Ловушка для простаков - Азимов Айзек - Страница 16

• Предыдущая
• 16/18
• Следующая

Во второй раз он очнулся не так болезненно. Он лежал в кровати, над ним склонились два расплывшихся лица. Перед глазами у него проплыло что-то длинное и тонкое, и сквозь шум в голове он услышал:

– Теперь он придет в себя, Саймон.

Шеффилд закрыл глаза. Каким-то образом он знал, что его голова обмотана бинтами.

С минуту он полежал спокойно, глубоко дыша. Снова открыв глаза, он яснее увидел лица. Одно из них принадлежало Нови – его серьезно нахмуренный лоб разгладился, когда Шеффилд сказал:

– Привет, Нови.

Второе лицо – злое, со сжатыми губами, но с едва заметным довольным выражением глаз, – было Саймона.

– Где мы? – спросил Шеффилд.

– В космосе, доктор Шеффилд, – ледяным тоном ответил Саймон. – Вот уже два дня.

– Два дня? – Шеффилд широко открыл глаза.

– У вас было серьезное сотрясение мозга, Шеффилд, – вмешался Нови, – чуть не треснул череп. Спокойнее.

– Что случи… Где Марк? Где Марк?!

– Спокойнее. Спокойнее.

Нови положил руки на плечи Шеффилда и заставил его снова лечь.

– Ваш мальчишка в карцере, – сказал Саймон. – Если вы хотите знать, почему, то он намеренно подстрекал к бунту на корабле, из-за чего жизнь пяти человек была подвергнута опасности. Мы чуть не остались во временном лагере, потому что команда хотела лететь немедленно. Капитан еле уговорил их захватить нас.

Теперь Шеффилд начал смутно припоминать. Перед ним, как в тумане, возникли фигуры Марка и человека с битой. Марк говорил:

«…тысяча людей, и все погибли…»

Сделав огромное усилие, психолог приподнялся на локте.

– Послушайте, Саймон, я не знаю, почему Марк это сделал, но дайте мне с ним поговорить. Я все узнаю.

– В этом нет необходимости, – ответил Саймон. – Все выяснится на суде.

Шеффилд попытался оттолкнуть руку Нови, удерживавшую его в постели.

– Но зачем такая официальность? Зачем впутывать Бюро? Мы можем и сами разобраться.

– Именно это мы и собираемся сделать. По космическому законодательству, капитан уполномочен лично разбирать дела о преступлениях, совершенных в космосе.

– Капитан? Устроить суд здесь? На корабле? Саймон, вы не должны этого допустить. Это будет убийство.

– Ничуть. Это будет справедливое и уместное судебное разбирательство. Я совершенно согласен с капитаном. В интересах дисциплины суд необходим.

– Послушайте, Саймон, не надо, – вмешался обеспокоенный Нови. – Он не в таком состоянии, чтобы все это переживать.

– Очень жаль, – сказал Саймон.

– Но вы не понимаете, – настаивал Шеффилд, – за мальчика отвечаю я.

– Наоборот, я это понимаю, – ответил Саймон. – Вот почему мы ждали, пока вы придете в себя. Вас тоже будут судить вместе с ним.

– Что?

– Вы отвечаете за все его действия. Кроме того, вы были вместе с ним, когда он угнал ракету. В тот момент, когда он призывал команду взбунтоваться, вас видели у люка ракеты.

– Но он раскроил мне череп, чтобы угнать ракету. Неужели вы не видите, что это серьезное умственное расстройство? Он не несет ответственности.

– Это решит капитан, Шеффилд. Останьтесь с ним, Нови.

Он повернулся, чтобы уйти.

Шеффилд собрал все силы и крикнул:

– Саймон! Вы хотите отплатить мне за тот урок психологии, который я вам дал. Вы – ограниченный, мелочный…

Задыхаясь, он упал на подушку. Саймон, который был уже в дверях, обернулся и произнес:

– И между прочим, Шеффилд, подстрекательство к бунту на борту корабля карается смертью!

«Ничего себе суд!» – мрачно подумал Шеффилд. Никто не придерживался законной процедуры; впрочем, психолог был уверен, что никто ее и не знает, и меньше всего – капитан.

Все сидели в большой кают-компании, где во время обычных рейсов команда собиралась смотреть субэфирные передачи. На этот раз никто из членов экипажа сюда допущен не был, хотя научный персонал присутствовал а полном составе.

Капитан Фолленби сидел за столом как раз под субэфирным приемником. Шеффилд и Марк Аннунчио сидели отдельно левее, лицом к нему.

Капитан явно чувствовал себя не в своей тарелке. Он то обменивался со «свидетелями» непринужденными репликами, то сверхофициально требовал прекратить шепот среди зрителей.

Шеффилд и Марк, увидевшиеся впервые после полета на ракете, обменялись торжественным рукопожатием. (Инициатива принадлежала Шеффилду: Марк, увидев заклеенное крест-накрест полосками пластыря выбритое место на голове Шеффилда, сначала не решился к нему подойти.)

– Простите меня, доктор Шеффилд. Простите.

– Ничего, Марк. Как с тобой обращались?

– По-моему, хорошо.

– Обвиняемые, не разговаривать! – раздался окрик капитана.

Шеффилд спокойно возразил:

– Послушайте, капитан, у нас не было адвокатов, и мы не успели подготовиться к ведению дела.

– Никаких адвокатов не нужно, – сказал капитан. – Это не суд присяжных на Земле. Это капитанское расследование. Совсем другое дело. Важны только факты, а не юридическая болтовня. Процесс может быть пересмотрен на Земле.

– Но нас к этому времени может не быть в живых, – горячо возразил Шеффилд.

– Начинаем! – объявил капитан, грохнув по столу алюминиевой скобой в виде буквы «Т».

Саймон сидел в первом ряду и слегка улыбался. Шеффилд с большим беспокойством следил за ним. Эта улыбка оставалась неизменной все время, пока вызывались свидетели, которые должны были показать, что команда ни в коем случае не должна была знать о цели экспедиции и что Марк с Шеффилдом присутствовали, когда им это говорилось. Миколог экспедиции рассказал о своем разговоре с Шеффилдом, из которого явствовало, что Шеффилд хорошо знал об этом запрете.

Было установлено, что Марк проболел большую часть полета к Малышке и что после посадки на нее он хотя и поправился, но вел себя странно.

– Как вы все это объясните? – спросил капитан.

Оттуда, где сидели зрители, вдруг раздался спокойный голос Саймона:

– Он перетрусил. Он был готов на все, лишь бы смыться с этой планеты.

Шеффилд вскочил.

– Его замечания не относятся к делу. Он не свидетель.

– Сядьте! – сказал капитан, ударив скобой по столу. Суд продолжался. Был вызван один из членов экипажа, показавший, что Марк сообщил им о первой экспедиции и что при этом присутствовал Шеффилд.

– Я требую перекрестного допроса, – вскричал Шеффилд.

– Ваша очередь потом, – сказал капитан, и космонавта выпроводили.

Шеффилд внимательно вглядывался в зрителей. Было очевидно, что не все симпатии на стороне капитана. Шеффилд был все-таки психолог, и даже при таких обстоятельствах ему пришла в голову мысль, что многие из них, вероятно, в душе рады убраться с Малышки и благодарны Марку за то, что он это ускорил. Кроме того, им, очевидно, была не по вкусу эта поспешная судебная инсценировка. Вернадский сидел, нахмурившись, а Нови поглядывал на Саймона с явным неодобрением.

Шеффилда беспокоил Саймон. Психолог чувствовал, что не кто иной, как он, уговорил капитана устроить суд, и что он может настаивать на высшей мере наказания. Шеффилд горько пожалел, что задел патологическое тщеславие этого человека.

Но больше всего Шеффилда озадачивало поведение Марка. Он не проявлял никакого беспокойства, не видно было и следов космической болезни. Марк слушал внимательно, но происходящее, казалось, не очень волновало его, как будто он знал что-то такое, по сравнению с чем все остальное ничего не значило.

Капитан стукнул по столу и сказал:

– Кажется, все. Факты установлены. Бесспорно. Можно кончать.

Шеффилд опять вскочил с места.

– Погодите. А наша очередь?

– Молчите! – приказал капитан.

– Нет, это вы молчите! – Шеффилд обратился к зрителям. – Послушайте, нам не дали возможности оправдаться. Нам даже не разрешили допросить свидетелей. Разве это справедливо?

Поднялся гомон, который не могли перекрыть даже удары молотка.

– Чего там оправдываться? – холодно произнес Саймон.

• Предыдущая
• 16/18
• Следующая