Белая рабыня - Попов Михаил Михайлович - Страница 36
- Предыдущая
- 36/101
- Следующая
— Потому, что это почти наверняка вызовет войну между Англией и Испанией. А Англии, насколько я могу судить по доходящим до меня сведениям из Сент-Джеймса, война эта сейчас была как кость в горле.
— Так что же делать? — тихо спросил проповедник.
Губернатор тяжело вздохнул.
— Я надеюсь только на то, что этот похититель разобрался, кого он похитил, и вот-вот пришлет предложение о выдаче Элен за выкуп.
— Но, насколько я понимаю, денег на этот выкуп ты на своей должности не скопил, — сказал Хантер.
Сэр Фаренгейт лишь горько усмехнулся.
Боцман с новой силой шарахнул кулаком по столу, портвейн давал себя знать.
— Будь она проклята, такая королевская служба, если уважающий себя мужчина должен сдерживаться после нанесенного ему смертельного оскорбления, имея под рукой все средства, чтобы отомстить.
— Твое отношение к королевской службе ничуть не изменилось за эти пятнадцать лет, Бобби, — усмехнулся Хантер, ощупывая шрам на щеке.
— Я был прав тогда и, как видишь, прав и теперь, — съязвил в ответ боцман.
— Да тихо вы! — прервал их пикировку Доусон и, обращаясь к губернатору, спросил: — В самом деле, Натаниэль, стоит ли тот идеал, которому ты служишь, той платы, которую он от тебя требует? Стоит ли твоего терпения политика этих людей в Лондоне? Ведь это они завели в такой тупик наши отношения с Испанией, а не ты. Я спрошу тебя еще жестче: стоит ли сладостное и возвышенное право беспрекословно подчиняться этим взяточникам в кружевных воротниках жизни твоей дочери?
— Я подчиняюсь не им, — с трудом выговорил сэр Фаренгейт, — я подчиняюсь интересам Англии, как я их понимаю. И не надо меня больше спрашивать ни о чем.
— Процветание Англии и для меня, и для них — тоже не пустой звук, — мрачно сказал Доусон, — иначе бы мы пятнадцать лет назад не пошли за тобой. Речь шла лишь о цене.
Наступило тягостное молчание.
Хантер налил себе портвейна, но пить не стал. Сэр Фаренгейт набил свою трубку, но не спешил раскуривать.
Дверь в кабинет отворилась, и вошел лорд Ленгли, так сказать, материализовавшийся представитель высоких английских интересов в Новом Свете. Лорд жил во дворце, и губернатор предложил ему входить в кабинет без доклада и предупреждения. Лорд Ленгли охотно пользовался этим правом, беззаботно попирая глупые провинциальные представления о церемониях. Застав в кабинете губернатора нечто, весьма смахивающее на обыкновенную матросскую гулянку, он растерялся.
Сэр Фаренгейт сказал:
— О, лорд Ленгли, очень рад вас видеть. Не стесняйтесь, подсаживайтесь к нашему столу. Прошу вас познакомиться с моими старинными друзьями. Ну, капитана Хантера вы знаете.
Толстячок лорд кое-как кивнул шрамоносному заместителю сэра Фаренгейта по ямайскому флоту.
— А это Стенли Доусон, в далеком прошлом штурман, в недалеком — церковный сторож, а ныне лучший бродячий проповедник в окрестностях Порт-Ройяла.
Лорду Ленгли поклониться в ответ на приветствие этого экзотического существа было непросто, но он заставил себя это сделать.
— Остался еще Бобби Болл, содержатель самого опасного, самого шумного и самого популярного трактира в городе под названием «Золотой якорь».
Тут уж представитель правительства его величества позволил себе глупость, в том смысле, что без всяких объяснений развернулся и покинул кабинет, в который попал без всякого предупреждения. Сэр Фаренгейт крикнул ему вслед:
— Но что самое интересное, все они были пиратами так же, как и губернатор Ямайки.
— Он тебя не услышал, — сказал Хантер, протягивая руку к своему стакану с портвейном.
— А мне кажется, он обиделся, — заметил Стенли Доусон, — или по крайней мере удивился.
— Вот видите… — Сэр Фаренгейт раскурил трубку. — Это единственное, что я могу, — пугать своими выходками правительственных чиновников…
Дон Диего был человеком без чести, совести и, следовательно, иллюзий. В том числе и по отношению к себе. Он знал, что его ничем нельзя удивить, разжалобить, обмануть и напугать. Он знал, что заставить его изменить свои планы могут лишь две вещи — запах больших денег и появление англичан в стороне от выбранного курса. «Так в чем же дело сейчас, — спрашивал он себя, — почему я так странно веду себя последние недели?» А поскольку никакого простого объяснения он этим своим вопросам не находил, то пребывал в чрезвычайно раздраженном состоянии.
Сегодня к нему в его дом с башенкой явились капитаны «Мурены» и «Бадахоса», двух наконец-то отремонтированных шлюпов. Они заявили:
— Наши команды волнуются, мы уже на десять дней задержали выход в море. Что нам сказать им?
— Не знаю! — рявкнул дон Диего.
— Это не ответ, — сказали они, — нам скоро нечем будет кормить наших людей.
— Я не держу вас, можете проваливать на все четыре стороны, мерзавцы.
Они поклонились и, сказав, что воспользуются советом командира, ушли.
Дон Диего знал, что без его «Медузы» эти шлюпы много не навоюют и вернутся в эскадру по первому же зову. Он уже не раз говорил своим людям, что его держит на берегу одно сложное дело, которое может оказаться очень и очень прибыльным. Но он чувствовал, что подчиненные начинают не доверять ему, вернее, начинают догадываться о причинах его столь ненормальной усидчивости.
Вся Мохнатая Глотка была полна пересудами о белокурой девчонке, которую бородатый разбойник держал у себя под замком вместе со служанкой. Речь, конечно, могла идти только о выкупе — так казалось всем вначале, но в последнее время стали как-то туманно упоминать о том, что старый испанец тоже мужчина и что девчонка способна соблазнить самого черта.
Так или иначе, «Мурена» и «Бадахос» снялись с якоря. Поскольку они в ночном нападении на Бриджфорд не участвовали, то и не могли рассчитывать на свою долю от выкупа. Но через несколько дней после их ухода начала выказывать признаки неудовольствия и команда «Медузы». Испанцы уже успели спустить большую часть того, что им удалось награбить в последнем походе, и теперь свои планы обогащения связывали с Элен. По их представлениям, за дочку губернатора английской колонии можно было потребовать приличную сумму. Почему же их капитан так медлит? А то, что он именно медлит, всем было отлично известно, ибо никакие нейтральные суда не заходили в Мохнатую Глотку и не покидали ее. А ведь только морем и только с капитаном нейтрального корабля можно было бы отправить соответствующее предложение сэру Фаренгейту.
- Предыдущая
- 36/101
- Следующая
