Солдат революции. Фридрих Энгельс: Хроника жизни - Воскобойников Валерий Михайлович - Страница 6

• Предыдущая
• 6/32
• Следующая

В портовый город Бремен Фридрих с отцом въехали в почтовом дилижансе. На соборной площади в это время выстроился духовой оркестр, и сорок молодых солдат по команде офицера взяли на караул.

— Отец, посмотрите, нас встречает великая бременская армия! — обрадовался Фридрих. Он высунулся в окно и крикнул: — Вольно, господа солдаты! Мы приехали, расходитесь по домам.

— Оставь свои шутки, — строго сказал отец. — Это ежедневный парад. А сейчас мы отправимся к консулу.

— Можешь быть спокоен, старина Энгельс, у меня он не пропадёт, — заверил отца широкоплечий здоровяк Генрих Лейпольд, консул королевства Саксонии. — Не пропадёшь, молодой человек? — Он хлопнул по спине Фридриха и добродушно захохотал.

Фридрих сдержанно улыбнулся.

А когда консул узнал, что «молодой человек» свободно переводит с английского, французского, итальянского, он обрадовался всерьёз.

— Считай, что ты привёз подарок, старина Энгельс! Мои шалопаи хоть и корпят над книгами, а переводят за них дяди. И крышу нашёл твоему сыну. Видишь ближнюю церковь? Это она и есть — церковь святого Мартина. Там у пастора Тревирануса сдаются комнаты. Пища у него хорошая, порядок все хвалят, да и сам пастор человек дельный.

На следующий день консул привёл Фридриха в контору. Познакомил с двумя служащими. Одна конторка была свободна.

Консул положил перед Фридрихом толстые книги, которые теперь полагалось ему вести, и пачку писем, которые надо было срочно переводить.

Первые дни Фридрих ходил опьянённый счастьем свободы.

Вольный человек в вольном городе!

На рейде у причала стояло множество судов. В порту суетились сотни людей. Одни нагружали на повозки тяжёлые тюки с табаком, другие катили с барок бочки с пином, и торговый агент тут же снимал с вина пробу. Подвозили ящики с полотном, окорока, сгружали невиданные заморские фрукты. Разноязыкая толпа была одета в одежды всех стран и народов…

А главное — это были, конечно, книги, газеты, журналы!

Фридрих проводил отца и сразу пошёл в ближнюю книжную лавку. В Вуппертале филистеры и притронуться не посмели бы к таким газетам и книгам! А тут они лежали открыто. Их можно было листать, покупать, читать.

Он сразу наткнулся на брошюру Якоба Гримма. Знаменитый профессор Гримм вежливо и изящно бранил своего короля. Здесь же продавалась и сатирическая картинка, где ганноверский король был изображён в виде старого облезлого козла.

Довольный продавец, улыбаясь, заворачивал пачку книг, которые купил Фридрих.

— Молодой человек отправляется в длительное путешествие и решил набрать с собой книг? — спросил он понимающе.

— Я прочитаю это сегодня ночью. — ответил Фридрих.

Оказывается, все эти годы, живя в Бармене, он спал! Вместе со всем городом, со всем Вупперталем…

Лишь в эту ночь Фридрих понял, как много времени потерял зря. В мире шла большая борьба, и он мог бы давно участвовать в ней!

Ганноверский король дал своей стране конституцию, и все жители принесли ей присягу, стали гражданами. Потом он умер, королём стал его брат. Он отменил конституцию, а граждан снова приказал звать подданными.

Присяга, данная перед богом, законна, королевский указ, отменяющий эту присягу, противоречит справедливости и законности, объявили королевские профессора братья Гримм. Король принудил их уйти в отставку, изгнал из страны, но они продолжали бороться.

Слова «конституция», «справедливость», «законность» обсуждались в каждой книге, жгли сердца.

Теперь Фридриху казалось смешным, что лишь несколько дней назад он гордился первой своей серьёзной публикацией. Газета «Бременский собеседник», слегка переврав, напечатала его стихотворение «Бедуины». Напечатала, по желанию автора, без подписи. Пастор Тревиранус вечером в кругу семьи прочитал это стихотворение вслух и сказал:

— Не хуже Фрейлиграта кто-то начал писать.

Тогда Фридрих радовался, а теперь это стихотворение казалось ему пустым, потому что его захватили другие мысли.

Ровно в десять в доме пастора было уже темно и тихо. Все спали.

Лишь Фридрих в своей комнате принялся за роман Гуцкова.

Роман Гуцкова «Вали сомневающаяся» он стал читать с неохотой. Подумал, что просто полистает его перед сном. Было интересно, за что критики в штутгартской «Литературной газете» молотят Гуцкова, называя его восставшим: против христианства, брака, семьи, чувства стыда, против германской национальности и существующего строя.

На тридцатой странице Фридрих понял, что увлёкся.

Он читал не отрываясь.

Была середина ночи, но сон прошёл.

Героев книги волновали те самые мысли и чувства, которые преследовали и его, Фридриха. Это было удивительно — как будто незнакомый автор, живущий в другом городе, подслушал то, что сам Фридрих отгонял от себя прочь, и написал об этом для всех.

Право на личную свободу, право на сомнение во всём, что провозглашает государство, потому что только после сомнения приходит настоящая убеждённость — этого добивался автор романа. На другой день он взял книгу очерков Гуцкова, и они были написаны о том же — о личной свободе, об ответственности перед законом всех: и королей и подданных.

Он сидел в конторе и думал о Гуцкове. Если бы эти книги прочитать года два назад!

Сейчас Гуцкову всего двадцать девять лет, а он уже издаёт свой журнал «Немецкий телеграф». Вокруг него объединились писатели «Молодой Германии». И сегодня в Германии он — самый смелый человек.

Гуцков был сыном княжеского берейтора. Родители воспитывали его как верного солдата бога и короля. Но Гуцкова увлекали политика, литература. В девятнадцать лет он с отличием окончил Берлинский университет. Сам Гегель должен был вручить ему академическую награду на торжественном заседании. Но то был июль тридцатого года. Заседание началось, и тут знакомый студент шепнул Гуцкову, что сегодняшние газеты сообщили потрясающие новости: во Франции революция! Гуцков не стал ждать похвальной речи профессора Гегеля в свою честь, махнул рукой на золотую медаль и выбежал из университета. Он торопился прочитать французские газеты лично. Революционные песни звучали в его сердце.

В первых своих статьях, книгах он открыто призывал к демократической республике, называл себя учеником Гейне и Робеспьера.

Теперь Фридрих выписывал целые страницы из статей Гуцкова, и каждая фраза открывала ему новые мысли, новый мир — неузнанный, невероятный. Прошёл едва ли месяц после последнего письма Фрицу Греберу, а Фридрих уже сообщал:

«Я должен стать младогерманцем, или, скорее, я уже таков душой и телом. По ночам я не могу спать от всех этих идей века; когда я стою на почте и смотрю на прусский государственный герб, меня охватывает дух свободы; каждый раз, когда я заглядываю в какой-нибудь журнал, я слежу за успехами свободы; эти идеи прокрадываются в мои поэмы…» — писал Энгельс младшему из братьев Гребер.

Литераторов «Молодой Германии» ненавидели правительственные газеты, их книги и статьи были запрещены во многих немецких государствах.

По-прежнему каждый вечер Фридрих писал стихи. Слова, мысли, чувства сами выстраивались в поэмы, баллады. Он посылал их друзьям — братьям Гребер, они теперь учились в университете, Бланку — бедняга тоже стал конторщиком в Бармене, у своего отца. К стихам Фридрих добавлял карикатуры на бременских знакомых.

Но этого ему было мало. Так часто хотелось выбежать на улицу и, встретив друга, рассказать ему всё, о чём думалось, что волновало. Но улица вечерами была пустынна, а друга в Бремене не находилось.

• Предыдущая
• 6/32
• Следующая