Падение великого фетишизма. Вера и наука - Богданов Александр Александрович - Страница 25

В результате — рабочий класс, как целое, представляется единым гигантским водоворотом человеческого материала, где отдельные предприятия являются лишь пунктами относительной устойчивости, лишь комбинациями подвижного равновесия, более или менее сохраняющими свою видимую форму, несмотря на постоянно меняющийся внутренний состав. И текучее единство рабочего рынка, национального, а затем международного, заключает, связывает в себе многомиллионные массы пролетариата всех капиталистических стран мира.

В то же время, объективная общность экономических интересов сплачивает пролетариат, сначала отдельных профессий и местностей, затем целых наций, и наконец всего света в классовой борьбе за эти интересы; — и здесь созидание нового коллектива завершается и закрепляется, он воплощается в живые, для всех очевидные и осязательные формы — классовых организаций. Этот исторический процесс величайшей важности в достаточной мере описан, исследован и освещен марксистской литературой, достаточно знаком нашим читателям из самой жизни, так что мне нет необходимости специально говорить о нем теперь. Отмечу только один пункт, имевший особенное значение для целостности нашего представления о пролетарском коллективе.

Как известно, пролетарское движение организовалось до сих пор по двум главным линям — по линии профессиональной, и политической классовой борьбы.[32] Враги классового развития рабочих масс, а также, под их влиянием, и менее сознательные, менее развитые элементы самого пролетариата стремятся резко разграничивать и разъединять эти две формы организации; таким путем, конечно, замедляется создание единого классового коллектива. Но силы жизни, потребности борьбы на наших глазах быстро преодолевают эту анти-коллективистическую тенденцию. Великие классовые организации пролетариата сознательно направляют свои усилия к слиянию обеих линий, к интегральному объединению обеих форм.

И когда международный Штутгартский конгресс 1907 года своим решением относительно связи профессионального и политического движения определенно выразил и решительно поставил перед пролетариатом всего мира задачу добиваться практического единства классовой пролетарской борьбы и организации, — это было, несомненно, принципиальной победой общепролетарского коллективизма над остатками враждебных или чуждых ему тенденций в рабочем движении.

Распадение коллектива первобытного повело к развитию фетишизма в идеологии; возникновение коллектива новейшего ведет к падению фетишизма в идеологии. Нам остается теперь проследить, какими способами совершается это коренное преобразование понятий и норм.

Фетишизм авторитарный рождается из власти-подчинения. Казалось бы, в жизни пролетария эти отношения играют такую большую роль, что ему едва ли возможно уйти из-под их влияния. Над ним имеется столько «власти», и ему приходится переносить столько «подчинения» в своей трудовой жизни! И на самом деле, освобождение достигается далеко не сразу. Оно идет шаг за шагом по мере того как авторитарная связь начинает в его жизни занимать все меньше места по сравнению с иной, высшей, а именно товарищеской формой связи; и оно завершается тогда, когда он сознательно вступает в борьбу против авторитарных отношений, когда он стремится к планомерному их устранению из своей социальной среды.

Товарищеская связь, которая составляет специфическую форму пролетарского коллектива, заключает в себе нечто общее с авторитарной. Это общее — организованность.

Товарищеским способом выполнять какое-нибудь дело, это значит, обсудивши его сообща, принять решение, которое также сообща затем и реализовать. В процессе обсуждения и решения вырабатывается коллективная товарищеская воля, и затем индивидуальные действия каждого из товарищей сообразуются с нею, — определяются ею так же непосредственно и точно, как в авторитарном сотрудничестве действия исполнителя определяются волей организатора Обе функции — организаторская и исполнительская — здесь налицо, как необходимые моменты трудовой деятельности; но они не разделены между личностями организатора и исполнителей, а слиты воедино в коллективе. Каждый из товарищей частично осуществляет роль организатора, поскольку участвует в обсуждении и решении дела, в выработке общей воли, — и роль исполнителя, поскольку затем действует сообразно с нею. Вей элементы низшего типа организации здесь имеются и в высшем, — но в нем, кроме того, устранен основной недостаток низшего типа — дробление человека, которым подрывается органическое единство коллектива.

Мы видели, как машинная техника неразрывно соединяет в пролетарском труде свойства обоих типов, организаторского и исполнительского, восстановляя в то же время коренную однородность труда различных специальностей. Все это, вместе с глубокой общностью экономического положения рабочих среди других классов, обусловливает развитие и преобладание товарищеских отношений между пролетариями. Всякое общее дело в рабочей среде, от повседневных практических мелочей их работы в мастерской, до самых крупных и важных актов их массовой социальной борьбы, политической и профессиональной, естественным образом складывается в формы товарищеского сотрудничества. А на их основе вырабатываются новые — коллективистические формы мышления, которые постепенно вытесняют собой старые. И мы уже настолько знаем законы идеологического развития, чтобы в данном случае заранее предвидеть возможность полного вытеснения авторитарного фетишизма.

В самом деле, исходной точкой всякой авторитарной идеологии является привычное противопоставление активно-организаторского и пассивно-исполнительского начала, как двух совершенно отдельных, качественно различных элементов. Именно эта коренная отдельность и принципиальное различие обоих элементов составляет душу всевозможных авторитарных категорий, как «высшее — низшее», «таинственное — обыденное», «духовное — телесное», «божественное — мирское», «власть — подчинение», и т. под. Даже «причина» и «следствие» на этой ступени развития причинности находятся в таком же соотношении между собою: «причина», именно поскольку она есть активное начало, которым следствие «вызывается», т, е. пассивно вынуждается, — качественно неоднородна со своим «следствием», по существу «выше» его. Чтобы такое соотношение устойчиво сохранялось в мышлении, оно должно прежде всего прочно удерживаться в практике. Так оно и было в эпоху авторитарных форм; да и последующая эпоха анархически-организованного производства не заключала в себе условий, способных принципиально подорвать авторитарную связь, подорвать ее внутреннюю устойчивость там, где она объективно продолжала сохраняться. Но такие условия существуют в товарищеской форме сотрудничества.

Тут принципиальное различие и отдельность двух сторон авторитарной схемы разрушаются реально, в самой жизни. Активно-организаторская и пассивно-исполнительская функция тут не разъединены, не распределены между отдельными личностями, а связаны между собой, обе совместно принадлежат одному и тому же товарищескому коллективу, и в опыте каждого члена этого коллектива постоянно меняются своими местами. В товарищеском кружке, в коммуне, в союзной, демократически устроенной организации каждый сознает себя одновременно участником и «власти», и «подчинения».

Если сейчас он только исполняет общее решение, то перед этим он сам же участвовал в его выработке и принятии; если в деле, меньше ему знакомом, другой, более сведущий товарищ дает ему практические указания, которым он с полным доверием следует, то в другом деле, где больше опыта имеется у него самого, роли переместятся, он будет руководить, а другой слушаться его советов. «Власть» и «подчинение» здесь только два момента совместной человеческой активности, неразрывно сплетающиеся, равно необходимые; и ни один из них не представляется по существу высшим или низшим; даже самые эти термины теряют свой авторитарный смысл, когда субъект их фактически один и тот же. То, что раньше, в авторитарной фазе мышления, принималось им как неизменная противоположность двух соотносительных начал, «высшего» и «низшего», то теперь превращается для него в однородность и непрерывность. Из дуалистической, тенденция его мысли делается монистической.