Журавленок и молнии (с илл.) - Крапивин Владислав Петрович - Страница 8
- Предыдущая
- 8/68
- Следующая
— А каких? — удивился Журка и, оторвавшись от окна, взглянул на Иринку.
— Таких… симпатичных. Чтоб смотреть приятно…
«А на тебя разве не приятно?» — чуть не спросил Журка, но смутился и сказал другое:
— В кино всяких людей снимают, не только красавцев. Главное, чтобы талант был.
— Ну да. А если ни таланта, ни внешности?
— Чего ты на свою внешность напустилась? — проговорил Журка с суровой ноткой. — Человек как человек…
— Нет, — вздохнула Иринка. — У меня рот акулий и зубы пилой.
— Какой пилой?
Иринка приподняла верхнюю губу. В самом деле, нижние краешки зубов были скошены на одну сторону и торчали неровно, как зубчики маленькой пилы.
— Ну и что? — сказал Журка. — Это даже… интересно.
— Уж куда как интересно!.. А еще конопушки эти круглые. Не лицо, а божья коровка.
— Да их и не видно совсем.
— Это сейчас не видно, а весной знаешь как…
Журку смущал такой разговор. Но он чувствовал, что Иринка говорит не всерьез. Видно, она просто решила показать: вот, мол, я какая, не жалей потом, что подружился…
Журка хотел сердито сказать, что терпеть не может дамских бесед о красоте. Разве в ней дело? Но в это время троллейбус остановился, двери зашипели, и водитель опять недовольно закричал:
— Дрынка!
— Почему он всех какой-то «дрынкой» пугает? Что за «дрынка»? — спросил Журка.
Иринка широко открыла глаза. Потом охнула и начала смеяться:
— Это он говорит «до рынка». Рядом с рынком троллейбусный парк, вот он туда и едет, потому что работу кончил. А вообще этот шестой маршрут ходит на «Сельмаш»… Нам-то все равно по пути, а другие сердятся. Ждут, ждут, а он… Он: «Дрынка»!.. Ой, ты не обижайся, что я смеюсь.
— Я не обижаюсь, — проворчал Журка. — Просто глупо. Сказал бы по-русски: «Еду в парк, товарищи».
— Тогда непонятно, в какой парк. Может, в парк культуры и отдыха, туда, где мы вчера были. Там у него конечная остановка… Ты обратно на этой «шестерке» до самого дома доедешь.
«Шестерка» снова тряхнулась и поехала.
— Ой, а о чем мы недавно говорили? — спохватилась Иринка.
— О твоих конопушках, — безжалостно сказал Журка.
— Да… — сразу опечалилась она. — И о зубах… Я даже удивляюсь, с чего ты решил со одной познакомиться.
Журка усмехнулся:
— Значит, если знакомишься, надо человеку в зубы смотреть, как лошади? И конопушки считать?.. Ты сказала «пошли», я и пошел с тобой.
— Между прочим, это ты сказал «пошли».
— Между прочим, ты. Я и не мог, я как раз тогда губу облизывал, видишь, на ней трещинка.
— Ну… ладно. Зато ты стал резинкой угощать.
— А ты не отказывалась.
Иринка опять засмеялась:
— Неудобно отказываться. Жевала и страдала.
— Подумаешь, страдала. Вот я сегодня страдал…
— Когда?
— Над молочным супом. Я его больше всего на свете не терплю. Первый раз в жизни до конца съел. Да еще с пе-енками… — Журка передернулся.
— Ой, а почему же ты не сказал?
— В гостях-то!
— Я маме скажу, чтобы никогда больше…
— Не вздумай!.. А то каждый день буду резинками кормить.
Иринка жалобно попросила:
— Только не такими твердыми. А то потом потихоньку я целый час плевалась, когда ты меня по парку таскал.
— Я таскал? Я там и дорог-то никаких не знал! Ты сама: «Пойдем еще куда-нибудь», я и пошел…
— Ага? Сам же все спрашивал: «Вон за теми деревьями что? В том домике что? А лодочная станция где?»
— А ты сама: «Хочешь, летний трамплин покажу? Хочешь на детскую железную дорогу?»
— А ты не отказывался…
— А ты… — Журка хлопнул губами, моргнул и заулыбался. — Сдаюсь. Ты меня переговорила. Скоро приедем?
— Уже. Остановка.
Они выскочили из троллейбуса на горячее солнце. Иринка сказала, продолжая разговор:
— Все-таки здорово мы познакомились. Раз — и готово! Я так быстро ни с кем не знакомилась. А ты?
— Я?.. — Журка сбил шаг, потом чуть опередил Иринку, ступил на узкий поребрик тротуара, пошел балансируя. И, не оглянувшись, тихо сказал: — Я один раз… Еще быстрее.
Тогда он так же шел по гранитному поребрику у школьного забора… Это было первого сентября, три года назад. Журка очень рано пришел к школе, знакомых ребят не увидел и стал развлекаться, изображая канатоходца.
Потом он заметил, как на узкий гранитный барьерчик шагах в пятнадцати от него встал незнакомый мальчик. И пошел навстречу.
Они сошлись. Теперь все зависело от характера и настроения каждого. Разные ведь бывают люди. Кто-нибудь мог сказать: «Не твоя дорога» — и пойти напролом. Или честно вытянуть руку: кто кого столкнет — как на спортивном бревне. Или просто шагнуть в сторону, обойти встречного и снова встать на поребрик — будто и не было ничего.
Мальчик наклонил голову и глянул из-под светлых прядок немного застенчиво, но весело и как-то выжидающе. Журка, сам не зная почему, тоже нагнул голову и заулыбался. Не сговариваясь, не сказавши ни словечка, они сделали еще полшага и легонько стукнулись лбами. Уперлись ими, как бычки. Журка близко-близко увидел золотистые мальчишкины глаза. Мальчик тоже улыбнулся и тихонько сказал:
— Му-у…
Они засмеялись, взяли друг друга за руки и прыгнули с поребрика. Не выпуская ладошек мальчика, Журка спросил:
— Ты кто?
— Ромка…
Оказалось, он совсем недавно приехал в Картинск, и его записали в эту школу, тоже во второй «В».
Так, держась за руки друг друга, они вошли в класс и сели за одну парту…
— Мы познакомились в одну минуту… нет, за несколько секунд. И потом не расставались целых два года, — серьезно сказал Журка.
— С кем?
— С Ромкой.
— А, я помню, ты говорил… Вы поссорились потом, да? — осторожно спросила Иринка.
— Мы?! — Журка сбился и соскочил с поребрика. — Нет, что ты. Мы никогда не ссорились… Он погиб вместе с родителями. Они поехали в своей машине на Украину и там разбились… В прошлом году.
Дальше они пошли с опущенными головами. Медленно и без всяких слов. Потом Иринка сбоку быстро глянула на Журку. Ей показалось, что своим воспоминанием о Ромке он отгородился, как стеклянной стенкой. Вроде рядом, но все равно один. А она что могла сказать? Ей было жаль и Журку, и незнакомого Ромку, и почему-то себя. И страшновато сделалось: вдруг Журка вздохнет и скажет, что ему расхотелось в кино и он пойдет домой… Но он тряхнул головой и сказал:
— Ну, где это кино? Далеко еще?
— Нет! — обрадовалась она. — Вон там, за углом. Пошли скорей.
И они опять сцепили пальцы и замахали на ходу руками…
Оказалось, что «Робин Гуда» уже не показывают и на дневных сеансах идет какой-то «Питер и летающий автобус». Зато у кассы не было очереди. Иринка с Журкой решили, что «автобус так автобус», и купили билеты.
У входа в кинотеатр стояли трое ребят. Стояли расхлябанно, смотрели вокруг не по-хорошему. Сразу было видно, что за люди. Особенно старший, класса из восьмого, — сытый такой, с лицом, похожим на распаренную репу, с волосищами до спины… Чем ближе до них было, тем страшнее делалось Иринке. Одна она не боялась бы, но к таким, как Журка, хулиганы всегда привязываются. Она шепотом сказала:
— Не пойдем пока. Ну их…
Но было поздно. Все трое уже с ухмылкой смотрели на Иринку и на Журку. Старший, зевнув, сказал:
— Какие красавчики. А?
И тогда что сделал Журка? Он прочно взял ее за руку и повел прямо на этих типов. И они расступились. Правда, один, все ухмыляясь, подставил ногу, но Журка спокойно перешагнул. Иринка тоже перешагнула. Журка повел ее дальше, не оглядываясь. Кто-то из парней грозно, как Змей Горыныч, гыкнул им вслед. Журка провел ее еще несколько шагов — туда, где было многолюдно и безопасно, и оглянулся. Небрежно спросил:
— Больные, что ли?
Потом сказал Иринке:
— Пошли за мороженым.
…Кино оказалось так себе, хотя и фантастика. Но ничего, смотреть можно. Когда вышли на улицу, Журка весело проговорил:
- Предыдущая
- 8/68
- Следующая
