Генрих IV - Дюма Александр - Страница 20

• Предыдущая
• 20/39
• Следующая

«Таким образом, — говорит Бассомпьер, — мы оставались в той же компании на протяжении пяти или шести дней, разве что несколько посланников присоединялись к нам и после краткого разговора с королем тотчас отправлялись назад».

Прошла неделя, Генрих IV удерживал подле себя только Бюсси, Замета и герцога де Ретца.

Герцог однажды, выслушав жалобы короля, сказал ему, почти смеясь:

— Честное слово, сир, в конце концов, эта смерть мне кажется даром небес.

— Даром небес? И почему? — спросил Генрих IV.

— Но подумайте о громадной ошибке, которую вы могли сделать, сир!

— Какой ошибке?

— Жениться на этой женщине. Сделать из мадемуазель д'Эстре королеву Франции. О, я еще раз клянусь Богом, что судьба проявила к вам благосклонность.

Король уронил голову на грудь и задумался. Потом, подняв голову, сказал:

— Может быть, в конечном счете вы правы, герцог. Благосклонность или испытание; думаю, что на всякий случай я должен поблагодарить Бога.

«И он благодарил Бога и успокаивался столь смиренно, — пишет автор «Любовных похождений великого Александра», — что три недели спустя влюбился в мадемуазель д'Антраг».

Что не помешало королю три месяца ходить в трауре. Он ходил в черном, против обычая, так как траур королей — фиолетовый.

Что же до бедной Габриель, о ее смерти ничего более не узнали. Остался только слух, что она была отравлена.

Велика была радость в Росни. Габриель умерла в субботу утром, но еще в пятницу вечером Ла Варенн отправил гонца в Росни.

Таким образом, в тот самый час, когда Габриель умирала, Сюлли обнимал свою жену в постели, говоря:

— Моя девочка, вам не придется появляться на утренних туалетах герцогини. Струна лопнула.

Что же до Замета и Ла Варенна, они остались в милости у короля — Замет называл свою денежную сумму «Мост покаяния королей», а Ла Варенн, закладывал церковь де Ла Флеш.

Вечером Генрих и Сюлли беседовали с глазу на глаз в спальне короля, положив ноги на подставку для дров в камине. Точь-в-точь два простых буржуа с улицы Сен-Дени. Это было три или четыре месяца спустя после смерти Габриель и шесть недель с того времени, как мадемуазель д'Антраг заменила герцогиню де Бофор.

— Сир, — говорил Сюлли, — наконец мы имеем согласие Маргариты на развод, и вскоре ваш брак будет расторгнут в Риме. Надо подумать о том, чтобы найти жену среди царствующих принцесс. Не сочтите, что я с дурным умыслом напоминаю вам ваш возраст, сир, но тринадцатого декабря вам исполнится сорок шесть лет, и пора жениться, если вы хотите увидеть совершеннолетие вашего дофина.

Генрих на минуту задумался, потом встряхнул головой.

— Друг мой, — сказал он, — жениться вторично — вещь серьезная, учитывая то, что в первый раз жену звали Маргарита Валуа; потому как, если я соединю в одном существе всю красоту и все достоинства всех моих любовниц, я бы пожелал еще одного качества.

— Но чем же все-таки должна обладать женщина, сир, чтобы вы были довольны?

— Мне нужно найти красоту тела, целомудренность в жизни, услужливость в характере, проворство ума, плодовитость в браке, высоту в происхождении и большие площади в имении. И, друг мой, я думаю, что эта женщина еще не родилась и не готова родиться.

— Ну что ж, — сказал Сюлли, — поищем что-то реальное.

— Поищем, если это доставит тебе удовольствие, Росни.

— Что вы скажете об испанской инфанте, сир?

— Я сказал бы, что она уродлива и стара, насколько это возможно. Но мне бы она подошла, если бы в придачу к ней отдали Нидерланды.

— А не видится ли вам какая-либо принцесса в Германии?

— Не говори мне о них, Сюлли. Королева этой нации едва не сгубила все во Франции.

— Сестры принца д'Оранж?

— Они гугенотки и рассорят меня с Римом и верными католиками.

— А племянница герцога Фердинанда Флорентийского?

— Она из дома королевы Екатерины, а эта дама наделала столько зла Франции и в особенности мне.

— Ну, тогда посмотрим в самом королевстве. Что вы скажете, например, о вашей племяннице де Гиз?

— Она из хорошей семьи, красотка, высокая, ладно скроенная, немного кокетлива и любит петушков в любом виде. Славная, сообразительная, приятная. Пожалуй, она мне очень нравится. Но я боюсь ее страсти к возвеличиванию ее братьев и вообще ее рода. Старшая из дома Мейенов, хоть и чернушка, мне по вкусу, но слишком молода. Есть девчонка в доме Люксембургов, одна моя кузина Катерина де Роган, но эта опять гугенотка. Что до остальных, то все они мне не нравятся.

— Но, сир, — сказал Сюлли, как бы подводя итог, — вам нужно жениться. На вашем месте я остановился бы на женщине, у которой будет мягкий характер и услужливость, которая дала бы вам детей и которая будет в состоянии вести королевство и семью, если вы умрете, оставив слишком молодого для правления дофина.

Генрих IV вздохнул. Сюлли увидел, что надо идти на взаимные уступки.

— Ну что ж, — сказал он, — вы найдете в любовнице качества, которых не будет в вашей жене.

Эта фраза, казалось, тронула Генриха IV.

— Любовница-то у меня есть, — ответил он, — остается жена.

— Хорошо, сир, поищем.

— Я вижу только тех, которых я тебе перечислил.

— Ну что ж, поищем среди тех, которых вы перечислили.

Оба принялись искать. Наконец после долгих поисков, дебатов, дискуссий предубеждение против имени Медичи было отклонено, и выбор пал на Марию Медичи, племянницу Фердинанда Медичи, герцога Флоренции, дочь Франсуа Медичи, последнего герцога, и Жанны Австрийской. Когда Генрих IV подумал о женитьбе на ней, она была уже не девушка, а женщина двадцати семи лет. Все восхваляли ее красоту. Посмотрим, с достаточным ли на то основанием.

«Лоб ее был высок, — говорит история, — волосы с прекрасным темным оттенком, восхитительно бледное лицо, глаза живые, с гордым взглядом, идеальный овал лица, шея и грудь восхитительные, руки, достойные служить моделью великим художникам и скульпторам ее отчизны. Все дополнялось прекрасным ростом и пропорциональным сложением».

Посмотрим, что говорит реальность.

Взгляните на полотна Рубенса. Рубенс поддался реальности. «Разлука» с черными волосами, с трепещущим телом, с ее глазами-молниями ослепительна; «Нереида», блондинка, чаровница, это сон любви, усыпанный лилиями и розами. Но королева среди всего этого — толстая торговка, как называли ее наши французы — жирная и здоровенная баба, дебелая, с красивыми руками и роскошной грудью. В этом окружении она особенно вульгарна, настоящая дочь добрых торговцев, ее предков.

Вот и все о физических данных.

Что до моральных качеств, то скажем, что Генрих IV нашел в ней гораздо меньше того, что искал. У нее было доброе сердце, даже щедрое, душа отличалась определенной деликатностью, но у нее было больше претензий, чем способностей, и больше упрямства, чем истинного достоинства.

Упорно следуя своим чувствам или желаниям своих советчиков, она проявила вкус к интриге, инстинктивно проводя итальянскую политику, состоящую в создании партий, а затем в удалении их друг от друга.

Раз создав и разведя в стороны эти партии, она не умела впоследствии объединить их в свою пользу и извлечь из этого какие бы то ни было блага, а, напротив, почти всегда становилась их жертвой. Король в моменты дурного настроения обвинял ее в излишней гордыне, честолюбии, заносчивости, любви к пышности и мотовству, считая ее ленивой и мстительной. Он добавлял только, не в противовес ее недостаткам, а, может быть, стремясь еще и подчеркнуть их, что она излишне скрытна и никогда невозможно узнать, что она скрывает.

Что касается свадебных контрактов, то они несли в себе определенные надежды. Во-первых, обещание поддержки папы. Пожалуй, вот и все о жене.

Что до любовницы, которой предусмотрительно запасся Генрих IV (мы говорим о Генриетте д'Антраг), она была (расскажем сначала о ее происхождении) дочерью Мари Туше и Франсуа Бальзака, сеньора д'Антраг де Маркуси и дю Буа де Мельзерб, сделанного Генрихом III кавалером его ордена в 1573 году.

• Предыдущая
• 20/39
• Следующая