Радуга - Поттер Патриция - Страница 1

• 1/93
• Следующая

Плантация Ситон,

Виксбург, Миссисипи, 1839

Мередит Ситон старалась не дрожать.

Она отчаянно старалась удержать трясущиеся губы и стоять прямо; впервые в жизни она пошла наперекор отцу.

Отец был большим, высоким, его манера хмуриться была ей хорошо известна. Такое выражение лица предшествовало вспышке гнева, а гнев означал наказание. Хотя она не могла преодолеть страх, от которого подкашивались ноги, ей надо было обязательно сказать отцу, что значила для нее Лиза. Может быть, как раз сейчас он поймет и смягчится.

Весь день Мередит думала об этом, думала с того момента, как увидела Альму в слезах и узнала от нее, что больше не сможет играть с дочерью Альмы, Лизой.

Мередит слушала, застыв от изумления. Лиза, так похожая на нее, всегда была ее подругой в играх. Все время, не считая сна, они проводили вместе. На ночь Мередит отправлялась в чудесную большую комнату, а Лиза с матерью шла ночевать в жилище рабов.

Разница в их возрасте составляла всего два года: Мередит было восемь, а Лизе — шесть. Несмотря на столь незначительное превосходство, Мередит относилась к Лизе заботливо, отдавала ей свои игрушки и кукол, командовала в играх. Она любила Лизу, которая смотрела на нее с преданностью и обожанием и во всем слушалась. У Мередит больше никого не было. Ее мама умерла, когда Мередит была совсем маленькой, а папа, который так больше и не женился, был человеком суровым и сдержанным. Был старший брат, но он относился к ней как к досадной помехе, вспоминал о ней только тогда, когда ругал за какую-нибудь провинность.

Оставалась одна Альма, которая была ближе всех, после мамы, конечно, да Лиза, такая же нежная, с такими же темно-карими глазами. Только цвет волос был у них разный: у Лизы — черные, а у Мередит — совсем светлые.

В то утро, сбежав по лестнице вниз, в кухню, она не нашла Лизу, которая обычно всегда была здесь, рядом с матерью. Глаза Альмы были красными от слез.

— Где Лиза? — неуверенно спросила Мередит, внезапно чего-то испугавшись.

Вопрос вызвал новый поток слез, но Мередит придвинулась, чтобы мягко погладить по голове женщину, которая столько раз успокаивала ее самое таким образом. Но Альма вдруг резко отпрянула и посмотрела так, словно ненавидела Мередит.

Мередит отступила.

— Альма, — прошептала она.

Черная женщина смотрела на нее сквозь слезы. — Это ты виновата, — воскликнула она. — Хозяин увидел, что ты даешь Лизе новую куклу, и решил, что вы слишком близкие друзья. — Она выкрикнула последнее слово; из глаз текли горькие слезы, горячие, как лава вулкана, и такие же смертоносные. — Близкие друзья! — повторила она и засмеялась, но этот смех не понравился Мередит.

— А почему бы сестрам не быть близкими друзьями? — продолжала Альма тем же злым голосом.

— Сестрам… — прошептала Мередит, — но ведь Лиза…

— Рабыня, — сказала Альма. — Рабыня, которая может быть продана. Даже своим собственным отцом.

— Отцом?!

Мередит ничего не поняла. Она знала, что у них есть рабы, но многие из них, особенно домашние слуги, были ее друзьями. Некоторые внезапно исчезали, но она никогда не спрашивала куда. А Лиза, как она может быть ее сестрой? Конечно, они были похожи, но Лиза была…

Кем была Лиза? Мередит особенно не задумывалась над разницей в их общественном положении. В то время как Мередит сидела в комнате, занимаясь с учителем, Лизу отправляли на кухню помогать матери. Однажды Мередит спросила, почему Лиза не может заниматься вместе с ней, ведь так было бы гораздо веселее, но гувернантка сказала только, что у Лизы есть другие обязанности, и перевела разговор на другую тему. Однако, казалось, никто не возражал, когда они играли вместе, во всяком случае, после того как Мередит заканчивала свои уроки, а Лиза — работу по дому.

До вчерашнего дня. Мередит как раз дала Лизе одну из тех кукол, что получила в подарок на Рождество. Лиза прижимала к себе куклу, а Мередит подняла глаза и увидела, что ее отец внимательно и угрюмо наблюдает за ними.

— Иди к Альме, — велел он Лизе. Затем, нахмурившись, повернулся к Мередит. — А у вас, мисс, что, нет занятий?

— Я все сделала, папа, — ответила она.

— Тогда я попрошу мисс Вертворт заняться с тобой еще чем-нибудь.

— Да, папа, — послушно сказала Мередит. Она не помнила, чтобы он хоть когда-нибудь говорил с ней ласково и тепло обнимал ее, как бы ни старалась она ему угодить.

— Почему у Лизы твоя кукла? — резко спросил он.

— Я ей дала поиграть, — ответила Мередит, удивляясь тому, что он обратил на это внимание.

— Эту куклу подарил тебе твой брат, — сказал папа.

— Но у меня и другие есть, а Лизе эта очень нравится.

— Лизе ни к чему такие вещи, — сказал он. — Это только наводит ее на ненужные мысли.

— Но…

— Достаточно, мисс. Поднимайтесь в свою комнату и оставайтесь там.

Мередит узнала этот тон. Она испугалась: она боялась этого тона с того самого раза, когда не нарочно вывела отца из себя, и он выпорол ее ремнем. Она пошла в свою комнату, не понимая, что же такого она сделала.

Прошло несколько часов, прежде чем, беспокойная и несчастная, Мередит отважилась осторожно спуститься в кухню за домашним печеньем. В отцовской конторе она услышала голоса, но не поняла, о чем идет речь.

— Нам надо это сделать, — слышался сквозь дверь голос отца. — Они с Мередит слишком похожи и слишком тесно дружат. Этого не должно быть. Мне давно надо было это сделать, но Альма…

Ее брат ответил успокаивающе:

— Ты всегда сможешь завести себе другую черную бабу. Руби, например. Она и впрямь хороша в постели. И миленькая, и шустрая. — И он добавил уже более резко: — Мне вовсе не нравится видеть здесь черную единокровную сестру.

— Тогда решено, — сказал отец. — Утром пошлю за Сандерсом.

— Девчонку лучше запереть. А то Альма может сбежать с ней.

— Ты прав. Мне бы не хотелось ее наказывать.

— Переживет. Она всего лишь черномазая и знает, что это может случиться.

Мередит услышала шаги и поспешно убежала к себе. Она ничего не понимала, пока не увидела перекошенное от гнева лицо Альмы и ее беспомощный взгляд.

— Лиза? — сказала Мередит, чувствуя, как сильный страх поднимается откуда-то из живота.

— Хозяин продает ее, — сказала Альма. — Она в карцере для рабов и будет там до тех пор, пока не приедет работорговец.

Мередит отшатнулась.

— Нет. Он не может! Не Лизу! Мы же с ней дружим!..

— Из-за того, что вы дружили, ее и продают, — сказала Альма, опускаясь на стул. — Один Бог ведает, что с ней будет, с моей милой, нежной девочкой.

— Но…

Обычно бесстрастный голос Альмы был жутким от боли и ненависти.

— Они выставят ее на аукционе, одинокую, запуганную. Чтобы продать, как лошадь, или как мула, или… — она не могла говорить. Она годами скрывала свои чувства, унижения, обиды, прислуживая человеку, которого презирала, и все теперь заканчивалось трагедией. Ничто больше не имело значения. Она посмотрела на девочку без матери, которую однажды пожалела. Она старалась дать этому ребенку хоть немного любви, и все ее попытки привели к тому, что теперь продают ее собственную дочь, единственную отраду в ее жизни, полной отчаяния.

Мередит почувствовала, как рушится ее мир. Альма и Лиза были единственные родные ей души, их дружба была единственным блаженством в ее одинокой жизни.

— Я скажу папе, — сказала она. — Может быть, он изменит свое решение.

И Мередит, несмотря на свой страх, попыталась это сделать. Как она старалась, а ведь колени у нее дрожали и сердце прыгало в груди!

— Она моя подруга, — сказала Мередит.

— Рабы — не друзья, они — собственность, которую продают и покупают, — ответил отец, — И чтобы больше я об этом не слышал.

• 1/93
• Следующая