Черный принц - Демина Карина - Страница 18

• Предыдущая
• 18/143
• Следующая

— Чтобы сладким заесть можно было.

Опьянения Кэри не ощущала, только странную холодную злость.

И еще обиду.

— Мама говорит, что она себя погубила…

— Мама? — Голова стала легкой-легкой.

— Лэрдис. Отправилась в полет одна… без мужа… без компаньонки… там ведь только мужчины.

— И Брокк, — почему-то Кэри сказала это вслух.

Но Грай, кажется, не услышала.

— Ее теперь ни в одном приличном доме не примут… а хочешь, я тебе яду дам?

— Зачем?

— У меня есть. — Грай вытряхнула содержимое ридикюля на стол и подцепила темный фиал. — Вот… хороший, я сама делала…

— Яд?

— Бабушка научила… я вообще-то больше люблю духи составлять, хочешь, сделаю тебе? На розовом масле… и еще иланг-иланг. Каплю мускуса, даже полкапли… и пачули. Нет, розовое масло не пойдет, слишком сладкое…

— Яд зачем? — Кэри катала меж пальцев фиал, тонкое хрупкое стекло.

— Отравишь ее. — Грай тоже потянулась за пирожным. — Или его… лучше ее, если мужа любишь. Его тебе будет жалко травить.

Определенно в ее словах имелся резон.

Нет, не будет Кэри никого травить, но это же подарок… а от подарков отказываться неприлично.

Грай же, облизав пальцы, сказала:

— Я убегу.

— Куда?

— Не знаю… куда-нибудь убегу.

— Зачем?

— Как зачем? Чтобы он за мной погнался…

— Ты про…

— Тэри, — со вздохом произнесла Грай, отправляя в рот следующее пирожное. Коньяк странно на нее подействовал, она совершенно забыла о манерах и теперь говорила с набитым ртом. — Он за мной погонится и догонит. Спасет. А затем скомпр… пром… он обязан будет на мне жениться. Вот.

— Он и так собирается на тебе жениться.

На словах остался коньячный привкус, и сами они, как и Кэри, сделались легкими, воздушными. А фиал она в рукав спрятала. Потом придумает, что с ним делать.

— Да, — Грай мотнула головой, — но с побегом романтичней. Согласись.

Кэри подумала и согласилась, что определенно с побегом романтичней. Наверное, она все-таки опьянела, иначе почему идея Грай выглядит настолько гениальной? Почему сама Кэри до нее не додумалась?

— Тогда я тоже сбегу, и… мы вдвоем сбежим. Вместе.

Грай задумалась и нахмурилась, отчего на лбу ее появилась вертикальная складка.

— Нет, — наконец сказала она. — Вместе нельзя. Что ты будешь делать, когда Тэри нас догонит? Сбегать надо или одной, или с любовником. У тебя есть любовник?

— Нету, — вынуждена была признать Кэри.

И снова едва не расплакалась.

Надо было завести. А лучше двух… или трех… нет, на трех у нее бы времени свободного не хватило, да и запуталась бы она, вот два любовника — совсем другое дело. Один приходит по четным дням, другой — по нечетным. Кэри озвучила мысль, и Грай немедленно признала, что та диво до чего разумна.

— Главное, — она сама потянулась к бутылке, — календарь хороший купить. А то я вечно забываю, какое сегодня число…

И это тоже была хорошая идея.

Календарь у Кэри имелся, дело осталось за малым — найти любовников. Кэри плохо представляла себе, где именно они водятся… почему-то вдруг вспомнилось заведение мадам Лекшиц, и воспоминание это вызвало приступ дурноты.

Или дурнота от коньяка?

Кэри хотела встать, но обнаружила, что пол опасно шатается.

— У меня голова кружится, — пожаловалась Грай, сжимая виски ладонями. — И бухает что-то… знаешь, но, по-моему, коньяк и вправду помогает от расстроенных нервов. Мне вот уже не хочется плакать. А тебе?

— Не знаю, — призналась Кэри, все-таки поднявшись. Она стояла, вцепившись в спинку диванчика, снедаемая желанием немедленно сделать что-то если не великое — на это, Кэри подозревала, ее сил не хватит, — то хотя бы значимое. Но слезы и вправду закончились. И даже вид желтоватых клочков бумаги, которые прицепились и к обивке диванчика, и к ковру, и к льняным юбкам Кэри, не вызывал раздражения.

Лэрдис…

— И все-таки мужчины странные. — Грай попыталась встать, но рухнула в кресло.

— Странные…

Глупые.

И жестокие…

…но в жестокости обвинять несправедливо. Брокк ведь с самого начала предупредил, что Кэри… друзьями… что ж, пусть друзьями, но… если Брокк думает, что Кэри останется в Долине… что она, подобно прочим женщинам, притворится, будто бы ее вовсе не трогают досужие сплетни… что о похождениях дорогого супруга она знать не знает…

Диванчик покачнулся, а шум в голове усилился, и мысль, очень-очень важная, почти гениальная мысль, исчезла, вызвав новый приступ дурноты.

— Наверное, мне пора, да? — Грай расплывалась, превращаясь в багряно-золотое пятно… — А то мама ругать станет… она и так ругать станет… знаешь почему?

— Нет.

Голос Грай доносился издалека. Каким-то он очень громким был, въедливым, и от этого голоса голова Кэри начинала гудеть. А может, и сама по себе…

Не следовало пить…

…но ради нервов…

— И я не знаю. — Грай протянула руку. — Она все время ругает… и без причины.

…Грай ушла.

И Кэри добралась до спальни и, кажется, сумела высвободиться из платья, которое раздражало самим своим видом. Морская тема… полоска белая, полоска синяя… от полосок в глазах рябило, и рябь вызывала головокружение. Стоило закрыть глаза, как кровать под Кэри расползалась, покачивалась, словно и не кровать вовсе, но гондола «Янтарной леди»…

…Лэрдис пришла в желтом.

…совпадение?

…всегда любила и… если так, то что станет с Кэри?

Нельзя плакать, пусть бы в комнате никого нет… раз-два-три-четыре-пять…

…Сверр говорил, что любит… и любил, пусть его любовь была извращенной, но настоящей… а Брокк не говорил… и не скажет никогда. У него Лэрдис имеется. И ему все равно, что станет с ее репутацией… и ей все равно. Всем все равно, и никому-то нет дела до Кэри… она останется одна.

Она уже привыкла одна…

…и мраморная роза в вазе из белого стекла — слабое утешение. Каменный цветок не оживет, а механическое сердце на самом деле — всего-навсего часы.

Глупая, глупая Кэри.

Она все-таки забылась тяжелым, беспокойным сном, в котором то пряталась, то искала, но и то и другое было лишено смысла. В конце концов Кэри заблудилась в лабиринте старого сада. И шут в ярком свежевыкрашенном колпаке строил ей рожицы.

Он выплясывал на постаменте, а потом сказал голосом Сверра:

— Никто не будет любить тебя так, как любил я.

Кэри очнулась до рассвета. Болела голова. И горло тоже. И зеркало показало лицо ее, опухшее от слез, с покрасневшими глазами, с носом, который странно блестел, и пятнами лихорадочного румянца на щеках.

Хотелось пить.

И лечь в постель, забраться под одеяло с головой, притворившись, что ее нет, ни в доме, ни вообще… и лежать, жалея себя.

…выпить яд, чтобы умереть по-настоящему.

…дать свободу.

…им ведь нужна будет свобода, но чтобы умереть, придется подняться и найти фиал, если он, конечно, не примерещился.

Глупые мысли.

Кэри стянула мокрую рубашку и отерла лицо.

Жалостью она не спасется. И смерть не выход. Следует взять себя в руки. Умыться. Одеться. Расчесать волосы, которые за ночь успели сбиться колтунами. И Кэри, сидя перед зеркалом, мстительно драла их расческой. Эта боль была мимолетна и отвлекала, ненадолго, но…

Кэри выбрала простое дорожное платье из шерстяного батиста.[5]

— Леди, вы… — Горничная, до того момента благоразумно державшаяся в стороне, подала голос.

— Уезжаю. — Кэри открыла банку с пудрой, купленную скорее из любопытства, нежели по необходимости. Коснулась пуховкой щек, скрывая предательскую красноту, и чихнула. Пудра пахла ландышами, как-то едко, назойливо. — Проследите, чтобы мои вещи упаковали…

— Но…

Странноватая получилась у Кэри улыбка, безумная, как у Сверра…

…Сверр бы понял ее.

— Упаковали, — жестче повторила она, закрывая коробку. — И переслали в город…

Как бы там ни было, но Кэри не собирается играть ту роль, которую для нее отвели.

• Предыдущая
• 18/143
• Следующая