Восстание на Боспоре - Полупуднев Виталий Максимович - Страница 33

• Предыдущая
• 33/179
• Следующая

– А что ты убил фракийца – поделом ему! Это враг наш, как и все они! Только не думай, что это пройдет даром. Фракийцы не простят вам такого дела. Поэтому молчи и держи язык на поводу. Даже наши и те выдадут тебя, чтобы откупиться. А на меня можешь рассчитывать. Вот рука моя!

Они обнялись по-братски и сидели долго молча. Савмак сказал:

– А ты молчи про это подземелье. Здесь мы будем иногда бывать. Тут и хранить можно то, что хочется спрятать.

С этими словами засунул в щель между плитами свой нож.

– Теперь он не нужен мне. А то найдут – сразу все узнают.

– Это верно.

Страшный случай сблизил двух молодых людей. Атамаз стал относиться к Савмаку с каким-то новым чувством, напоминающим уважение, а может, и страх.

Возвратясь в школу, они с удивлением увидели, что ворота выломаны, всюду валяются вывороченные камни и палки. Воспитанники с Фалдарном во главе суетились, заливая пламя, охватившее часть зданий. Оказалось, фракийцы возмутились и устроили набег на школу. Но воины-воспитанники засели в каменном здании и отразили нападение. Потом подоспели дворцовые стражи и азиатская конница, разняли дерущихся, прекратили их распрю.

Аргот втайне был рад этому скандалу, который доставил немало хлопот его врагу Саклею. Зачинщиками являлись фракийцы, на что он сразу же обратил внимание совсем больной Камасарии. Но так как убитым оказался один сотник-фракиец, то умная царица, боясь беспорядков, постановила прекратить поиски убийц.

– Обе стороны виноваты! – отрезала она, когда Саклей стал настаивать на расследовании. – Надо, чтобы меньше пили вина наемники!

Школу, однако, разоружили, оставив воспитанникам лишь метлы и лопаты. Из воинов сделали уборщиков улиц. Аргот назначил Фалдарна одним из сотников царской дружины, охраняющей акрополь. Покидая воспитанников, Фалдарн приказал устроить им хороший обед и на день освободил их от всех работ и занятий.

Савмак встревожился, когда его вызвали к начальнику.

– Сейчас наденут на меня железа и бросят в темницу, – успел он шепнуть Атамазу.

Фалдарн встретил его в знакомой комнате-арсенале, увешанной оружием. Осмотрев молодого воина с головы до ног, сотник сказал:

– Ты показал себя примерным воином, был послушен, хотя и не всегда. Твое пребывание около царевича пошло тебе на пользу, ты многое узнал, постиг грамоту. В последней драке – не замечен. Поэтому не хочу оставлять тебя в метельщиках. Пойдешь со мною, будешь воином царской дружины и стражем у ворот царского жилища. Иди!

Весь в поту, еле придя в себя от изумления, Савмак вышел во двор и рассказал обо всем Атамазу. Тот расхохотался и, скосив глаза, заметил:

– Никогда не угадаешь, за что тебя похвалят и за что накажут. Но, видно, боги за тебя, Савмак. Теперь ты опять попал в случай. Хотелось бы, чтобы и меня сотник отметил за мое благонравие. Ха-ха!..

Когда умерла умная старуха Камасария, знающие люди так оценили это событие:

– Умерла царица Камасария – умерло царство Спартокидов. Кто продолжит династию когда-то сильных царей? Ее царствующий сын Перисад Четвертый? Но он страдает падучей и от природы не способен к делам государственным.

Впрочем, о царе Перисаде не пришлось долго толковать. Не совершив ничего великого, он умер вскоре после Камасарии во время очередного приступа своей болезни. Остался царствовать молодой, полный задора и самомнения Перисад Пятый. Он наследовал от родителя пустую казну и расстроенное хозяйство Боспора.

Годы детства и беззаботной юности остались позади. Надушенный восточными духами, напомаженный, с завитыми локонами Перисад взошел на трон предков с гордой непринужденностью. На его лице играла снисходительная и высокомерная улыбка божества, знающего себе цену. Только наследственный оловянный холодок в глазах напоминал всем подданным, что перед ними потомок великого Спартока, который уничтожил в свое время Археанактидов и окровавленной рукой взял бразды правления на Боспоре.

Молодой царь окинул свои владения мысленным взором и твердо решил, что теперь всюду дело пойдет по-иному. Он горел жаждой отдавать приказы, властвовать, подчинять своей воле все и вся.

Его слабой стрункой оказалась любовь к показной роскоши и торжественности. Он любил порисоваться перед толпой вельмож, друзей и всех, кто находил приют под широкой крышей царского дворца.

Перисаду казалось, что все эти люди и сама жизнь служат лишь обрамлением его царственного величия. Они лишь ждут его распоряжений, без которых никакое движение вперед немыслимо. В ослеплении представлял, что, как владыка царства, он свободен в своих действиях, а его воля есть наивысший и единственный закон, направляющий жизнь державы, ее смысл и содержание.

Это было печальное и роковое заблуждение, результат неправильного воспитания. Опытные боспорские деятели в доверительных беседах между собою качали головами:

– Молодой царь самолюбив, властен, но слишком переоценивает свои силы.

– Он все твердит, что монархия, по Аристотелю, наиболее нормальный вид власти. Но удивительно не осведомлен о том, как и кто управляет государством. Полагает, что достаточно ему пожелать – и реки потекут вспять.

Любители посмеяться тайком называли его «самовлюбленным Нарциссом».

Первые же шаги на пути царствования неприятно поразили Перисада. Ему показалось, что все тайно и явно противятся ему, не хотят выполнять его указаний.

Окружающая его кучка советников, в том числе Аргот и быстрый в своих действиях Саклей, терпеливо убеждала его не нарушать тех отношений, которые сложились в царстве веками.

– Это же установлено предками твоими, государь! И нарушать законы отцов – значит идти на большие неприятности и неудачи…

– Всякие новшества вредны. Они подрывают твою власть и нарушают порядок в стране…

Были отклонены требования царя создать еще одну наемную дружину из парфян, которая своим блеском украшала бы царскую ставку. Потом его отговорили от большой войны с целью захвата всей Тавриды, дав понять ему, что Боспор еле справляется с пограничными шайками скифских удальцов. Также не удалось ему организовать вторжение «всеми силами» в земли аланов. Саклей мягко, но настойчиво разъяснял задорному царю:

– Аланы – грозное племя, и мы должны жить с ним в мире. Сейчас наш лохаг Пасион воюет по ту сторону пролива с мелкими племенами, что наседают на наши владения в Азии, но тоже не всегда с большим успехом. Боспору надо накапливать силы, улучшить хлебное дело, торговлю, успокоить свой народ, а не развязывать войны, которые означали бы разорение твоего царства.

Начитавшись о походах Александра и все еще чувствуя опьянение от льстивых речей своего воспитателя Зенона, Перисад не мог примириться с мыслью, что ему не дано прославиться на весь мир военными подвигами. Знакомясь с доходами хозяйства и сравнивая свою мощь с силами аланской орды или полчищ таврических скифов, он в изумлении убеждался, что Боспор не великая держава, призванная богами поработить варваров, но всего лишь полуразвалившаяся крепостца, осажденная ратями степных пастушеских народов. Также ему не удалось лично принимать иностранных послов и вести с ними переговоры без совета и решения аристопилитов, то есть властных людей, стоящих вокруг царской особы.

Он стал устраивать частые пиры с угощениями, дорогими заморскими сладостями и винами, с театральными представлениями и шествиями. Хотел выписать из-за моря всех редкостных зверей и сделать зверинец для развлечения. Но главные казначеи, жрецы из храма Гелиоса, и высшие советники сделали ему на тайном совете доклад о том, что все это вызовет непозволительный расход средств, тогда как казна почти совсем пуста, торговля упала, войско не получает оплаты, народ ропщет на небывало тяжелые налоги, а городские богачи недовольны падением их доходов и потерей былых привилегий.

• Предыдущая
• 33/179
• Следующая