Картины из села Гаврилова - Воскобойников Валерий Михайлович - Страница 2
- Предыдущая
- 2/10
- Следующая
Они стояли на Колокольной улице, их слепило яркое солнце, рядом проезжал трамвай, а следом медленно шла поливальная машина.
Саша, Света, её подруга — толстая Маша — прижались к стене, чтобы их не забрызгало струями, и Света обрадовалась:
— Смотрите, вокруг поливалки радуга!
Саша тоже любил ходить следом за поливальной машиной. Воздух рядом с ней становился прозрачным, серебристым, а от луж с асфальта поднимался тёплый пар.
— Сходим в Русский музей?
— Я тоже с вами, — вдруг проговорил Саша, хотя Света спрашивала не его, а подругу.
Они шли мимо коней на Аничковом мосту.
— Смотри, видишь надпись: «Отливал барон Клодт», — сказала Света. — Клодт этой надписью очень гордился. В литейное дело шли крепостные, и вдруг барон сам захотел стать подмастерьем, а потом выучился на мастера. И лично отливал коней. А когда у него в работе был памятник Крылову, — помнишь, сколько там зверей, — многие эти звери жили у него дома и сильно его любили.
«У нас в классе ни одна девчонка такого не знает!» — подумал Саша.
В Русском музее Света сразу же повела их в ближний, правый зал.
— Смотри, это посмертный портрет Петра Великого, — сказала она. — Никитин, автор портрета, любил Петра и сильно переживал, когда царь заболел. И вдруг однажды, поздно вечером, к нему приехали и объявили, что Пётр умер и надо немедленно ехать и рисовать его последний портрет. А готового холста в мастерской у Никитина не было. Он схватил почти законченный портрет какой-то дамы и помчался к любимому царю. Плакал и прямо по портрету дамы писал новый — портрет мёртвого царя. Видишь, тут чуть-чуть красное просвечивает — это платье дамы. Об этом двести лет никто не знал, а недавно — есть такая исследовательница — Римская-Корсакова, она посоветовала просветить холст рентгеновскими лучами, и все увидели — под портретом Петра другой, готовый портрет — женский.
Так она ходила с Сашей и с толстой подругой и рассказывала об истории каждой картины в том небольшом зале. Саша ничего такого в жизни никогда не слышал о живописи.
— А это тоже очень хороший художник, Вишняков. Про его биографию совсем недавно узнали. А он при Елизавете расписал все главные дворцы. — Света посмотрела в другой зал и обрадовалась: — Бежим туда, в тот маленький зальчик, он почти всегда закрыт, а сегодня, видите, двери распахнуты.
Они прошли мимо роскошных старинных дверей, отделанных золотом. В маленьком зальчике висели всего четыре портрета.
— Автора этих работ даже неизвестно, как и зовут, хотя ему посвятили отдельный зал. Внизу написано: «Мастер портрета», и всё. Это моя самая любимая картина. — Света подвела их к портрету девочки. Девочка была одета во взрослое длинное платье, а в руках держала куклу. Вид у неё был одновременно и любопытный и испуганный, а глаза словно светились — такие они были живые. Картина называлась «Портрет неизвестной девочки».
— Он знал особую тайну, как писать глаза, чтобы через них светилась душа, — сказала Света, — так написано в книгах. Некоторым художникам казалось, что они раскрыли секрет его мазка, но им не удавалось даже просто скопировать эти картины.
На другой стене были портреты мужчины и женщины, на третьей — снова та же девочка, только постарше.
— Многие говорят, что это — лучшие портреты в русской живописи первой трети прошлого века. И видно, что мастер побывал в Италии, потому что вот: девочка стоит на балконе на фоне венецианского канала. Многие так и говорят, что в его портретах соединено мастерство знаменитого итальянца Беллини и великих русских иконописцев.
— И никто не знает фамилии? — удивился Саша.
— Вообще ничего не знают. Портреты есть, а про человека ничего неизвестно. Знают только, что картины подарил какой-то русский — то ли граф, то ли князь, — который приехал из Италии.
Они ещё походили по залам, а Света всё останавливалась у разных любимых своих картин.
Когда снова шли по Невскому из музея, Света спросила:
— Придёшь завтра в десять снова позировать?
Саша кивнул, и они разошлись в разные стороны, потому что Саша направился наконец в библиотеку.
На другой день рано утром он сходил в парикмахерскую.
Костюм он тоже надел новый, он в нём лишь дважды ходил в Театр юных зрителей. Таким и явился ровно в десять в рисовальные классы.
— Зря так оделся, мы хотели рисовать фигуру «драчун», — сказала учительница. — Правда, у тебя вид всё равно не драчливый. Девочки, будем рисовать мальчика с книжкой.
Саша три часа сидел на стуле с книгой в руках. Это был альбом старинной живописи, и он несколько раз весь его просмотрел.
У Светы и в этот раз получалось лучше всех. Учительница так и сказала:
— Умница, Гаврилова!
И Саша вздрогнул — ведь его фамилия тоже была «Гаврилов».
А потом, во время перерыва, Света налила ему чай первому и, как вчера, принесла печенье на красивом блюде.
А в те моменты, когда она смотрела на него, рисуя, ему даже страшно становилось — Саше казалось, что все чувствуют, каким особенным взглядом она на него смотрит.
— Девочки, заканчиваем! — объявила учительница. — Ты, Саша, свободен, спасибо тебе большое. Если хочешь, приходи в начале сентября, натурщики нам нужны. Девочки, Саша уходит, а мы остаёмся подводить итоги.
А через день он ехал на поезде в Новгород вместе с отцовским сослуживцем. Отцовский сослуживец, толстый человек с большой лысиной и добрым лицом, походил на знаменитого актёра Леонова. И что смешно — его фамилия была тоже Леонов. Сейчас он ехал в командировку на новгородский завод.
— На вокзале Сашу моя сестра встретит, — говорил, прощаясь, отец, когда все стояли у вагона, — или её сын, мой племянник. А через две недели — вместе назад.
У Саши был зелёный рюкзак с разными городскими продуктами и старый, затёртый отцовский портфель. В портфеле лежала тетрадь для научных записей, книги, которые Саша взял в библиотеке, и ещё одна — толстая, изданная в прошлом веке, её накануне принёс Николай Павлович — «Херсонесские древности».
Леонов сидел у окошка напротив Саши, вытирал лысину носовым платком и листал журналы, их он захватил с собой целую пачку. Потом он сложил журналы наверх, на полочку, а сам задремал.
Саша смотрел в окно — на деревни, поля, леса, овраги… Ещё вчера ехать в деревню, хотя и к родственникам, не очень-то ему и хотелось. Он любил городскую жизнь. В городе всегда происходит много интересного — не заскучаешь. А деревенской жизни он не знал вовсе, да и знать особенно не стремился. Но сейчас, когда увидел дома, стоящие над речкой с крутым песчаным берегом, ребят, купающихся на другом берегу, стало ему неожиданно радостно.
Он оторвался от окна и только снова взялся за свои «Херсонесские древности», как на него с верхней полки полетели леоновские журналы. Леонов не проснулся. Саша собрал их с пола и прочитал в одном из журналов, что в Италии при продаже старинной виллы нашли на чердаке много картин, и на всех картинах была нарисована одна и та же молодая женщина, только одетая по-разному и в разных помещениях. Итальянские специалисты, которые изучали картины, предположили, что их писал русский художник. После окончательного изучения картины поступят в художественные музеи.
Саша взглянул на фотографию с картины, но та была испачкана пепси-колой — лица было не разобрать.
Журнал снова напомнил ему про Свету и про их поход в Русский музей.
Саша представлял почему-то, что его встретят на лошади. В старых книгах, которые он читал, в деревне так и встречали.
— Пошли к мотоциклу, — сказал двоюродный брат Михаил, когда они попрощались с Леоновым.
Они подошли к пропылённому мотоциклу, Михаил прикрепил к багажнику рюкзак с продуктами, в коляску посадил Сашу, сунул в руки ему портфель с научными книгами, и они рванули вперёд по асфальтовому шоссе, обгоняя тяжёлые «КамАЗы», междугородные «Икарусы» и разные легковые машины.
- Предыдущая
- 2/10
- Следующая
