Выбери любимый жанр

Солдат революции. Фридрих Энгельс: Хроника жизни - Воскобойников Валерий Михайлович - Страница 4


Изменить размер шрифта:

4

…Как он хотел, чтобы учитель Клаузен заговорил с ним лично! Поручил бы ему что-нибудь. В перерывах Фридрих следил за ним издали и, радуясь, ловил каждый его нечаянный взгляд. Как-то само получалось, что он без конца попадался учителю на глаза, от растерянности здороваясь с ним по нескольку раз на дню.

И вот однажды Клаузен сам подошёл к Фридриху.

— Скоро у нас будет гимназический вечер. Там обычно выступают старшеклассники. Но я хочу попросить тебя тоже выступить.

Учитель назвал Фридриха на «ты», как своего друга, и мальчику стало от этого ещё радостней.

— Было бы хорошо, если бы ты, Фридрих, познакомил слушателей с балладами наших лучших поэтов: Бюргера, Гёте, Шамиссо… — Клаузен улыбнулся. — Ты же их хорошо знаешь.

Теперь Фридрих часто провожал Клаузена до дому. Учитель давал читать ему книги из своей библиотеки. По дороге они дружно беседовали, обсуждали творчество разных поэтов.

Нет никого под солнцем
Ничтожней вас, богов! —

декламировал Фридрих из гётевского «Прометея».

— Тише! — смеялся Клаузен. — Вы всполошите всех филистеров, и тогда мне не быть вашим учителем.

* * *

Исполняющий обязанности ректора доктор Ханчке проживал со своей сестрой, пожилой старой девой, и служанкой в небольшом двухэтажном доме рядом с гимназией.

В доме всегда было тихо, слегка сумеречно, и Фридрих скоро полюбил свою комнату на втором этаже, куда надо было подниматься по деревянным ступеням винтовой лесенки.

Ужинали они в гостиной, при свечах. Сначала доктор Ханчке негромко читал молитву, а потом все чинно садились за большой овальный стол.

Иногда в конце ужина доктор Ханчке рассказывал специально для Фридриха какую-нибудь забавную, но поучительную историю из гимназической жизни.

— Я смотрю, Фридрих, и вас увлёк наш эльберфельд-ский Зигфрид? — спросил он во время очередного ужина. — Каждый год у него появляется новый поклонник.

— Но вы сами говорили, что коллега Клаузен — человек достойный и самый дельный из учителей, — заметила фрейлейн Ханчке.

— Да, говорил, — согласился доктор Ханчке и посмотрел на Фридриха, как бы раздумывая, стоит ли продолжать дальше. — Но, к сожалению, коллега Клаузен — человек увлекающийся… Иногда он высказывается там, где следовало бы молчать. Однако я о другом. — Профессор вновь оживился. — Коллега Клаузен показал сегодня вашу тетрадь по истории с прекрасными рисунками. Вы у кого-нибудь учились рисовать прежде?

— Меня учила мама, — ответил Фридрих смущённо.

— Скоро у нас гимназический вечер. Не попробуете ли вы, Фридрих, сделать несколько шаржей на своих товарищей? Мы бы их развесили на стенах…

Так получилось, что героем этого вечера стал не какой-нибудь старшеклассник, а почти никому не известный ученик. Сначала гимназисты с восторгом разглядывали его шаржи, а потом он же читал баллады известных немецких поэтов…

Когда в конце вечера доктор Ханчке стал вызывать на сцену выступавших, Фридрих спрятался за занавесом и не вышел.

— Скромность похвальна, Фридрих, но вы заслужили награду, и мне искренне жаль, что вы не получили её от благодарных соучеников, — сказал за домашним чаем Ханчке.

1837 год. Сентябрь

Чаще всего они собирались у Греберов, когда родителей дома не было. Кроме Фридриха и Бланка, приходили ещё человек шесть гимназистов. По-взрослому рассаживались в кресла, закуривали толстые сигары, потягивали пиво и читали свои стихи. Фридрих играл на клавесине сочинённые им недавно песенки, друзья подхватывали хором. Лишь кружковцы знали, что карикатуры, которые помещали порой вуппертальские газеты без подписи, тоже рисовал Фридрих.

— Вы как хотите, а я поеду в университет, в Бонн, — говорил Бланк. — Там настоящая свобода! А какие студенческие кабачки!

— А мы решили поступать в Берлинский, — сообщили Греберы.

— Да там скукотища какая, в вашем Берлинском университете! Говорят, берлинские студенты даже увиливают от дуэлей!

— Зато знания глубже, и, между прочим, именно там преподавал Гегель! — настаивали Греберы.

Фридрих тоже собирался в Берлин изучать право. Он представлял себе ту будущую жизнь, и голова кружилась от счастья.

— Вы делаете правильный выбор, мой мальчик, — поддерживал его доктор Ханчке. — Образование правоведа даст вам филологические знания, к которым вы так стремитесь, и одновременно — твёрдую почву под ногами.

1837 год. Октябрь

Отец уехал в августе в Англию и долго не возвращался.

Все готовились к литературному гимназическому вечеру. Фридрих сочинил на древнегреческом большое стихотворение «Поединок Этеокла с Полиником». Доктор Ханчке уверял, что таким гекзаметром могли бы гордиться знаменитые античные поэты.

Вечер прошёл с блеском. Фридриху аплодировали больше всех.

— У тебя большой, настоящий поэтический талант! — возбуждённо говорил Клаузен. — И я прошу тебя, Фридрих, развивать свой талант дальше! В Германии купцов и адвокатов много больше, чем поэтов. Сейчас лишь Фрейлиграт умело совмещает в себе оба занятия… Да, знаешь ли новость: он ведь переехал к нам, в Бармен. Представь, я как раз сегодня имел честь познакомиться с ним! Это замечательно, что такой поэт будет жить именно в нашей Вуппертальской долине! Надеюсь вас познакомить друг с другом…

Но Фридрих не предполагал, что близкий человек — собственный отец уже принял решение, которое разрушит все его планы.

У отца было прекрасное настроение.

— Элиза, ты только посмотри на него! Наш сын скоро начнёт бриться, — обрадованно встретил он Фридриха. — Самостоятельный молодой человек!

— Только что заходила фрау Гребер. Рассказала, как хорошо тебя приняли на вчерашнем вечере, — мягко улыбаясь, проговорила мама.

Но отец, поморщившись, перебил её.

— Все эти гимназические вечера надо оставить. Да, мой мальчик, пора становиться настоящим мужчиной. Энгельсам нужны не пасторы, а дельные коммерсанты. И адвокаты им не нужны тоже — при случае они наймут адвоката за деньги. С завтрашнего дня ты становишься работником фирмы «Эрмен и Энгельс».

— Какой фирмы? — переспросил поражённый Фридрих.

— Элиза! Что в голове у этого гимназиста? Родословную своих греческих героев он вызубрил наизусть. А дела собственного отца для него в туманной дали. Так вот, мой мальчик, сегодня ты можешь смеяться и радостно петь… Тебе даже представить трудно, перед какой бездной стояли мы несколько месяцев назад. Только братья мои могли додуматься делить основной капитал. Ведь разделив его на троих, каждый из нас стал втрое беднее. А это страшно — обеднеть! Намного страшней, чем не разбогатеть… Но бог помог мне напрячь силы, и теперь мы — совладельцы новейшей фабрики в Энгельскирхене, а в ближайшие годы откроем филиалы в Манчестере, в Бремене. И если нам повезёт, мой дорогой старший сын, то наши конторы будут и в американских штатах, и в Индии. Для этого стоит хорошо поработать, как ты думаешь?

— Но как же гимназия? — спросила растерянно мама.

— А что гимназия? У нас на счету сейчас каждый зильбергрош. И мне нужен Фридрих — работник фирмы, а не гимназист. С завтрашнего дня забудь гимназическую премудрость, зато хитрую простоту коммерции учи наизусть!

Фридрих поднялся в свою комнату. Ему не хотелось никого ни видеть, ни слышать. Но энергичный голос отца, доносившийся снизу, постоянно разламывал тишину.

* * *

— Я пробовал беседовать с вашим отцом, мой мальчик, — грустно сказал доктор Ханчке, — он непреклонен. Я хочу надеяться, что вы сами пройдёте курс наук, которого лишаетесь. Сейчас я допишу ваше выпускное свидетельство.

4
Перейти на страницу:
Мир литературы