Красная страна - Аберкромби Джо - Страница 15

– Боюсь, вам еще о многом предстоит умалчивать, – фыркнул Суфин.

Следует все же сказать по справедливости, в этот день Рота Щедрой Руки проявила поразительную для них сдержанность. Они покидали Сквордил, оставив за собой совсем немного жалоб о беззастенчивых грабежах, голого торговца, подвешенного на сторожевой вышке, а на шею ему нацепили табличку, объявляя его судьбу уроком в назидание мятежникам Ближней Страны. Узнают ли когда повстанцы об этом уроке и сумеют ли извлечь из него что-либо для себя, Суфин не брался судить. Рядом с лавочником висели еще двое.

– А их за что? – спросил Темпл, хмуро оглядываясь назад.

– Молодого застрелили при попытке убежать, насколько я знаю. О втором не могу ничего сказать.

Темпл скривился, одернул потрепанные рукава.

– Что мы в силах поделать?

– Просто следуй за своей совестью.

– Для наемника ты слишком много рассуждаешь о совести! – зло огрызнулся стряпчий.

– А сам почему волнуешься, если тебе не нравится?

– Насколько я знаю, ты все еще на жалованье у Коски!

– Если я уйду, ты тоже уйдешь?

Темпл открыл было рот, но, не издав ни звука, закрыл его. Хмуро вглядываясь в горизонт, он теребил рукав. Теребил и теребил.

– Видит Бог, – вздохнул Суфин. – Я никогда не утверждал, что я – достойнейший из людей. – Несколько построек вдалеке горело, и столбы дыма поднимались к синему небу. – Просто я – достойнейший в Роте.

Дождь усилился. Вода заполняла колеи от колес и глубокие отпечатки копыт и башмаков, пока они не превратились в сплошное болото, а дороге оставалось совсем немного до того, чтобы гордо называться рекой. Над городом висел словно серый занавес, а редкие огни в окнах с трудом пробивались сквозь туман, бросая тускло-оранжевые блики в бесчисленные лужи. Вода стекала в жидкую грязь из водостоков, и с крыш без водостоков, и с полей шляпы Лэмба, который сгорбился на козлах, молчаливый и мокрый. Вода сбегала тонкими струйками с арки городских ворот, на которых висела доска с названием – Эверсток. Вода смешивалась с пылью и грязью, покрывала шкуры волов – Кальдер очень сильно хромал на правую заднюю, а Скейл шел немногим лучше. Вода обливала лошадей, стоявших у коновязи перед жалкой лачугой, игравшей роль постоялого двора. Три жалкие лошади, потемневшие от дождя.

– Это они? – спросил Лиф. – Это их кони?

– Это они, – ответила Шай, холодная и липкая в промокшем плаще, словно покойница.

– И что делать будем? – Лиф пытался скрыть нотки волнения в голосе, но не слишком преуспел.

Лэмб не ответил ему. Вместо этого старик наклонился к Шай и почти ласково проговорил:

– Скажи, если тебе приходится выбирать между двумя клятвами – ты не можешь выполнить одну, чтобы не нарушить вторую, что ты будешь делать?

На взгляд Шай, такой выбор находился на грани выдумки, если учесть первоочередную задачу. Она пожала плечами, облепленными отвратительно мокрой рубахой.

– Выполню ту, которую считаю важнее. Я так думаю.

– Да, – пробормотал Лэмб. – Осенние листья на реке, так? Выбора нет никогда. – Они немного посидели молча, бездействуя и еще больше промокая. – Я войду первым. Привяжите волов, а потом входите тоже, но осторожно. – Он спрыгнул с фургона, расплескав башмаками грязь. – Если у тебя не хватает ума, чтобы остаться здесь. Это был бы лучший выход.

– Я буду участвовать, – воскликнул Лиф.

– А ты знаешь, какое участие потребуется? Ты убивал когда-нибудь человека?

– А ты?

– Главное, не стойте у меня на пути. – Лэмб чудесным образом переменился. Он больше не сутулился, стал выше и больше. Капли дождя барабанили по его плащу, слабый свет выхватывал половину его сосредоточенного лица, а вторая оставалась в темноте. – Не стойте на моем пути. Вы должны пообещать мне это.

– Хорошо, – согласился Лиф, бросая на Шай хитрый взгляд.

– Ладно, – кивнула она.

Ерунду какую-то морозил Лэмб. В каждый сезон окота в любой отаре нашлось бы множество ягнят отважнее, чем он. Но мужчины иногда ведут себя странно, когда задета их гордость. А вот Шай никогда не использовала гордость в полную силу. Потому-то она решила позволить ему болтать, что захочет, и даже войти первому. Когда они продавали зерно, это неплохо срабатывало, если припомнить. Пока Лэмбу будут морочить голову, она войдет следом. Спрятав нож в рукаве, она смотрела, как старый северянин, раскинув для равновесия руки, изо всех сил старается перейти улицу и не оступиться.

Если Лэмб оплошает, у нее должно получиться. Ведь и раньше они так делали. Не по таким серьезным поводам и с более достойными людьми. Шай убедилась, что нож свободно выскальзывает из мокрого рукава. Кровь стучала в висках. Она сможет это сделать. Она должна вновь это сделать.

Снаружи харчевня выглядела как полуразрушенный сарай, да и внутри не слишком искажала первое впечатление. Не думала она, что угодит в такое место, где будет с легкой тоской вспоминать «Мясной дом Стапфера». Жалкие язычки огня корчились в очаге, черном от грязи и копоти. В воздухе витал кислый смрад дыма, сырости и немытых испокон веков тел. Барная стойка представляла собой старую доску, прогнувшуюся посредине, всю потрескавшуюся и до блеска отполированную локтями за долгие годы. Хозяин харчевни, или, вернее, хозяин сарая, стоял за ней и протирал кружки.

Тесное с низким потолком заведение почти пустовало, что и неудивительно в столь ненастную ночь. Пять человек, включая двух женщин, сгрудившихся над тарелками с тушеным мясом в дальнем конце комнаты, Шай приняла за купцов. Костлявый потасканный мужчина склонился над кружкой. Испещренное черными пятнышками зеркало, какое и у нее когда-то было, выдавало в нем фермера. Следующий утопал в огромной шубе – между нею и шляпой с несколькими засаленными перьями торчала седая борода. На столе перед ним стояла полупустая бутылка, а напротив сидела, прямая, как судья на слушании дела, старуха из племени духолюдов со сломанным носом, волосами, перевязанными чем-то похожим на обрывки старого имперского знамени, и такими глубокими морщинами на лице, хоть тарелки ставь. Если твои тарелки вкупе с твоим зеркалом и твоей фермой не сожгли.

Взгляд Шай скользнул по троим оставшимся так небрежно, будто она хотела прикинуться, что не видит их вовсе. Но они там сидели. Трое, сбившиеся в плотную кучку. Выглядели как граждане Союза, если только правомочно определять родину людей, которые провели несколько лет в грязи и непогоде Ближней Страны, стирающей любые отличия. Двое помоложе. Один с разлохмаченными рыжими волосами и дерганый, будто с шилом в заднице. Второго отличали правильные черты лица, насколько Шай могла судить издалека и в полумраке, и куртка из овчины, перетянутая щегольским поясом с бронзовыми бляхами. Третий постарше, бородатый, в высокой шляпе, заломленной набок, как делают излишне самоуверенные мужчины. Причем, как правило, именно те мужчины, чья ценность тем меньше, чем выше самомнение.

Он был вооружен мечом – Шай заметила поцарапанную медную оковку ножен, мелькнувшую из-под плаща. У Красавчика – топор, тяжелый нож и моток веревки на поясе. Рыжий сидел к ней спиной, не позволяя верно оценить свое оружие, но, вне всяких сомнений, тоже припрятал клинок, а то и два.

С трудом верилось, насколько они обычны. Как тысячи старателей, ежедневно протекавших грязной рекой через Сквордил. Красавчик засунул большой палец за свой выпендрежный пояс. Ну, кто угодно мог так сделать, склоняясь к барной стойке после долгого трудового дня, проведенного в седле. Ну, разве что далеко не у всех путь пролегал через разрушенную ферму Шай, через ее разбитые надежды и похищение брата и сестры в проклятую тьму.

Она крепко сжала зубы и скользнула в комнату, держась в тени. Не прячась напоказ, но и не привлекая к себе внимания. Это было несложно, поскольку Лэмб вел себя совершенно не так, как обычно на продаже зерна. Он прошелся до другого конца стойки и оперся здоровенными кулаками о растрескавшееся дерево.