Таинственная незнакомка - Портер Маргарет Эванс - Страница 16

• Предыдущая
• 16/69
• Следующая

– Я не была несчастной. Но за четыре года соскучилась по Лондону и была рада вернуться на Сохо-сквер.

Двуколку сильно тряхнуло, она накренилась. Ориану бросило к Дэру, и он поддержал ее, обняв одной рукой за плечи. Внутри у Орианы все словно бы растаяло, однако она заметно напряглась.

– Простите, – сказал Дэр, отпуская ее. – Колесо, видимо, ударилось о камень.

Ориане вдруг стало жарко, несмотря на холодный ночной воздух. Темнота таила в себе опасные соблазны. Дорога пустынна, их только двое, мужчина и женщина. Он хочет ее, и его невысказанное желание возбуждает в ней ответный порыв. Если она позволит ему еще раз поцеловать себя, нежно, страстно или просто мимолетно, она окончательно утратит способность мыслить трезво и разумно. И тогда придется завтра же начать укладывать вещи и отправляться в Ливерпуль первым же кораблем.

С отчаянно бьющимся сердцем она ждала, что вот сейчас он заключит ее в объятия.

Едва они подъехали к воротам Гленкрофта, Ориана попросила:

– Остановитесь, я хочу сойти.

– Как, прямо здесь, на дороге?

Но Ориана уже схватила поводья, натянула их сама, и Феджак послушно остановилась.

– Доброй ночи, сэр Дэриус.

– Я же просил вас называть меня по имени, – жалобно произнес Дэр, когда она уже выбралась из двуколки, и крикнул ей вслед: – До завтра, Ориана.

Под зеленым шелком по коже Орианы побежали мурашки – и вовсе не от ветра.

Еще целых две недели этих «до завтра», подумала она, быстрыми шагами направляясь по дорожке к коттеджу. Четырнадцать дней и ночей давать ему уклончивые ответы на вопросы, отказываться петь ему, избегать прикосновения его рук... его губ, если она не хочет потерять уважение к себе, которое отчаянно пыталась сохранить.

Так утомительно все время быть начеку. Никогда прежде Ориана не чувствовала себя до такой степени скованной приличиями. Если ей нравился джентльмен, она охотно с ним флиртовала. Правда, светская молва неизменно превращала приятное знакомство в пошлую связь, а бойкие карикатуристы, специализирующиеся на сатирических листках, изображали еще одну непристойную постельную сцену и вывешивали это изображение в витринах своих магазинчиков.

Здесь, на острове, она защищена от тех, кто причинил ей столько боли, но не смеет и думать о том, чтобы воспользоваться своей свободой. Избранная ею самой роль чопорной вдовы вдруг показалась Ориане проклятием, а не благом.

Ориана подставила козе ладонь, на которой лежали стебли сорванной ею свежей травы. Мягкие губы и мелкие зубы животного щекотали чувствительную кожу.

Желание хоть с кем-то пообщаться заставило Ориану покинуть дом. Гусь и куры не обращали на нее внимания, корова паслась на дальнем конце луга, только коза приветствовала ее появление и пощипывала угощение, абсолютно не интересуясь тем, что Ориана то и дело поворачивает голову к дороге и бормочет невнятные отрывочные фразы, полностью погруженная в свои мечты.

«Я не хочу в него влюбляться».

В своем теперешнем состоянии Ориана очень страдала от отсутствия музыки. Пока Нед учил ее местным песням, она радовалась этому намеку на свои повседневные лондонские занятия. Теперь Нед перебрался в дом семейства Лейс, чтобы окончательно окрепнуть. В своем вынужденном безделье Ориана предавалась совершенно ненужным размышлениям о своем домовладельце. Настроение это, само собой, было временным, как только она вернется к своей концертной деятельности, оно, конечно, развеется. В театре «Ройял» Ливерпуля она будет петь о любви и страсти, вернувшись же в Лондон, и думать забудет о сэре Дэриусе Корлетте.

Его несчастная любовь вызвала у Орианы сочувствие и ощущение некоторой похожести их судеб. Обман и предательство Уиллы Брэдфидд словно в зеркале отображали поведение бессердечного Томаса Теверсала, который увлек Ориану своими обещаниями и нарушил покой ее души. Приехав на остров, Ориана отказалась от собственного имени, отрешившись таким образом от скандального прошлого и создав у Дэра впечатление, что она добропорядочная вдова. Еще несколько дней ей предстояло поддерживать и оберегать свою фальшивую – и весьма хрупкую – репутацию.

Ориана говорила себе, что было бы правильнее уехать прямо сейчас, однако каждый быстротечный час, проведенный ею с Дэром, был для нее драгоценным, и она хотела увезти с собой в Англию по возможности больше воспоминаний о нем.

На этот раз Дэр приехал не в двуколке, а верхом на своем коне, рядом с Энвоем рысил пони темного окраса с дамским седлом на спине.

– Познакомьтесь, это Глистри, – крикнул Дэр. – По-английски «блестящая».

– Имя ей вполне подходит. – Ориана провела ладонями по спине лошадки, потом открыла ей рот и осмотрела зубы. – Ей пять лет?

– Около того. Она работает на руднике, но в ближайшие дни ее соседке по конюшне придется потрудиться за двоих. А Глистри пусть попасется здесь – я надеюсь, вы не станете возражать против того, чтобы пользоваться ею как верховой лошадью, если на вашем перенаселенном скотном дворе найдется для нее местечко.

– А где вам удалось приобрести седло?

– Позаимствовал его у одной из моих кузин, муж которой сейчас не позволяет ей ездить верхом, так как она скоро должна подарить ему первенца. Я собираюсь взять вас с собой на рудник, а потом мы навестим Неда. Миссис Лейс не балует его, как вы с миссис Стоуэлл. Велит ему размешивать овсянку и суп здоровой рукой и дает разные мелкие поручения по хозяйству.

– Я по нему скучаю, – сказала Ориана. – Когда его привезли сюда в тот ужасный день, я подумала о своем муже. – Она прижалась щекой к лоснящейся шее Глистри. – Если бы я могла поехать в Индию вместе с Генри, я бы ухаживала за ним и, быть может, спасла бы ему жизнь.

– Он умер от лихорадки? – спросил Дэр.

– Он был ранен в схватке с туземцами и умер, не приходя в сознание. По крайней мере так мне сказали. Я получила длинное письмо от его командира, в котором он превозносил беззаветную храбрость Генри и уверял, что все боевые товарищи уважали моего мужа и оплакивали утрату. Я уверена, что каждая солдатская вдова получала подобное письмо. Когда мы с Генри познакомились на скачках в Ньюмаркете, он выглядел старше своих лет, а ему было всего двадцать, как сейчас Неду.

– Какого дьявола вы делали в Ньюмаркете?

– Наблюдала за скачками, – сообщила Ориана как о чем-то само собой разумеющемся. – Как делала еще с тех пор, когда была маленькой девочкой. Я и читать училась по «Календарю скачек». Мой кузен Берфорд владеет несколькими скаковыми лошадьми и... – Тут она осеклась и крепко закусила губу, сообразив, что невольно сболтнула лишнее.

– Берфорд, – повторил Дэр. – Не Бамфолд. Граф ваш кузен?

– На самом деле родство у нас отдаленное, – поспешила объяснить Ориана, проклиная себя за неосторожность, и хотела было отказаться от поездки, чтобы на досуге обдумать, как можно поправить положение.

Но она ничего не успела сказать – Дэр, обхватив ее за талию, усадил в седло, потом приподнял край подола ее платья, взялся за лодыжку и вставил ногу в стремя. Святые небеса, как же это ее возбудило! Дрожащими пальцами Ориана начала перебирать поводья.

Они вместе перебрались через поток; лошади, обдавая их брызгами, постукивали подковами по каменистому дну.

Рудник представлял собой череду каменных строений, сложную систему канав для промывки руды и целую серию входов, ведущих глубоко под землю. Соседка Глистри по конюшне, тяжело ступая, ходила по кругу, вращая колесо, при помощи которого, как объяснил Дэр, работающий в шахте насос откачивает из забоев воду. Из нескольких труб поднимался черный дым, а снопы искр обозначали местонахождение кузницы.

– Мы спустимся вниз? – спросила Ориана.

– Разумеется, нет.

– Но мне хочется увидеть рудные жилы да и вообще все, о чем рассказывал Нед.

– Извините, но я не могу вам этого позволить. Слишком опасно для женщины.

– Я буду осторожной.

– Вы не сможете безопасно спуститься по лестнице в вашей длинной юбке. – Его рука крепче сжала запястье Орианы. – Я все еще не могу избавиться от чувства вины после несчастного случая с Недом.

• Предыдущая
• 16/69
• Следующая