Договор с дьяволом - Незнанский Фридрих Евсеевич - Страница 49

• Предыдущая
• 49/70
• Следующая

Лина вскочила и... проснулась.

На соседней кровати похрапывал Роберт. Лина взглянула на светящиеся цифры электронных часов: шел четвертый час утра. За окном начинался рассвет.

Она почувствовала холодный пот, стекающий у нее между лопатками. Поднялась, пошла в ванную, где сменила ночную сорочку. Снова легла, но сон не шел. Уснула, словно провалилась в темный колодец, лишь тогда, когда в окно проник первый солнечный луч...

– Саня, ты хоть телевизор смотришь?

– А что в моем положении остается делать?

– Это очень хорошо. То есть я хотел сказать, что это именно то, что нам сейчас нужно...

Турецкий легонько потряс головой, словно пытаясь вникнуть в непонятный ему смысл сказанного Меркуловым. Сильно трясти он еще побаивался. Но вопрос был, конечно, интересный: при чем здесь телевизор?

А в ящике вот уже третий день творилось черт знает что, у Александра Борисовича твердо сложилось убеждение, что все вокруг заврались – от шустрых телевизионщиков до высшего военного командования.

Факт был налицо: на дне Баренцева моря лежал атомный подводный крейсер «Сокол». И все. Остальное не лезло ни в какие логические рамки. Одно из ответственных военно-морских лиц утверждало, что с лодкой имеется постоянная связь, другое это категорически отрицало, третье со скорбной миной на лице сообщало, что с экипажем подводного корабля производится обмен информацией путем перестука, а четвертое называло все происшедшее аварией, добавляло, что поднять корабль не представляется возможным и речь может идти лишь о спасении экипажа, на подготовку к чему все силы...

Так что же все-таки произошло?

Официальная версия, озвученная пресс-службой ВМФ России, выглядела следующим образом. На подводной лодке «Сокол» возникли неполадки, отчего этот атомный крейсер лег на грунт. Никакой аварии не произошло. Ядерного оружия на лодке не имеется, поскольку во время учений оно на корабле не предусмотрено. Заглушена и полностью контролируется главная энергетическая установка, следовательно, и радиационная обстановка в норме. На месте нахождения «Сокола» работают специалисты.

Позже все те же специалисты обнаруживают в носовой части корабля, там, где находятся торпедные аппараты, большую рваную пробоину. Одновременно выдвигается предположение, что в этой связи на лодке могут быть жертвы.

Атмосфера в прессе нагнетается, появляются материалы об аналогичных прошлых авариях на российских и американских подводных кораблях, о многочисленных жертвах, зарубежные компании, занимающиеся морскими спасательными работами, предлагают свою помощь, российское военное руководство думает, а журналисты – от крайне левых до крайне правых – требуют немедленной правды. Создается правительственная комиссия по расследованию причин аварии – теперь это слово уже ни у кого не вызывает сомнений, – а также уточняется количественный и поименный состав экипажа «Сокола».

Идут дни, а по телевизору – одни «страшилки» и практически ничего нового...

Так почему же Костю устраивает подобная информация? Почему именно это ему сейчас нужно?

Ответ не замедлил последовать.

– Не видишь смысла в моих словах? – как бы сыграл удивление Меркулов. – Объясняю. Смысла на первый взгляд никакого. Зато есть острейшая необходимость разобраться во всем этом бардаке и поставить наконец жирную точку.

– Ну и ставьте себе. А я – больной. У меня с головой не все в порядке. И вранье уже во где сидит! – Турецкий чиркнул себе пальцем по горлу, забыв, что Костя увидеть этот его жест не может. – Так что я вам глубоко сочувствую. Особенно тому, кто займется этим делом.

– А что, говоришь, с головой? Совсем не варит?

– Да нет, голова как раз на месте. Но врачи...

– Давно ты стал прислушиваться к их советам? Что-то новенькое.

– Костя, я чувствую, что ты активно готовишь для меня какую-то бяку. Я прав?

– Ну почему готовлю! Плохо ты обо мне думаешь... Значит, так, слушай меня. Сходи в ванную, побрейся, если ты забыл это сделать с утра. Я попрошу Вячеслава, он подъедет за тобой, и вас обоих я жду у себя часикам к пяти. Устроит?

– Костя!

– Все, Саня, не сотрясай воздух, это тебе действительно вредно. Итак, я жду...

– Костя!! – Но в ответ раздались короткие гудки отбоя.

Грязнов ругался. Он приехал, когда Александр уже успел принять душ и добривался, критически рассматривая себя в зеркале. Нет, вид более-менее исправился. Порезы и ссадины на лице зажили, лиловый синяк на правой скуле стал желтоватым, как у больного желтухой, и его Турецкий без особого труда затенил телесного цвета кремом, баночку которого он случайно обнаружил в стеклянном шкафчике ванной среди флаконов с туалетной водой и пеной для бритья. Заодно подмазал и неприлично розовые следы заживших порезов. Не жених, конечно, но смотреть можно, если при вечернем освещении.

Так вот, Грязнов ожесточенно ругался. Турецкий выглянул из ванной с полотенцем на плече, и поинтересовался, что довело бравого генерала до такого состояния?

– Я просто в восхищении от этих мудаков! – загремел Грязнов. – Давно я не видел такого маразма!

– Тебе Костя звонил? – перебил Турецкий.

– Да звонил, – поморщился Грязнов. – Ты уже, смотрю, собрался? Давай перекусим да поедем. Времени еще много... Нет, ты только послушай! Мне уже не звонит разве что ленивый! Как движется расследование?! Когда оно закончится?! Я им говорю: господа хорошие, по делу вашего академика создана следственно-оперативная группа. У группы есть свой руководитель. Пожалуйста, сделайте такое одолжение – со всеми вашими вопросами обращайтесь к нему. Нате вам фамилию, нате вам телефоны! А мне: мы уже звонили в Министерство внутренних дел, мы звонили в главк, мы звонили... черт-те куда они только не звонили, и всюду им отвечают: обратитесь в МУР к генералу Грязнову, он в курсе. Да не в курсе я! И так каждый день, по сотне раз на дню! Я им вежливо: господа!.. Не понимают. Веришь мне?

– Славка, не кипятись, всегда ж так бывало.

– Затрахали! – медведем заревел Грязнов. – У нас там есть на рюмку?

– Так нам же...

– А что я, дурак за руль садиться? Водитель-то на что? Да и тебе немножко – в самый раз.

– Почему так считаешь?

– А чтоб лучше удар держать.

– Полагаешь, до этого дойдет?

– Сам убедишься. Я так думаю! – Грязнов вытянул указательный палец вверх. – Костя, конечно, намекнул. Но велел тебе ничего не говорить, сюрприз, так сказать... Но ты ж мне все-таки друг. Поэтому скажу... – Грязнов опрокинул рюмку коньяка, словно водку, без всякого почтения к неплохому, между прочим, напитку, резко выдохнул и продолжил: – Как я понимаю, все кругом давно заврались. Никому уже верить нельзя ни на грош! А Костя сегодня с утра побывал на Красной площади...

– Неужто в Мавзолей? – сделал большие глаза Турецкий.

– Не остри. Он был не с этой стороны стены, а с той. Вероятно, получил накачку. Новый-то наш президент обожает единоборства и не стесняется время от времени демонстрировать свое умение. Словом, если суммировать всю информацию, я полагаю, что ему надоело вранье военных.

– Ясно, – вздохнул Турецкий. – Теперь я окончательно понял.

– Что ты понял, голубь?

– Зачем Костя звонил. Почему спрашивал, смотрю ли я в этот ящик, – он кивнул на телевизор, – как у меня с головой.

– Ну да, я тоже считаю, что речь пойдет об аварии на «Соколе». А голова при чем?

– Варит или не варит? Способен ли я размышлять? Только я так скажу: вот пока слушал весь этот треп военных и журналистов, успел насчитать как минимум одиннадцать различных версий происшествия. И это далеко не конец. А тут снова вопрос: если дело ведет Главная военная прокуратура вместе с военно-морской прокуратурой Северного флота, если там вовсю шурудит правительственная комиссия во главе с заместителем председателя правительства, то чего еще им не хватает? Какого рожна?

• Предыдущая
• 49/70
• Следующая