Белая рабыня - Попов Михаил Михайлович - Страница 14
- Предыдущая
- 14/101
- Следующая
— Мистер Хантер!
Старый, еще пиратских времен, друг губернатора, одновременно капитан флагманского корабля Ямайской эскадры. Он так же, как и сам губернатор, балов и приемов не любил, но по своему положению бывать на них был обязан. Сэр Фаренгейт лично всякий раз просил его об этом из желания увидеть в разодетой толпе хотя бы одно приятное ему лицо. Между тем физиономия капитана Хантера была украшена двумя страшными шрамами — от испанской алебарды и французской пули. Никто другой из старых друзей губернатора не мог быть приглашен в овальную гостиную дворца без того, чтобы не шокировать здешнюю публику, убежденную, что она является настоящим высшим светом. Да, впрочем, ни боцман, ни штурман и не рвались познакомиться с Фортескью или Стернсами.
— Мисс Лавиния Биверсток!
Все невольно, обернулись. Дамы для того, чтобы посмотреть, как она оделась на этот раз — мисс Биверсток всегда являлась в новом наряде. Мужчины для того, чтобы полюбоваться еще одной красивой женщиной. До этого все взоры были, конечно, обращены на дочь хозяина, Элен Фаренгейт.
Недавно прибывший из Лондона с инспекционной миссией лорд Ленгли, сорокалетний толстячок с отечным лицом, с которым вежливо беседовал в этот момент губернатор, даже приятно растерялся: на кого же теперь смотреть? Кто же, черт возьми, из них двоих красивее?! Это сомнение высокого гостя могли разделить все мужчины, находящиеся в гостиной. Более того — все мужчины Порт-Ройяла.
Нежная дружба между двумя этими красавицами давно уже всем досужим мыслителям представлялась странной, если не противоестественной. Рано или поздно должен был появиться мужчина, из-за которого Элен и Лавиния столкнутся. Но кто это будет и когда, наконец, это произойдет?!
— Дон Мануэль де Амонтильядо и Вильякампа.
Кастильский кабальеро был замечательно хорош. Он выглядел еще интереснее, чем в момент знакомства с губернатором на пристани. Природная смуглость и мужественность облика в сочетании с благородной утонченностью манер, родовитейшим именем и подразумевавшимся за всем этим громадным богатством рождали впечатляющий эффект. В родовитости с ним мог соперничать только лорд Ленгли, а мужской статью — лишь Энтони Фаренгейт. Но экзотичность и новизна впечатления, которые ему сопутствовали, несомненно, на этот вечер отдавали пальму первенства испанскому гостю.
Неужели сегодня не дрогнет сердце хотя бы одной ямайской звезды?
Его высокопревосходительству губернатору пришлось уделить несколько минут дону Мануэлю. Они обменялись мнениями о погоде в здешних морях, что в разговоре моряков не выглядит формальностью. В данном случае этот разговор был наполнен дополнительным смыслом, ибо именно каприз погоды сделал, в конце концов, возможным визит испанского корабля в английскую гавань.
Лорд Ленгли на чрезмерное гостеприимство сэра Фаренгейта смотрел неодобрительно. Учитывая родовитость испанца и его ранг, разговор с ним высокопоставленного британского чиновника, каким являлся губернатор, вполне мог быть расценен как политическая неосторожность. Сам лорд Ленгли не пожелал быть представленным дону Мануэлю; стоя в сторонке, он любовался беседой двух красавиц и думал, что он напишет в своем отчете о беседе сэра Фаренгейта с его неожиданным гостем.
Дон Мануэль, видимо, почувствовав какую-то напряженность в поведении хозяина, предпочел побыстрее закончить «официальную часть». Он попросил представить его дамам — он знал, что в любом обществе возле них он будет на своем месте. При этом испанец слегка лукавил; он мечтал быть представленным не дамам вообще, а лишь вон той, белокурой и голубоглазой, но опасался, уместно ли так сразу обнаруживать свои намерения. В своих достоинствах он был уверен, он был лишь неосведомлен о правилах ямайского этикета. Не будет ли придворная изысканность сочтена здесь чем-то весьма смахивающим на обыкновенную наглость? Как человек умный, дон Мануэль учитывал и такую возможность.
Сестры Фортескью, разумеется, покраснели при приближении смуглого франта. Разговорить их ему не удалось, несмотря на его безупречный английский, о чем он, отходя, не слишком сожалел. С миссис Стерне он поговорил о цветах. Цветы и цветники были ее страстью, и дон Мануэль сделал вид, что после их разговора они сделались и его страстью тоже. Супруга верховного судьи, худая старая карга, закашлялась в ответ на почтительнейшее приветствие, но даже ей досталась пусть и мимолетная, но вполне милая улыбка.
Лавиния наблюдала за перемещениями испанского гостя из глубины овальной гостиной и очень скоро поняла, кто является скрытой целью этого сложного маневра. И как только она поняла, в чем тут дело, она стала страстной союзницей дона Мануэля. То, что испанца сопровождает Энтони Фаренгейт, показалось забавным, хотя внешне выглядело просто естественным.
— Познакомьтесь, сэр, это моя сестра Элен.
Как уже неоднократно сообщалось выше, дон Мануэль был мастером великосветского обхождения, он только что, прогуливаясь по этой гостиной, выиграл походя несколько куртуазных дуэлей, не применяя и малой части известных ему приемов, и теперь собирался остаток вечера провести, приятно флиртуя с этой очаровательной англичанкой. Судя по его наблюдениям, за нею никто из присутствующих даже не пытался ухаживать. Странные люди!
— Спасибо вам, дон Мануэль, если бы не вы, Бог весть что стало бы с моим братом!
Она сказала всем известную вещь, но сказала так просто и искренне, что испанцу стало очень приятно.
— Судьба слишком великодушна ко мне, в обмен на то, что я сделал, а сделал бы это, не задумываясь, любой уважающий себя дворянин, я получил столь восхитительную награду.
— Что вы имеете в виду?
— Конечно, знакомство с вами.
Элен вежливо улыбнулась, и от этой улыбки кастильскому кабальеро стало немного неуютно. Элен показала, что понимает — ей делают комплимент, выразила улыбкою благодарность за это, но только и всего.
«Сейчас, сейчас, — успокаивал себя дон Мануэль, — она начнет со мной кокетничать, и все встанет на свои места. Куда это она смотрит?»
Элен смотрела в другой конец овальной гостиной, где Лавиния беседовала с Энтони. Лейтенанту совсем не хотелось покидать общество сестры, но юная плантаторша попросила его объяснить смысл аллегорических изображений на гобелене в углу залы. Энтони указанный гобелен рассматривал невнимательно, он нисколько его не интересовал ни сейчас, ни вообще, и лишь чувство хозяина, обязанного служить гостю и особенно гостье, заставляло его поддерживать беседу.
- Предыдущая
- 14/101
- Следующая
