Котэрра - Хаецкая Елена Владимировна - Страница 24

— Посмотри, какой хорошенький. Ну просто прелесть, — тетка умиленно улыбнулась и поцеловала котеночка в усатую мордашку. — Ну до чего я их люблю!

— И правда хорошенький, — признался Синякин — он тоже любил маленьких кошек.

— Сто рублей, — сказала тетка и протянула котенка Синякину. — Или так стошку давай, чтобы я их кормить могла.

Синякин, умилившись очарованием котенка, сунул руку в карман и звякнул там мелочью. Он хотел дать тетке с животными ну если не сто рублей, то хотя бы десять или пятнадцать, но ему вдруг стало жалко. Синякин вспомнил о неоплаченной квартире, телефоне и понял, что если всем теткам с животными будет давать деньги, то сам скоро умрет от голода.

— Ну посмотри, какой хорошенький, ты посмотри, какая прелесть, — тетка, видя нерешительность Синякина, начинала заметно сердиться. — А этот, — она поднялась с ящика, выхватила из корзины беленького котенка и, держа в каждой руке по четвероногому, завертела перед Синякиным. — Хорошенькие, правда?!

Собаки тоже поглядывали на Синякина с голодной надеждой.

— Я животных просто так люблю, ни за что, — сказала она и, поцеловав котят по очереди в носы, протянула обоих Синякину, наверное, чтобы он тоже поцеловал.

Не то чтобы Синякин не хотел приласкать животных, но после тетки целовать их почему-то не хотелось.

— Да, хорошие котятки, — сказал Синякин, отшатнувшись. — Ну я пошел.

Он еще раз прозвенел в кармане мелочью, не для того чтобы раздражить тетку, а скорее от смущения. Потом повернулся, собираясь идти к остановке троллейбуса.

— Эй, погоди! — окликнула его тетка. — А котята?!

— Ну что ж, хорошие котята, — сделав уже от нее два шага, через плечо бросил Синякин.

— Ну так бери! — тетка подхватила корзину с котятами и пошла вслед за Синякиным. — Куда пошел-то?! Котят-то бери!

Женщина распалялась все больше. Корзину с котятами она несла на согнутом локте; размахивая мяукающим котенком, она уже нагоняла Синякина. Пять ее собак, окружив хозяйку, стайкой шли вместе с ней.

«Тьфу ты! Чего она привязалась?» — подумал Синякин и прибавил шагу.

— Ах, ты еще и убегаешь, собака такая! — воскликнула за его спиной нагонявшая его тетка, она дышала часто и тяжело. — Ты еще и убегать еще! А животных, значит, не жалко?! Животные, значит, пусть дохнут все!!

Тетка, уже совсем расходившаяся, спешила следом в окружении стаи собак, выкрикивая проклятия Синякину и всем, кто не любит животных. Народ оборачивался на разбушевавшуюся тетку и на Синякина.

Он еще прибавил шагу.

— Ах ты гад! Ты опять убегаешь!! Ах ты живодер проклятый!! Значит, животных не любить?!

Понимая, что Синякин вот-вот оторвется и тогда уж его точно будет не догнать, тетка вдруг размахнулась и швырнула в спину Синякину котенка, которого держала в руке. Котенок, провернувшись в воздухе, с наслаждением вцепился в спину Синякина.

Почувствовав через ткань пиджака резкую боль от острых когтей, Синякин стряхнул со спины котенка.

— Ах ты проклятый!! — истерически визжала тетка, на ходу достала из корзины еще одного котенка и тоже швырнула в Синякина.

Но уже готовый к нападению Синякин увернулся, котенок, вертясь, пролетел мимо и шлепнулся на асфальт. Собаки между тем подняли невообразимый лай и прыгали вокруг Синякина, который с воплем пустился бежать от тетки. Но та не отставала, она с проклятиями бежала за Синякиным и, выхватывая из корзины котят, швыряла ему вслед. Тетка оказалась меткая, котята врезались в спину, в затылок Синякина, повисали на брюках и долго не падали, твари такие, вцепившись в ткань пиджака или брюк, так что, получалось, на нем бывало сразу по три свирепых существа. Причем, если даже бросок был неточен, пролетавший мимо котенок изгибался этак тельцем и норовил зацепить в полете Синякина.

Синякин визжал, вопил, кидался из стороны в сторону от их жалящих коготков, все это сопровождалось радостным лаем гнавшихся за ним собак. Прохожие в ужасе бросались в стороны, женщины взвизгивали, дети хохотали…

Тетка гналась за Синякиным, пока в корзине не кончились котята. Но собаки с лаем еще долго, до самого его дома бежали за Синякиным, хотя и не кусали. А потом еще два часа выли и лаяли под окнами.

Лежа вечером в постели, Синякин думал о том, что, конечно, плохо, что он весь поцарапанный, но все-таки денег он тетке не дал, а для этого нужно иметь силу воли, и, значит, у Синякина сила воли есть.

Рослый сероглазый майор КГБ (впоследствии мы с женой используем его портрет в повести «Когда отступают ангелы») указал мне с улыбкой на стул.

— Присаживайтесь, Евгений Юрьевич, присаживайтесь…

Я присел. В голове кувыркалась бог весть откуда выпавшая цитата: «Когда частный пристав говорит: «Садитесь», — стоять как-то, знаете, неловко…».

Вызова я боялся давно. Шёл восемьдесят четвёртый год, первый сборник фантастических произведений супругов Лукиных был недавно зарублен с таким треском, что щепки летели аж до Питера. Во внутренней рецензии, поступившей в Нижне-Волжское книжное издательство (рецензент — Александр Казанцев), авторы убиенной рукописи величались выкормышами журнала «Америка» и сравнивались почему-то с невозвращенцем Андреем Тарковским. Теперь-то, конечно, лестно, но тогда…

Видный волгоградский деятель культуры, выступая в библиотеке им. Горького, поклялся, например, по гроб жизни бороться с творческим дуэтом Лукиных, посмевших влепить в рассказ «Не верь глазам своим» злобную карикатуру на вождя мирового пролетариата Владимира Ильича Ленина. (Бред какой-то! Там о Ленине вообще ни слова не было!) Другой, ещё более известный деятель, по слухам, уже составлял чёрный список, в котором мы с женой занимали вторую и третью строчку — сразу после президента клуба любителей фантастики Завгороднего. Того самого, о котором на недавнем бюро обкома было сказано так: «…и прикидывающийся выходцем из рабочего класса Борис Завгородний». Куда уж там Шепилову…

Да о чём говорить, если буквально на днях картину Владика Коваля «Фантасты Лукины» распоряжением того же обкома сняли со скандалом в день открытия персональной выставки художника. Короче, второй месяц многострадальное наше семейство с наивным ужасом ожидало ареста, обыска и спешно рассовывало по знакомым самопальную, а то и вовсе забугорную литературу.

То есть чувства, с которыми я опускался на краешек любезно предложенного мне стула, вы представляете…

Тем временем майор приступил к работе. Как и положено, утратив ко мне всякий интерес, он достал из выдвижного ящика некий отпечатанный на машинке текст и углубился в чтение. Уже можно было увязывать узелок — и «по городу с вещами». Неведомое мне произведение располагалось на оборотной стороне листа с символикой «Волгоградской правды». Дело в том, что, работая в наборном цехе, я частенько приворовывал подобные бланки, на изнанке которых мы с женой, собственно, и творили.

«Нарушение типографского режима», — кажется, так это в ту пору называлось. Вроде бы даже статья за подобные проделки была предусмотрена…

Майор неспешно, с удовольствием (как мне почудилось) прочёл всё до конца, один раз даже хмыкнул одобрительно и поднял на меня серые, исполненные понимания глаза.

— Ваша работа? — участливо спросил он, протягивая бумагу через стол.

Я принял её трепетной рукой, взглянул обречённо — и слегка оторопел. Да, работа была моя, но… Во-первых, предложенный вниманию текст не имел никакого отношения к подрывному жанру фантастики, во-вторых, не имел он отношения и к соавторству… Совершенно невинная юмореска, написанная просто так, мимоходом… Хотя что я буду её пересказывать! Проще уж привести целиком.

Говорят, что каждое животное чем-то напоминает своего хозяина. Святые слова! У меня вот за последние два года сменилось шесть котов…