам де Вилар была выдворена и, разумеется, рассорилась с Жуанвилем. Мсье де Жуанвиль был отправлен воевать в Венгрию, секретарь посажен в тюрьму. Занавес притворной дружбы королевы к маркизе упал. Ненависть вышла на свет. Две соперницы стали лицом к лицу.
Со своей стороны король не был слеп. Маркиза не могла уже разыгрывать невинность перед ним. К несчастью, несмотря на ее неблагодарность, коварство и неверность, она день ото дня становилась для него все более притягательной.
Пытаясь бороться против нее, он разыгрывает влюбленность в мадам де Сурди (позже графиня д'Эстанж), мадемуазель де Бепль, вышедшую позже замуж за мсье де Шовалона, известную под именем графини де Морэ, возобновил отношения с мадемуазель де Гиз, тщетно пытался вызвать любовь герцогини де Монпансье и герцогини де Невер.
Это заставило задуматься мадам де Верней. Она поняла, что капризная судьба, а также характер и темперамент короля предоставляют возможность какой-нибудь сопернице отнять его. В голове ее зародилась мечта о странном заговоре, но сколь он ни был странен, он имел под собой почву. Он состоял в том, чтобы, опираясь на обещание жениться, полученное от короля, объявить недействительным брак с Марией Медичи, заставить признать себя как законную жену, а ее детей как законных наследников короны.
Было ли это так безумно, как кажется с первого взгляда? Нет, если вспомнить письмо, отправленное Генрихом IV в Рим в тот самый день, когда оформлялся его брак во Флоренции.
Граф д'Овернь, сын Карла IX и Мари Туше, а значит брат маркизы де Верней, и король Испании Филипп III считали такой оборот событий возможным и присоединились к заговору. Граф д'Антраг, отец маркизы, старый дворянин семидесяти трех лет, и два англичанина, которых звали Фортан и Морган, увеличили число заговорщиков.
Скажем несколько слов о графе д'Оверне, позже называвшемся мсье д'Ангулем.
«Если бы мсье д'Ангулем мог усмирить душу шулера, данную ему Богом, — говорит Таллеман де Рео, — он мог бы стать одним из самых великих людей своего века. Он был ладно скроен, храбр, сообразителен, имел опыт, умел воевать. Но он всю свою жизнь мошенничал, чтобы тратить, а не стяжать».
«Мошенничать», это старое вежливое слово поставлено здесь, чтобы не сказать «воровать».
К тому же у него была мастерская для изготовления фальшивых денег. Не то чтобы он пользовался ей сам, для этого он был слишком большой сеньор, он просто закрывал глаза на то, что там происходило.
— Сколько вы зарабатываете фальшивками? — спросил его однажды Генрих IV.
— Честное слово, не могу вам в точности ответить, сир, — сказал он, — правда, я сдаю комнатку Мерлену в моем замке Гробуа и получаю за нее четыре тысячи экю.
Как видим, сдавал он довольно выгодно. К несчастью, предприятие длилось всего год или два. Генрих IV отдал приказ арестовать Мерлена, но граф д'Овернь был предупрежден и предоставил ему возможность скрыться.
Однажды он спросил мсье де Шевреза:
— Какое жалованье вы даете вашим секретарям?
— Сто экю.
— Это немного, — сказал он, — я моим даю двести… Правда, я им не плачу.
Когда эти люди требовали у него свое жалованье, он пожимал плечами.
— Вы сами, — говорил он, — можете прекрасно его себе выплатить. Четыре дороги проходят через мой дом. Вы на прекрасном месте, пользуйтесь этим.
Кардинал Ришелье, отдавая под его командование армию, сказал:
— Король дает вам эту армию, мсье, и надеется, что вы удержитесь от…
Последовал выразительный жест, изображавший загребущую руку. Другой бы возмутился, но он, улыбнувшись и пожав плечами, ответил:
— Каждый делает что может, на благо его величества, мсье.
В семьдесят лет, весь согнутый, изуродованный подагрой, он женился на двадцатилетней девушке, очень приятной, с отличной фигурой. Звали ее мадемуазель де Наргон. Она пережила его на шестьдесят пять лет. В результате при дворе Людовика XIV в 1715 году, на закате его царствования, присутствовала герцогиня д'Ангулем, невестка Карла IX.
- Предыдущая
- 27/39
- Следующая
