Вне закона - Поттер Патриция - Страница 59

• Предыдущая
• 59/120
• Следующая

Больше чем однажды в ранние утренние часы он подумывал убраться отсюда. Но он дал слово, и он никогда не отказывался от своего слова. Во всяком случае, так он убеждал себя.

Глядя на нее, стоявшую в потоке льющегося в открытую дверь света, он понял, что обманывал себя, обманывал с первого раза, как только ее увидел. Опять у него стало горячо в низу живота, и сердце забилось быстрее и готово было выскочить из груди.

Он готов был отнести эти странные ощущения на счет глупости или усталости, но знал, что это не правда. Его ладони жгло желание дотронуться до нее; губы хотели бродить по ее лицу; глаза жаждали наслаждаться ею. И еще — он вдруг сообразил, что до этого никто не брал на себя труда о нем позаботиться, и у него пересохло в горле. Никто не заботился о нем добровольно. Потому, что им самим этого хотелось. От внезапной боли, которую принесло понимание, он нахмурился.

— Этого не требовалось. Мне немного надо.

Она приподняла голову, оглядывая его с ног до головы, как он оглядывал ее предыдущей ночью, и он поежился под этим изучающим взглядом.

— Вы слишком худой, — объявила она, чуть улыбнувшись.

У него потемнело в глазах от желания резко ответить, но тут он понял, что она над ним подшучивает. Ее лицо светилось озорством.

Он прищурил глаза, от чего люди обычно съеживались.

— Белые слишком много едят, — проворчал он.

— Этому вы научились у апачей? — Вопрос был задан совершенно естественным тоном.

Она протянула ему кусок свежеиспеченного хлеба.

— Вместе с другими вещами, — сказал он, не делая попытки его взять.

В его голосе была нотка предупреждения, вызова ей спросить еще что-то. Она приняла вызов.

— Какими же?

— Как пользоваться ножом. Как скальпировать. — Последнее слово прозвучало с резкостью пушечного выстрела. Он не слишком рассчитывал, что она побледнеет, и может, даже уйдет, он уже понял, что она была покрепче большинства женщин — да и мужчин тоже.

— Я думала, что апачи не скальпируют, — заметила она, очевидно, не слишком задетая сказанным.

Он уставился на нее. Это он меньше всего ожидал услышать.

— Обычно нет, — отвечал он, удивляясь, где она могла подцепить эти сведения. Большинство белых мешали всех индейцев в одну кучу и верили, что все они занимались скальпированием. — Но после великой победы они иногда снимают один для религиозной церемонии. Это вроде обязанности перед высочайшими, ниспославшими им победу. Белые, — мстительно добавил он, — сняли чертовски больше скальпов, чем апачи.

В ее глазах вместо осуждения или ужаса появилась заинтересованность.

— За скальп апача было назначено вознаграждение, но охотников за скальпами редко волновало, были это апачи или дружественное белым племя, или даже мексиканцы.

Черт, он говорил больше, чем когда-либо раньше, особенно насчет лет, проведенных с апачами.

Она опустила руку, державшую хлеб.

— Как долго вы были с ними? — спросила она. Он молчал несколько минут, прислонившись к стенке нового стойла и, казалось, старательно разглядывая свои руки.

— Очень долго, — наконец ответил он, сомневаясь, стоило ли отвечать.

— А ваша семья? — Теперь, когда он стал отвечать, она не могла отступиться.

Его глаза потемнели, и она могла видеть, как он замкнулся в себе.

— Я выпью кофе, — сказал он, не обращая внимания на вопрос и беря чашку.

Руки его были без перчаток, все еще красные, но не такие распухшие, как раньше. Она протянула руку и взяла одну его кисть, повернув ладонью кверху. Ладонь была жесткой и мозолистой, но с длинными сужавшимися к кончикам пальцами. Она подумала о том, что он говорил о скальпировании, и представила нож в его сильных, ловких руках. Чего она не понимала — это почему впечатление не было отталкивающим, как должно бы быть. Может, именно потому, что он на это рассчитывал.

Она опять протянула ему корзинку и хлеб, и на этот раз он взял, возможно, подумала она, чтобы больше не отвечать на вопросы.

Он не садился, а ел стоя, старательно пережевывая каждый кусок. Снова она подумала о годах, проведенных им у апачей, годах оставивших на нем неизгладимый отпечаток, отделяющий его от других, но не лишивших цельности. Эта цельность, думала она, толкала его помочь Салли Сью и Чэду, а теперь и ей. Она только хотела бы знать, как снять все защитные слои, прикрывавшие то, что он, очевидно, рассматривал как слабость.

Он закончил есть и посмотрел на нее.

— Как леди вроде вас оказалась здесь?

Ее согрел его интерес.

— У меня умер отец. Он был директором школы в Бостоне, а я учительницей, но когда он умер…

Она на мгновение замолчала, но в его глазах была заинтересованность, и она продолжила:

— Новый директор посчитал неприличным для незамужней женщины жить одной, и меня уволили.

— И?

— Мне всегда нравилось читать про запад, и мне попалось объявление в газете.

— Так что вы решили перебраться на Дикий Запад, — сухо сказал он. — К солдатам, и индейцам, и наемникам.

— И фермерам, и ранчерам, и хозяевам лавок, — добавила она, не спуская с него глаз, пытаясь понять, откуда берется цинизм в его грубом голосе.

— Почему вы не вернетесь туда, где ваше место?

— И где же это?

— Не здесь, — резко сказал он.

Уиллоу взорвалась:

— Мне надоело, что всякий и каждый мне это говорит.

— Они правы.

— Нет, не правы, — сказала она. Глаза его снова заблестели.

— Вы самая упрямая женщина из тех, что я видел.

— Мне и это говорили, — огрызнулась она.

— И у вас не было неприятностей? Не считая этих, — быстро поправился он.

— Частенько. — Она вдруг широка улыбнулась. — Но всегда что-то подворачивается, чтобы выйти из положения. Вроде вас.

— Чтобы выкрутиться из этой, меня будет маловато.

— У меня есть Брэди.

Он чуть не подавился.

— И Салливэн.

— Костоправ, — издевательски сказал он.

— И Чэд, — беззаботно продолжала она, зная, что это его раздражает. Наконец он с ней разговаривал, хотя по его лицу было видно, что он считает ее буйно помешанной.

Но он только тряхнул головой и отвернулся.

— Мне пора браться за дело, чтобы Ньютону было что сжечь, — иронически сказал он.

• Предыдущая
• 59/120
• Следующая