Рукопись, найденная в Сарагосе - Потоцкий Ян - Страница 89
- Предыдущая
- 89/156
- Следующая
Когда божий разум, таящий в себе истину, нисходит на землю и творит под видом плодородия, он называется Амон. А когда этот разум проявляется в форме искусства, мы называем его Пта, или Вулканом, а если в виде добра, то – Озирис.
Мы считаем Бога единым, однако бесконечное количество благотворных отношений, в какие ему угодно входить с нами, приводит к тому, что мы позволяем себе, без всякого кощунства, считать его существом собирательным, так как он на самом деле собирательный и бесконечно разнообразный относительно признаков, которые мы в нем усматриваем.
Что же касается духов, то мы верим, что у каждого из нас их имеется два: злой и добрый. Души героев ближе всего к природе духов – особенно те, что предводительствуют сонмом душ.
Богов по их сущности можно сравнить с эфиром, героев и духов – с воздухом, а в обыкновенных душах есть что-то от земли. Провидение божие мы приравниваем к свету, заполняющему все пространство между мирами. Древние предания говорят нам также о силах ангелов, или посланников, которые возвещают веления Божий, и о других силах, еще более высокой степени, которых евреи, обитающие среди эллинов, назвали архонтами или архангелами.
Те из нас, которые посвятили себя жречеству, убеждены, что имеют власть вызывать богов, духов, ангелов, героев и души. Однако они не могут производить этих теургических действий, не нарушая общего мироустройства. Когда боги сходят на землю, солнце и луна на некоторое время скрываются от взоров смертных.
Архангелы окружены более ярким сияньем, чем ангелы. Души героев не так ярко блестят, как ангелы, однако ярче, чем души обыкновенных смертных, которые окутывает тень.
Князья Зодиака появляются в величественных обличьях. Помимо того, мы различаем множество особых примет, сопровождающих появление разных существ и служащих для их распознавания. Так, например, злых духов можно узнать по вредным явлениям, которые они за собой влекут.
Что же касается идолов, то мы верим, что если они будут созданы при определенном положении небесных тел или с установленными теургическими церемониями, то при этом можно привлечь к ним некоторую частицу божественной сущности. Однако искусство это настолько ненадежно и недостойно истинного богопознания, что мы обычно предоставляем его жрецам более низкой степени, чем та, к которой я имею честь принадлежать.
Если наш священнослужитель вызывает богов, он в известном смысле сопричащается их существу. При этом, однако, он остается человеком, только божественная природа проникает в него до известной степени, и он соединяется с Богом определенным способом. Оказавшись в таком состоянии, он легко может повелевать духами нечистыми, или земными, изгоняя их из тела, которым они овладели. Иногда наши жрецы, соединяя камни, травы и вещества животного происхождения, приготовляют смесь, которая может стать местопребыванием божества; но истинной связью жреца с божеством является молитва.
Все эти обряды и догматы, которые я вам изложил, мы приписываем не Тоту, или третьему Гермесу, жившему при Озимандии, а пророку Битису, жившему на два тысячелетия раньше и давшему толкование учению первого Меркурия. Как я уже сказал, время многое прибавило и изменило, поэтому не думаю, чтобы древняя религия дошла до нас в своем первоначальном виде. Наконец, если уж говорить все без утайки, многие жрецы наши отваживаются грозить своим собственным богам; тогда они, принеся жертву, произносят следующее: «Если ты не исполнишь мою просьбу, я раскрою величайшие тайны Изиды, выдам тайны преисподней, разобью ларец Озириса и раскидаю его члены».
Должен сказать, что я не одобряю этих формул, от которых воздерживаются даже халдеи.
Когда Херемон дошел до этого места своего поучения, один из низших жрецов ударил в било, возвещая полночь; а так как вы тоже приближаетесь к месту вашего ночлега, позвольте мне отложить дальнейшее повествование до завтра.
Вечный Жид ушел, а Веласкес объявил, что он не узнал от него ничего нового, что все это можно найти у Ямвлиха.
– Это произведение, – прибавил он, – я читал с величайшим вниманием и никогда не мог понять, каким образом критики, считающие достоверным письмо Порфирия к египтянину Анебону, признают ответ египтянина Абаммона выдумкой Порфирия. Я думаю, Порфирий просто присоединил ответ Абаммона к своему произведению, прибавив кое-какие собственные замечания о греческих и халдейских философах.
– Кто б он ни был, – Анебон или Абаммон, – сказал Уседа, – только могу поручиться, что Вечный Жид говорил вам чистую правду.
Прибыв на место ночлега, мы слегка закусили. Цыган, располагавший свободным временем, продолжал рассказ о своих приключениях.
Рассказав мне, чем кончилась его первая встреча в Буэн-Ретиро, молодой Суарес не мог больше бороться со сном, в котором он нуждался для восстановления сил. Вскоре он крепко заснул, но в следующую ночь продолжал свой рассказ.
Я ушел из-Буэн-Ретиро с сердцем, переполненным любовью к прекрасной незнакомке и возмущением против Бускероса. На другой день – это было как раз воскресенье – я подумал, что встречу предмет моих воздыханий где-нибудь в церкви. В три из них я напрасно заходил, наконец нашел ее в четвертой. Она узнала меня и после мессы, проходя мимо, промолвила вполголоса:
– Это был портрет моего брата.
И тотчас исчезла, а я остался стоять как прикованный к месту, очарованный несколькими словами, которые услышал, будучи уверен, что равнодушие не подсказало бы ей этой успокоительной для меня мысли.
Вернувшись в трактир, я приказал подать мне обед в надежде, что на этот раз не увижу своего непрошеного гостя. Но вместе с блюдами вошел и Бускерос, горланя:
– Сеньор дон Лопес, я отказался от двадцати приглашений и пришел к тебе. Ведь я уже сказал тебе, что весь к твоим услугам.
Мне хотелось сказать нахалу что-нибудь неприятное, но, вспомнив, что отец запретил мне обнажать шпагу, поневоле решил избегать ссоры.
Бускерос велел принести себе прибор, уселся и, повернув ко мне радостное лицо, сказал:
– Признай, сеньор дон Лопес, что я тебе вчера здорово услужил: словно нечаянно предупредил молодую даму, что ты – сын одного из богатейших негоциантов Кадиса. Правда, она изобразила гнев, но это только для виду, чтоб показать тебе, что богатство ничего не говорит ее сердцу. Не верь этому, сеньор дон Лопес. Ты молод, хорош собой, умен, но помни, что ни в какой любовной интриге золото не повредит. Со мной, например, дело обстоит иначе. Если меня любят, то только ради меня самого, и никогда не пробуждал я страсти, в которой играл бы малейшую роль расчет.
Бускерос долго еще нес подобный вздор, но наконец, съев обед, ушел. Вечером я отправился в Буэн-Ретиро, но с тайным предчувствием, что на этот раз не встречу прекрасную Инессу. В самом деле, она не пришла, а вместо нее я застал Бускероса, который целый вечер не отходил от меня ни на шаг.
На другой день он снова явился к обеду и, уходя, сообщил, что вечером встретится со мной в Буэн-Ретиро. Я возразил, что он там меня не застанет, но, уверенный, что он этому не поверит, вечером спрятался в одной лавчонке по дороге в Буэн-Ретиро и через минуту увидел Бускероса, спешащего в парк. Не найдя меня там, он вернулся озабоченный и пошел искать меня на Прадо. Тогда я как можно скорей пошел в Буэн-Ретиро и, пройдя несколько раз по главной аллее, увидел мою прекрасную незнакомку. Я подошел к ней с почтительным видом, что, насколько я мог заметить, ей понравилось, но я не знал, нужно ли благодарить ее за то, что она сказала мне в церкви. Быть может, она решила сама вывести меня из затруднения, так как сказала, смеясь:
– Ты утверждаешь, сеньор, что нашедшему потерянную вещь полагается вознаграждение, и поэтому, найдя портрет, хотел узнать, в каких я отношениях с оригиналом. Теперь ты это знаешь, поэтому не спрашивай ни о чем больше, разве только опять найдешь что-нибудь принадлежащее мне, – тогда можешь притязать на новые награды. Однако не надо, чтобы нас видели слишком часто вместе. Я прощаюсь с тобой, но не запрещаю тебе подходить всякий раз, как у тебя будет что сказать мне.
- Предыдущая
- 89/156
- Следующая
