Белая рабыня - Попов Михаил Михайлович - Страница 69
- Предыдущая
- 69/101
- Следующая
Королевский инспектор кивал в ответ на каждую его фразу.
— Но теперь вы не можете не признать, что настал такой момент, когда мне уже невозможно оставаться в прежнем положении. Администратор и родитель борются во мне, и боюсь, что администратор не победит.
Лорд Ленгли понимал, что рано или поздно этот разговор возникнет, и отдавал должное сэру Фаренгейту в том, что он происходит скорее поздно, чем рано. Он готовился к нему, но оказался в трудном положении.
— Как отцу, я не могу вам ничего ни рекомендовать, ни даже просто советовать, — начал лорд Ленгли, но продолжать речь ему было непросто.
Губернатор улыбнулся.
— Но если я попытаюсь вывести в море ямайскую эскадру, вы этому воспротивитесь?
Инспектор только вздохнул.
— Я понимаю, что это, скорей всего, будет означать войну с Испанией и потянет за собой события в самой Англии. Виги получат отличную возможность нанести сокрушительный удар тори. Католики обрушатся на протестантов. Вильгельм Оранский попытается высадиться на островах…
— И поэтому вы не выведете ямайскую эскадру в море, — мягко сказал лорд Ленгли.
Сэр Фаренгейт допил свой херес и негромко позвал:
— Бенджамен.
— Да, милорд.
— На камине в кабинете лежит пакет, запечатанный моей печатью, принесите.
Через несколько секунд пакет был в руках губернатора.
— Никогда не думал раньше, что это произойдет подобным образом. Но, тем не менее…
— Что это, сэр? — с осторожной надеждой спросил мистер Фортескью.
Губернатор протянул пакет лорду Ленгли.
— Это прошение об отставке.
Несмотря на то что оба джентльмена ждали этого — один со смешанным чувством, другой с вожделением, — несмотря на то что они, что называется, были к этому и готовы, слова губернатора произвели эффект разорвавшейся бомбы.
Меньше чем через час сэр Фаренгейт сидел за другим столом и в другом месте. Стол этот вместо хрусталя и серебра был уставлен оловянными тарелками и кружками, а херес в стаканах заменился ромом. Но не это было главным. Главным было то, что отсутствовали высокопоставленные джентльмены, а места справа и слева от бывшего губернатора занимали Хантер, Доусон и Болл. Надо сказать, что друзья сэра Фаренгейта тоже, как лорд Ленгли и мистер Фортескью, давно уже ждали отставки своего друга с поста, связывающего его по рукам и ногам, но и они, как и те двое, открыли рты, когда им было объявлено, что отставка стала фактом.
— Ну и что дальше? — выразил общую недоуменную растерянность Хантер, как всегда в подобных случаях, поглаживая свой шрам.
— Дальше? — усмехнулся сэр Фаренгейт. Он отнюдь не выглядел подавленным. — Теперь у меня есть время и право прогуляться до Санта-Каталаны.
— Ты собираешься путешествовать в одиночестве? — ехидно поинтересовался Болл.
— Есть трое парней, которым я могу попробовать предложить составить мне компанию.
— Только знаешь что — ты сам поговоришь с Ангелиной. Зачем тебе инвалид в походе?
— Как ты знаешь, — скорбным голосом сказал Доусон, — я оказался неплохим проповедником, среди охотников и лесорубов к северу от Порт-Ройяла мое слово кое-что значит. Думаю, сотня — или чуть больше — этих ребят поверят мне, что хорошенько встряхнуть испанцев — это сейчас самое богоугодное дело.
Хантер подвел итог:
— Месяца два назад мне пришло в голову, что «Уэссекс» и «Моммерсетшир» нуждаются в капитальном ремонте. Я поставил их в западный док — тот, что за Апельсиновым холмом. И сегодня созданная мною комиссия, наверное, признает их непригодными к дальнейшему использованию и спишет на дрова.
Бывший губернатор Ямайки поднял свою кружку и чокнулся со своими друзьями. Когда они пили, было слышно, как клокочет ром в глотках и плачет за стеной Ангелина, которая подслушала их разговор от первого до последнего слова.
- Предыдущая
- 69/101
- Следующая