Сын ярла - Посняков Андрей - Страница 45
- Предыдущая
- 45/64
- Следующая
– Э… – Не зная, что сказать, Скьольд бросил на ответчика весьма красноречивый взгляд, полный злобы и ненависти. А на хозяйку Гудрун было страшно смотреть! Губы ее посинели, всегда надменное лицо пошло красными пятнами. Видно, она уже не раз пожалела, что пошла на эту авантюру с ожерельем. Все вокруг показывали на нее пальцами и смеялись. Большего позора Гудрун не испытывала за всю свою жизнь. Не выдержав, плюнула и, подозвав маячивших в отдалении слуг с лошадьми, вихрем умчалась прочь, провожаемая скабрезными замечаниями присутствующих.
– Ну вот, одной меньше, – сквозь зубы прошептал про себя Хельги и снова натянул на уголки рта самую разлюбезную улыбку: – Так что там с вещественным доказательством?
– Ведут уже! Вон он, этот Навозник. Ну и образина, как такого земля носит? Вот уж поистине – Навозник.
– Можем ли мы выслушать его, уважаемый тинг?
– Раб не может быть свидетелем! – Скьольд снова попытался забрать инициативу в свои руки.
– А кто сказал, что это свидетель? Это же вещь. Только – говорящая. Как, например, грамота или рунический камень… Чем эта вещь хуже?
– Молодец, Хельги, так их!
Повинуясь воле собравшихся, Скьольд Альвсен махнул рукой. Хотят слушать раба – пусть слушают. Тем более что дело, кажется, оборачивалось совсем не в пользу Гудрун.
– Я знаю, кто украл ожерелье и спрятал его в мешок сына Сигурда ярла, – подняв глаза, произнес Трэль Навозник, и все затихли.
– И кто же? – вкрадчиво переспросил Скьольд.
– Конхобар Ирландец, – твердо ответил Трэль.
Некоторое время в толпе стояла мертвая тишина, а затем началось: крики, свист, вопли, озвучивающие самые нелепые предположения.
– Так Ирландец пропал сразу после бури!
– Вот, потому, видно, и пропал!
– Бежал к Рекину, или еще дальше, в Скирингсаль.
– Да нет, подался обратно на Эйрин.
– Нет, скорее, к Хастейну, говорят, это его драккары видали в море.
– А я всегда говорил: нечего принимать в род кого ни попадя…
Скьольд переглянулся с остальными судьями. Пора было закрывать слишком затянувшееся собрание.
– Мы, как и многие из вас, тоже поверили бы Хельги, – пожав плечами, заявил он. – И объявили бы его невиновным… Если б у него нашлось хотя бы несколько послухов, готовых подтвердить под присягой его честное имя. Но ведь таких, к сожалению, нет…
– Есть!
– Есть!!
– Есть!!!
Три друга – Харальд, Ингви, Снорри, – выйдя из толпы, встали рядом с Хельги плечом к плечу.
– Есть.
К ним присоединилась еще пара молодых воинов, из тех, что были в лагере Эгиля.
– Стойте, и меня возьмите…
– И меня…
– И нас…
Старый Сигурд, не скрывая слез, плакал от счастья. Эта змея, совсем отбившаяся от рук, Гудрун, едва не покрыла его род вековым позором. И только благодаря Хельги… Хельги…
А в голове у Хельги по-прежнему били барабаны. Громко, жизнеутверждающе, яростно!
Уже потом, вечером, когда от очага летели под темную прокопченную крышу яркие искры, Хельги попросил отца подарить ему одну вещь.
– Вещь? Выбирай любую, сынок.
– Я хочу единолично владеть рабом Трэлем Навозником.
– Владей. Я сказал.
– Отлично, отец! Слуги, позовите моего раба сюда.
Пригибаясь, к очагу подошел Навозник – смуглый, черноволосый, тощий, – да, по меркам викингов, сущий уродец, ведь красивый человек должен быть белокур, светлоглаз и крепок.
– Слушайте все! – Встав со скамьи, сын ярла положил на плечо раба правую руку. – Отныне и навсегда я объявляю бывшего раба Трэля Навозника равным и свободным человеком. И никто не смеет быть больше хозяином над ним!
– Да будет так! – хором откликнулись друзья – Харальд, Ингви, Снорри… несколько парней с хуторов и прочие, и прочие, и прочие…
Навозник даже забыл поклониться. В пол-уха выслушал Сигурда, разрешившего ему вести свое хозяйство рядом с усадьбой и пользоваться общим выгоном и местами для рыбной ловли. Не дослушал и выбежал из дому прочь. Во двор, за усадьбу. В новую жизнь, на свободу, на волю…
В воротах усадьбы повстречал его Велунд верхом на белом коне. Проводил глазами и, переведя взгляд на дом, улыбнулся. Внутри дома уже раздавались первые пиршественные крики…
Глава 13
БИТВА ЗА СНОЛЬДИ-ХОЛЬМ
Июнь 856 г. Бильрест-фьорд
Этой весной совсем обнаглели волки. Снова не стало покоя у жителей дальних хуторов, да и в ближних усадьбах нет-нет да прошмыгивали под утро быстрые серые тени. И ладно бы дело было ранней весною, когда сводит от голода животы не только у волков, но и у людей, когда нет сил, чтобы выследить и поймать жертву, когда одиночке – верная гибель, и только стая, спаянная в единое целое крепким и злобным вожаком, имеет шансы выжить. Стая была – с десяток волков-трехлеток, из которых несколько узкомордых самок, был и вожак – огромный черно-серой масти зверь со светлой полосой на хребте, от хвоста до холки. Не было в округе волка хитрее, злее, проворнее, хоть и казался он на вид несколько тяжеловесным, – если б приспичило вожаку встать на задние лапы, вряд ли кто из людей был бы выше. Огромный волк жестоко правил стаей: стоило кому-нибудь из трехлеток чуть приподнять хвост – и тут же вожак кидался в бой, сбивая непокорного с ног черным стремительным ураганом, вгрызался в шею или в белое беззащитное брюхо. Вожак не знал пощады. Но и стая с ним не знала голода даже лютой северной зимою. Ничуть не опасаясь охотничьих ловушек, нагло, стремительно, ловко волки врывались на хутора и усадьбы, хватали прямо из загонов овец, а бывало, разрывали и собак на куски, которые тут же исчезали в волчьих утробах. И не только собаками ограничивалось дело. И не только голодной зимою. В самом конце мая один из младших детей хозяйки Курид с Ерунд-озера отправился за хворостом в ближайший лес. И лес-то был рядом, однако что-то долго не возвращался парень. Кинулись искать – и обнаружили на поляне лишь дымящиеся кровью ошметки – все, что осталось от мальчика. И еще был такой же случай в Снольди-Хольме – с малолетним племянником Торкеля бонда. Племянника, правда, сожрать не успели – но руку порвали крепко. Хорошо, помощь вовремя подоспела – только и видели серых. А мальчишка, зажимая окровавленную, почти что уже отгрызенную кисть, старательно сдерживал стоны. Лишь в глазах его стоял страх. Уже позже, дома, он рассказал о том, что один из волков – черный огромный зверюга, – кажется, понимает человечий язык и умеет читать мысли. Почему ему так показалось, мальчик не пояснил. Показалось почему-то – и все.
– Уж больно глаза у него страшные. Черные, пронзительные, совсем не волчьи…
Ну конечно же не волчьи! Это были глаза Черного друида Форгайла, вот уже около года наводившего ужас на всю округу в образе страшного оборотня-волкодлака. Не отходя далеко, кружил Форгайл-Волк в окрестностях Бильрест-фьорда, все выжидал удобного случая вторгнуться в тело сына Сигурда ярла. Да вот беда, случай все не представлялся. То ли колдовство оказалось слишком слабым, то ли сопротивлялись местные колдуны, то ли плохо работал младший жрец Конхобар, которого что-то в последнее время совсем стало не видно в усадьбе Сигурда, – сколько ни вглядывался Форгайл, неслышно подкрадываясь к усадьбе почти каждый вечер, а так и не увидал своего помощника, – видно, отправился тот куда-то по хозяйственной надобности либо сгинул где. Это плохо, коли сгинул. Где ж найдешь теперь помощника? Эти-то, серые, для контактов с людьми совсем не годятся. Вот и думал про себя Форгайл, решал задачу, выжидая. Умел ждать, этого не отнимешь, однако чем больше ждал, тем сильнее дичал, в волчьей-то шкуре! Уже стало нравиться ему разрывать клыками сырое трепещущее мясо, лакать свежую кровь да крыть волчиц – в такие минуты совсем забывал Форгайл о том, что был когда-то человеком, одно в нем естество оставалось – волчье.
- Предыдущая
- 45/64
- Следующая
