Советник королевы - суперагент Кремля - Попов Виктор Николаевич - Страница 51

До отъезда Берджеса и Маклина в Москву карьера Филби стремительно росла. В 1946 году он был награжден королевой орденом Британской империи. Так были отмечены его заслуги перед британской разведкой, а за два года до бегства его двух друзей, в 1949 году, Филби возглавил представительство МИ-6 в Соединенных Штатах. Еще до отъезда Филби в Вашингтон Мензис, глава английской Секретной службы разведки, поставил Форин оффис в известность, что он рассматривает Филби в качестве своего преемника.

Но жизнь разведчика никогда не позволяет ему расслабиться, он всегда должен быть готов столкнуться с непредвиденными осложнениями. И именно такими, полными неожиданности, были для Филби 50-е годы. Само бегство друзей показало еще раз, как опасна и непредсказуема жизнь разведчика вообще, советского в Англии — в особенности.

Еще до предательства четы Петровых в Австралии он знал об их намерениях перекинуться на сторону Запада (и Центр в Москве начал принимать соответствующие меры в отношении них). Филби прикидывал, что они могли знать о нем, о его разведывательной деятельности. Он понимал, что его близкое знакомство с двумя покинувшими Англию дипломатами насторожило руководство английского посольства в США и американские власти так же, как и британские спецслужбы. Американцы даже пригрозили, что прекратят сотрудничество с английскими спецслужбами, если Филби будет продолжать работать в США.

В течение нескольких лет после этого он был под подозрением американских и английских спецслужб и, вероятно, под ежедневным наблюдением последних. Филби вынужден был уйти на пенсию. Правда, он получил денежное вознаграждение, которое должны были выплачивать ему по частям в виде пенсии.

Начались его допросы контрразведкой. Вначале они велись Диком Уайтом, ставшим впоследствии генеральным директором МИ-5, затем королевским адвокатом, советником Мильмо, ранее работавшим в разведке, и, наконец, Уильямом Скадро-ном, которому незадолго до этого удалось раскрыть Клауса

Фукса, немецкого ученого, ставшего советским разведчиком. Наконец, за допрос Филби взялись его коллеги по МИ-6. Все было безрезультатно. Но хотя улик против него не было, положение Филби было почти критическим.

Находившийся под подозрением, без достаточных средств к существованию (к тому же у него начались нелады в семье, в которых он не был виноват), он очень переживал свои неудачи. У заболевшей жены один нервный срыв следовал за другим, и как-то, когда они у себя дома принимали друзей, она вспылила: «Я знаю, что ты тот третий человек, который помог бежать Берд-жесу и Маклину». Она даже сообщила о своих подозрениях в Фо-рин оффис. У самого Филби стали появляться мысли о побеге.

У разведчиков-нелегалов существует правило: если тебе что-то грозит, если есть реальная опасность, что тебя раскроют, надо срочно уезжать. Но он проявил огромную выдержку, ему даже стало казаться, что все плохое позади.

Вдруг неожиданно для Филби вопрос о его деятельности был поднят в палате общин. 25 октября 1954 г. с запросом о нем выступил член парламента, подполковник Маркус Липтон. Он спросил, действительно ли премьер-министр решил любой ценой избежать дискуссии о третьем человеке (то есть третьем в «кембриджской группе»), господине Гарольде Филби, который некоторое время назад был первым секретарем нашего посольства в Вашингтоне. И не является ли это решение оскорблением британской разведывательной службы?

Гарольд Макмиллан ответил, что в скором времени палата общин будет иметь возможность обсудить это дело. 7 ноября 1954 г. с правительственной скамьи для специального заявления поднялся премьер-министр. Он сказал:

«Нечасто бывало в нашем парламенте, когда руководитель министерства должен докладывать о такой печальной истории, которую мы будем обсуждать сегодня. Между маем 1951 года, бегством двух дипломатов, и апрелем 1954 года первой задачей правительства было не что сказать людям и как много раскрыто в этом деле, а что надо сделать, чтобы уменьшить причиненный стране вред» (курсив мой. — В.Я.).

Рассказав палате о новых вскрывшихся фактах деятельности Филби, о его коммунистическом прошлом, он информировал парламент, что Филби было предложено уйти в отставку.

«С тех пор, — заключил премьер, — дело продолжало расследоваться самым серьезным образом, но никаких доказательств, которые свидетельствовали бы о его ответственности за дело Берджеса и Маклина, найдено не было» (курсив мой. — В.Я.).

Закончил он свое сообщение словами: «Я не имею никаких оснований заявлять, что Филби в какой-то степени предал интересы своей страны, или идентифицировать его с так называемым «третьим человеком» в шпионской группе».

Это была полная реабилитация Кима Филби. Он знал, что некоторые корреспонденты заявятся к нему с вопросами, и решил выйти к ним на крыльцо дома (а жил он в то время у матери), чтобы сказать несколько слов. Каково же было его удивление, когда на следующий день, открыв дверь дома, он увидел толпу журналистов. Тогда он решил не ограничиваться несколькими словами, а дать пресс-конференцию. Посыпались десятки вопросов. Он выступал очень решительно и не оборонялся, а атаковал пришедших.

— Коммунист ли Вы?

— Я никогда не был коммунистом. Последний раз, когда я разговаривал с коммунистом, это было в 1934 году.

— А как быть с обвинением Липтона, что вы третий человек в так называемой «кембриджской группе»?

— Господин Липтон или должен сказать Службе безопасности, что точно он имеет в виду, или, если он повторит свое утверждение вне стен парламента (то есть публично), я привлеку его к суду за ложное утверждение.

Липтон, однако, не спешил с публичным извинением. Позднее, правда, он встретился с Роджером Холлисом, заместителем Дика Уайта, генерального директора МИ-5, и заявил ему, что его обвинения в адрес Филби были основаны лишь на слухах. Затем он повторил это свое объяснение и в парламенте.

Филби так прокомментировал заявление Липтона: «Я полагаю, что подполковник Липтон поступил правильно. Что касается меня, то я считаю инцидент исчерпанным». Наверное, мысленно он добавил: «И теперь я снова могу продолжать работу на советскую разведку».

Тем временем некоторые старые друзья Филби обратились к редактору самого солидного английского журнала «Экономист» Дэвиду Астору с просьбой использовать Филби в качестве корреспондента журнала на Ближнем Востоке. Они заверили его, что Филби больше не связан с британской разведкой и полностью свободен. Заинтересовалась им и популярная в стране газета «Обсервер». В том же 1956 году Филби прибыл в Бейрут в качестве репортера этой газеты и журнала «Экономист». 1956 год был полон больших событий в международных отношениях. Англия, Франция и Израиль осенью этого года начали агрессивную войну против Египта. Их союзник — Соединенные Штаты неожиданно осудили их действия, а Советский Союз даже пригрозил Англии вооруженным вмешательством в конфликт.

События в этом районе земного шара оказались в центре внимания всего мира, и Филби был нарасхват. Статьи его с удовольствием печатали. Английская разведка возобновила свои контакты с ним, засыпав его вопросами. Лубянка была очень заинтересована в его аналитических материалах. Работа на газету оказалась для него «крышей». Но иногда она осложняла его основную деятельность. Так, его прежняя симпатия и друг Флора Соломон⁵⁷, знавшая (или догадывавшаяся) о работе Филби на советскую разведку, обвинила Кима в том, что он склонен защищать арабов. В какой-то степени она была права. Сам Филби считал себя другом арабов и в своем дневнике, обнаруженном недавно, заверял арабов, что его информация из Бейрута не вредила их делу. В беседе с Ротшильдом Флора Соломон даже спрашивала его: «Как “Обсервер” может использовать такого человека, как Ким?».