Взрыв - Полянский Анатолий - Страница 12

• Предыдущая
• 12/33
• Следующая

Ночи в неволе длинные, беспросветные. Особенно когда не спится. Вертишься на вонючем ложе колесом, а в башку дурная мешанина лезет. И скачут мысли, как камбала, выброшенная из сети на палубу.

Какой иезуит этот Жаба. И надо ж такое придумать – бросить тень на самого что ни на есть железного Танкиста. А как верно предвидел! Братва дружно клюнула на приманку. Отвернулись от своего, заодно друг на друга смотрят теперь с утроенным подозрением.

Ох, не хотелось бы Антону оказаться в шкуре Танкиста. Тому отныне хоть лоб разбить, хоть в петлю – никому ничего не докажешь. Даже жаль мужика… А сон проклятый не идет, хоть глаз выколи.

За всю жизнь, за двадцать пять прожитых лет, Загоруйкин столько не думал, как за последние ночи. Думы в голове, как сельди в трюме, ворочаются тесно, тяжело, бессмысленно.

Он всегда жил легко, беззаботно, не перенапрягая свой «чердак». День миновал – и лады. Была, правда, одна, но пламенная страсть. Было это в восьмом классе… Школа до смерти обрыдла. Ремеслуха не привлекала – учебой был сыт по горло. Но не сидеть же вечно на материном горбу? Во-первых, скучно. Во-вторых, от ее заработков много ли башлей оторвешь?.. А тут прошел слушок, будто траловый флот вскоре в Атлантику переведут по причине истощения Черного моря. Чудеса, вычерпали безбрежную посудину, словно старую калошу.

Подумалось Антону: если наняться в подручные, можно поплавать по морям-океанам, глядишь, и в Рио-де-Жанейро завернешь невзначай. В загранке, рассказывали в порту, ребята большие деньги гребут…

Выглядел Загоруйкин взрослым парнем. Росточком бог не обидел, а в документы кто заглядывает, когда рабочих рук нехватка. И попал он матросом на морозильный траулер. Только надули жестоко: в Атлантику не пустили. Вкалывать пришлось не дай тебе Бог. Простоишь денек на барабане, не то что в ресторан, до койки бы добраться. Молодчага, что вовремя сориентировался. На судне заболел неожиданно кок, и Антон попросился на кухню. От матери, столовской поварихи, борщ да кашу готовить выучился.

Поначалу, конечно, и на камбузе доставалось. Но общепитовские котлеты лепить – не палубу драить. Пообвык, притерпелся – дело пошло, а мечта повидать белый свет отодвинулась в туманную даль. Оттого и с траулера ушел, хотя зарабатывать стал прилично. Решил в торговый флот податься, но и тут не повезло – не сумел вовремя кому надо в лапу сунуть. Пришлось два года на каботажных посудинах ходить вдоль бережка, по мелководью, где коту по яйца. Лес в Новороссийск, цемент в Керчь, уголь в Ильичевск. И снова по кругу.

Лишь однажды выпало в Болгарию спецрейсом попасть. Варна оказалась сказкой. Улицы в неоновых огнях, блеск витрин. В глазах темнело от обилия барахла и жратвы. В маленькой стране люди жили по большому счету. Что тогда делается в Штатах, о Японии – не речь…

Мечта о дальних странствиях оформилась окончательно и, вероятно, сбылась бы. Надыбал Антон подходец к отделу кадров. Презент со знанием дела нужным людям подбросил: кому бутылку «Камю», кому французские духи. Приготовил полторы косых для заключительного аккорда. Еще недельки две – и прости-прощай любимая Одесса. Ушел бы Антон Борисович на мощном контейнеровозе в Италию. А вернулся бы или нет – один Бог ведает. Но что такое невезуха!

Несколько раз присылали повестки из военкомата, а он смоется в рейс – ищи-свищи… Потом бумагу выправил на отсрочку – сам заместитель начальника пароходства подписал. Так и надеялся до двадцати семи прокантовать. Только на сей раз не вышло. Забрали, мерзавцы, накануне загранрейса! Врачебная комиссия вмиг определила: годен. И направили в Туркестанский округ, что само по себе означает прямую дорогу в Афганистан. В горном лагере под Ашхабадом, где готовили к отправке в Кабул, Антон попытался еще раз увильнуть от выполнения почетного интернационального долга. Тайком от ребят отправился к зам по тылу и предложил взять его поваром. Офицер выслушал его, раздраженно сказал, что нужны не классные кашевары, а классные операторы боевых машин, коим, он надеется, и станет рядовой Загоруйкин.

Прошлая жизнь отчетливо вставала в памяти, будоражила душу. Вернуться бы в прошлое, прожить заново, скольких ошибок бы избежал! За год, проведенный у душманов, Антон всем нутром осознал, какую величайшую глупость совершил, сдавшись в плен/Он ведь на что рассчитывал? Раз добровольно явился, рассказал все, что знает, его, естественно, допросят с пристрастием, а потом интернируют. Куда?.. Да куда угодно, дальше Америки не сошлют. Антон попросит политического убежища. Американцы – народ цивилизованный, не в пример дикарям-моджахедам, найдут применение смышленому русскому парню.

Но действительность оказалась не такой, как виделась. Точнее, совсем иной – грязной, вшивой, голодной и, похоже, бесперспективной. Антону предложили взять в руки свой, принесенный в качестве трофея автомат, стать воином Ислама и делом доказать идейное расхождение с советским социализмом. Идиоты! На кой черт было соваться в плен, чтобы свои же ухлопали? Нет уж, дурных нема!.. Когда же отказался от сомнительной чести умереть во имя Аллаха, его крепко избили, одев в лохмотья, увели в горы и поместили в пещеру, где Антон провел остаток зимы, весну, часть лета, проклиная Аллаха, Христа, иногда и собственную глупость. Обовшивел, покрылся коростой, оброс. Кормили объедками, заставляли выполнять самую мерзкую работу – от чистки нужников до разделки бараньей требухи.

Летом Антона слегка почистили, приодели, переправили в Пакистан и начали таскать по лагерям моджахедов, демонстрируя редкой породы обезьяну. Вот, мол, шурави, перешедший добровольно на нашу сторону! Слушайте, как он проклинает Советы, как клеймит русских вождей и русский народ за оккупацию Афганистана!

Антон устал от притворства, с трудом гасил ненависть к истязателям и, когда попал в контрразведку Раббани, вздохнул с облегчением. А оказался он тут после попытки удрать из Дарчи, где обитал последние два месяца. В лагере к шурави привыкли, перестали обращать внимание, Антон и выскользнул за ворота. Цель была добраться до Исламабада, где находилось американское посольство. По скудности школьных знаний он сумел сочинить по-английски речь, состоящую из трех фраз: «Я русский пленный! Я противник оккупации! Я хочу в Америку!..» Далеко, однако, уйти не удалось, схватили через пару часов. Сперва избили, потом связали, бросили в машину, отвезли в Пешавар.

• Предыдущая
• 12/33
• Следующая